Проклятые в раю

Я сидел рядом с Дэрроу, который сидел рядом с Лейзером, который сидел рядом с мэром. В течение всего мюзикла, написанного, как я понял, обладателем Пулитцеровской премии Джорджем Гершвином, хотя даже под дулом пистолета я не напою вам из него ни единой мелодии, Дэрроу шептался с Лейзером. Их приглушенный диалог продолжался и в антракте, и так до самого конца. Дэрроу начинял молодого юриста фактами дела Мэсси, равно как и своими теориями и планами в отношении оного.

Мэр Уокер дезертировал до того, как упал финальный занавес. И пока мы выходили на 45-ю западную улицу, где нас сразу начал покусывать прохладный весенний ветерок, Дэрроу говорил:

— Знаете, Джордж, я уже какое-то время не занимаюсь делами и в течение нескольких лет не появляюсь регулярно в суде...

— Никто лучше вас не справится с этим делом.

— Что ж, спасибо, Джордж, но, боюсь, годы берут свое... — Дэрроу остановился, так резко, словно у него внезапно закончилось топливо. — Сказать по правде, мне было бы очень приятно, если бы в этом путешествии меня сопровождал более молодой человек. Скажите... вы сможете отправиться со мной в Гонолулу?

— Почел бы за честь и рвусь в бой, — выпалил Лейзер.

— Я, разумеется, должен предупредить вас, что гонорар не будет высоким. На самом деле, я могу обещать лишь немногим больше ваших расходов... и опыт на всю жизнь.

— Ясно...

— Вы согласны быть моим помощником, сэр?

Лейзер протянул руку.

— С удовольствием!

Мужчины обменялись рукопожатием. Лейзер сказал, что ему нужно будет известить своих партнеров, а Дэрроу предложил, чтобы Лейзер — и его жена, если он пожелает, — присоединились к нему в Чикаго в течение недели, чтобы произвести последние приготовления. Через день или два они созвонятся, чтобы Дэрроу мог заказать билеты.

Вернувшись к Сарди и устроившись уже в другой кабинке, мы с Дэрроу — Лейзер отправился домой — снова заказали кофе, на этот раз без всяких примесей.

— Я потрясен, — сказал я.

— Хорошее было шоу, — сказал Дэрроу.

— Шоу и в самом деле было что надо, только я говорю не про «О тебе я пою», которому, кстати, вы не уделили ни секунды внимания.

Дэрроу прихлебывал кофе и улыбался.

— Сколько из вас собирался вытянуть Дадли Мэлоун? — спросил я.

— Десять тысяч, — признался Дэрроу.

— А вы заполучили одного из ведущих юристов Уолл-Стрит задаром.

— Не задаром. Расходы и, возможно, скромный гонорар. И бесценный опыт.

— Он же не просто клерк, К. Д. — Я тряхнул головой и рассмеялся. — А как вам удалось подстроить, чтобы появился мэр?

— Ты считаешь, что все было подстроено?

— Вы ведь разыграли Уокера, как сосунка, К. Д. Держу пари, бедняга думает, что, если он вам подыграет, вы защитите Его Честь при расследовании деятельности его администрации.

Дэрроу пожал плечами. В пожатии определенно не было напыщенности.

— А Джентльмен Джимми знает, что вы будете на Гавайях, когда он предстанет перед судом?

— Мэр Нью-Йорка составил нам компанию за сырным пирогом и устроил приятный вечер в театре, — сказал Дэрроу, — а ты видишь в этом тайный заговор.

— Сколько вы получите?

— За что?

— За то, что называете... защитой Мэсси.

Он хотел бы оставить вопрос без ответа, но понимал, что лгать мне бесполезно. Я детектив и все равно смогу это выяснить.

Проницательные серые глаза сделались безразличными, когда он как бы между прочим проговорил:

— Тридцать тысяч... но свои расходы я оплачиваю сам.

Я немного посмеялся, потом вышел из кабинки.

— Вот что я скажу, К. Д. Попробуйте выхлопотать мне отпуск, а я подумаю. Но я хочу сто баксов в неделю, помимо моей зарплаты полицейского.

— Пятьдесят, — сказал он.

— Семьдесят пять и все расходы.

— Пятьдесят и все расходы.

— А мне казалось, что вы друг рабочему человеку!

