Что остается от небес

Себастьян всегда считал Геро сильной и умной женщиной, обладающей невероятной храбростью и силой духа. Но сейчас, застыв с напряженно выпрямленной спиной в лившемся из окна свете вечернего солнца, она выглядела неожиданно беззащитной и даже чуточку испуганной.

– Не нужно скрывать это или переживать в одиночку, – тихо проговорил виконт. – Мы можем пожениться завтра же по специальному разрешению. Вы должны позволить мне поступить по чести, мисс Джарвис. Ради вас и ради ребенка.

На отвердевшей щеке сердито дернулся мускул, разрушая впечатление слабости и уязвимости.

– Вы ошибаетесь в своих предположениях, милорд. Нет никакого ребенка, – Геро повторила снова, глядя пристально и напористо, словно принуждая собеседника поверить ей: – Нет никакого ребенка.

Она до того напомнила Себастьяну Гендона, упрямо продолжавшего лгать, несмотря на все очевидные доказательства, что от этого сходства мурашки пробежали по коже.

– Вы сами сказали, что не признались бы мне, даже если бы был.

С высоко поднятой головой и ровной спиной баронская дочь отвернулась к камину и дернула за шнурок сонетки. Должно быть, дворецкий околачивался где-то неподалеку, поскольку появился чуть ли не мгновенно.

– Виконт Девлин уже уходит, – заявила мисс Джарвис. – Проводите его, пожалуйста.

Себастьян нахлобучил шляпу. Он не был достаточно уверен, чтобы продолжать давить на строптивицу. Однако пообещал, понизив голос:

– Я этого так не оставлю.

– Явитесь еще раз, и меня не окажется дома, – отрезала Геро и выскользнула из библиотеки.

* * * * *

Виконт сидел на полуразрушенной каменной ограде заброшенного сада, некогда прилегавшего к старому Сомерсет-хаусу, и смотрел на игравшие солнечными бликами волны Темзы. Воздух был напоен густым ароматом буйной зелени и гудением насекомых. Два столетия назад могущественный вельможа захватил этот удобно расположенный участок земли и воздвиг здесь величественный дворец с элегантными партерными садами и увитыми виноградом террасами. Но старинное строение Сомерсетов давно снесли. Все, что от него осталось – заросшие бурьяном груды камней, полузасохшие кусты роз да еще неприметные растрескавшиеся ступеньки, ведущие в забытое подземелье, затопляемое речным приливом.

На солнце посверкивали брызги воды от весел паромщика, переправлявшегося на другой берег. Прищурившись на него, Себастьян отогнал прочь воспоминания. Его томило тревожное чувство, что время уходит, хотя виконт и понимал, что это могло быть лишь следствием одолевавшего душу гнева, отчаяния и того, что Кэт когда-то назвала его отличительной чертой – неспособности признавать поражение.

В голове у Девлина вертелись слова, сказанные Питером Прескоттом в таверне после гибели епископа – слова, которым он не придавал значения до сегодняшнего дня. 

«Разве не о многом говорит, – заявил тогда баронет, – что надо записываться на прием, чтобы повидать собственного распрекрасного дядюшку?»

Сэр Питер утверждал, что их беседа во вторник была всего лишь продолжением затянувшегося конфликта по поводу некоей темноглазой оперной танцовщицы. Но в таком случае Френсис Прескотт должен был искать встречи с племянником, а не наоборот.

Себастьян понимал, что появление Питера Прескотта у дяди на следующий день после стычки его преосвященства с мясником могло быть обычным совпадением. Однако сомневался, чтобы так и оказалось.

«Как поступил бы подобный Джеку Слейду субъект, – размышлял Девлин, – если бы Френсис Прескотт пресек его поползновения вытянуть больше денег?» Виконту представлялись возможными три варианта: Слейд мог смириться с неудачей, мог в сердцах открыть тайну епископа всему миру либо…

Либо мог предложить опасный и ценный секрет другому заинтересованному покупателю. К примеру, леди Прескотт.

Или ее сыну, посмертному наследнику сэру Питеру Прескотту.

ГЛАВА 40

В середине дня, после того, как леди Джарвис на пару часов удалилась в свои покои отдохнуть, Геро велела заложить карету и направилась вверх по Темзе, в Челси.

Остановив экипаж в тени раскидистого каштана в конце Чейни-Уолк, баронская дочь немного посидела, наблюдая за аккуратным кирпичным домиком под номером одиннадцать. Она видела, как миссис Маккейн выходила на берег реки покормить уток, как прошествовал домой доктор, важно выпячивая грудь и слегка выворачивая наружу носки ботинок. Маккейны были доброй и достойной супружеской парой и, без сомнения, стали бы хорошими родителями для нуждающегося в любви и заботе малыша. Но только не для ее ребенка. Она не может отдать свое дитя на воспитание этим людям.

Подавшись вперед, Геро стукнула по потолку кареты и громко окликнула:

– Поехали.

* * * * *

Вняв на этот раз зловещим предупреждениям Гибсона о необходимости держать раненую руку в покое, Себастьян позволил груму отвезти его в Танфилд-Хилл. Том вернулся к работе с огромным удовольствием, хотя, когда ближе к вечеру экипаж въехал в деревню, Девлин подметил в глазах юного слуги невеселую тень. Очевидно, хирург переоценил скорость выздоровления мальчика.

Оставив гнедых на попечении Тома в «Собаке и утке», Себастьян направился по узкой тропинке вдоль мельничного ручья. Золотистые лучи опускавшегося за холмы солнца пронизывали густые кроны ив и дубов и отбрасывали пестрые тени на влажную после дождя землю.

Бесси Данлоп, бывшая нянька сэра Питера, а до этого его матери, сидела на обшарпанном стуле с решетчатой спинкой возле открытой двери коттеджа. Она лущила горох в поставленную на коленях миску и даже не подняла глаз, когда Себастьян вышел на лужайку. Зато лань, мирно щипавшая травку за углом домика, насторожилась, замерла, готовая спасаться бегством.

– Все в порядке, девочка. Он тебя не обидит, – обратилась старушка к оленихе и только потом глянула на виконта. – Я ждала вас вчера.

– По-видимому, вы преувеличиваете мои способности к умозаключениям.

При этих словах миссис Данлоп разразилась звучным, мелодичным смехом, который, казалось, принадлежал совсем молодой женщине.

Девлин присел рядом со стулом на корточки, опираясь локтями о колени и пристально вглядываясь в лицо хозяйки коттеджа.

– Вы говорили, что сэр Питер навещал вас на прошлой неделе? Когда это было?

В натруженных узловатых пальцах треснул очередной стручок, в миску посыпались твердые зеленые горошины.

– Для меня один день мало чем отличается от другого.

– Это было в тот вечер, когда погиб епископ?

– Возможно, – старушка очистила еще ряд горошин. – Хороший он мальчик, сэр Питер. Не изображает из себя слишком занятого, не чванится и всегда находит время проведать старую нянюшку.

– Но мне почему-то кажется, что появление баронета во вторник не было визитом вежливости?

Миссис Данлоп промолчала, и виконт продолжил:

– Питер приезжал выяснить, правда ли то, что сообщил ему Джек Слейд? Действительно ли его отцом является Френсис Прескотт?

Руки бывшей няньки замерли.

– Нет, ему это было уже известно.

– Епископ признался?

– Да.

– Тогда зачем ехать к вам?

– Чтобы спросить, не Френсис ли Прескотт убил сэра Нигеля.

Девлин устремил взгляд через лужайку туда, где свисающие ветви плакучих ив почти касались воды неторопливо журчавшего мельничного ручья.

– И что вы ему ответили?

– Что Френсис Прескотт никогда не смог бы поднять руку на человека. Даже на такого мерзавца, как его старший брат.

– И это правда? – поднялся с корточек Себастьян.

Склонив набок голову, старушка пытливо посмотрела ему в лицо:

– А для вас она столь важна, лорд Девлин? Истина и справедливость… Вы сделали их целью вашей жизни, больше того – превратили в свой идеал, свое божество. Только есть правда, которой лучше не знать. И подчас люди в искреннем заблуждении называют справедливостью то, что вовсе не является ею, а только еще большей ошибкой, которую уже не исправить.