— Так и есть, и оба мы находимся в ловушке дурной, несправедливой системы, распростершейся на этом куске грязи, плывущим под бескрайним небом. Пятьдесят и все расходы — вот мое последнее слово.

— Ладно, ладно, — сказал я. — В конце концов, что вы можете с собой поделать — наследственность, окружение превратили вас в ядовитого и жадного старого ублюдка.

Он попытался напустить на себя оскорбленный вид.

— Разве я не оплатил счет?

И подмигнул мне.

Глава 2

Наше путешествие длиной в четыре тысячи миль началось поездом, и два с половиной дня, пока мы ехали от Чикаго до Сан-Франциско, я отсыпался. Выполнение обязанностей по делу Линдберга вымотало меня до предела, а кое-кто из репортеров, увязавшихся за Дэрроу — для уверенности они прошли на перрон, даже взяли билеты и все такое, — пронюхал, чем я занимался, и пресса уделила мне внимания больше, чем мне того хотелось бы.

— Все это чертовски похоже на специально организованную кампанию, — сказал я Лейзеру в вагоне-баре нашего поезда «Золотые Ворота», наливая ром из фляжки в пустые кофейные чашки.

Жена Лейзера, Энн — привлекательная брюнетка лет тридцати, — и Руби Дэрроу сидели за соседним столиком и играли в карты, в канасту. Руби, с золотисто-каштановыми волосами, оживленная, была полновата, хоть и не грузна, и выглядела молодо в свои пятьдесят с чем-то лет.

— Точно, — согласился Лейзер, кивая в знак благодарности за взнос в его чашку, — на каждом полустанке нас ждут орды репортеров.

Я чуть улыбнулся.

— Но вы заметили, что К. Д. ни слова не сказал им о деле Мэсси.

Я имел в виду Омаху. Мы делали там пересадку, и старик, выйдя на платформу, тут же оказался в окружении журналистов, так и сыпавших вопросами о деле Мэсси. Веские слова и фразы — «изнасилование», «убийство», «суд Линча», «убийство чести» — носились в воздухе, как крупная картечь.

Дэрроу обвел толпу пристальным взглядом своих серых глаз, засунул большие пальцы за подтяжки и, улыбнувшись, сказал:

— Представьте себе, что... отъявленный сторонник отмены сухого закона, такой, как я, сидит на мели в самом сердце «сухой» страны. И не с кем поговорить, кроме высокомерной, нравственной публики.

Несколько газетных ищеек заглотили наживку и, выкрикивая вопросы насчет позиции Дэрроу в отношение отмены сухого закона, стали отталкивать друг друга, пока тот не остановил их, подняв руку.

— Есть ли среди вас человек, который ни разу в жизни не выпивал?

Свора репортеров ухмылялась, глядя на него и друг на друга, но никто из мужчин не ответил утвердительно.

— Ну так в чем же дело? — проворчал Дэрроу. — Разве вы не хотите, чтобы и другие могли повеселиться таким образом?

И сел в поезд.

Я отхлебнул рому из кофейной чашечки, Лейзер хмурился. Шел второй день нашего железнодорожного путешествия, и ему было не по себе.

— Дело в том, — заговорил Лейзер, — что и мне мистер Дэрроу ни слова не сказал о деле Мэсси. У меня такое чувство, будто все, что ему известно о наших клиентах и о ситуации, он нашептал мне тогда, в «Музыкальной табакерке».

— Возможно, вы попали в самую точку.

— Я хочу сказать, что он вполне владеет собой — вы видели, как он обработал репортеров, — но он старый человек, и...

— И вам бы хотелось, чтобы он больше заботился о подготовке.

— Ну, в общем, Нат... да.

— Привыкайте к этому, Джордж.

— Вы о чем?

— К. Д. не из тех, кто просиживает штаны, готовясь к делу. Вам он известен своей репутацией. Я же видел его в действии, множество раз во время споров, несколько раз в суде.

— Он блестяще выступает в суде... я читал его отчеты...

— Блестящи его отчеты... взятые по большей части из головы.

— Это смешно... как может кто-то...

— Поверьте мне. Слова как бы сами собой слетают у старика с языка. Но можете успокоиться: он начинает разрабатывать свою стратегию защиты не раньше, чем увидит обвинение в действии. Он ждет, что они допустят ошибку, и тогда нападет на них.

— Но это же чертовски опасно.

— Но это же чертов Кларенс Дэрроу.