Зеркало времени

Я отложила работу, проследовала за ней к туалетному столику и начала распускать ее длинные черные волосы.

— Ах, Алиса, — вздохнула она. — В каком ужасном мире мы живем!

По лицу миледи я поняла, что она не ждет ответа на свое замечание, а потому молча продолжала расшпиливать и расчесывать ей волосы.

— Как долго вы уже служите здесь, Алиса? — спросила она.

— Три месяца и шесть дней, миледи.

— Три месяца и шесть дней! До чего же вы любите точность! Несомненно, часы и минуты вы тоже сочли.

— Нет, миледи. Но я педантична в подобных вопросах.

Наши взгляды встречаются в зеркале, и на кратчайший миг мне кажется, что она меня раскусила. Но потом она отводит глаза, берет серебряное зеркальце и с безразличным видом принимается разглядывать свои брови.

— Вы настоящее сокровище, Алиса, невзирая на отдельные погрешности в части пунктуальности.

Она слегка улыбается мне, и я с напускной скромностью улыбаюсь в ответ.

— Найти хороших слуг становится все труднее. Они теперь не те, что раньше, — особенно женщины. Когда я еще жила во вдовьем особняке, у меня была горничная по имени Элизабет Брайн, исправно служившая мне на протяжении многих лет. Но потом она изменилась к худшему, и мне пришлось ее уволить. И ни одна особа, впоследствии поступавшая ко мне горничной, не оправдала моих ожиданий — кроме вас, моя милая. Надеюсь, вам здесь нравится. Мне не хотелось бы потерять вас.

— О нет, миледи, не потеряете, — весело ответила я. — Мне здесь очень нравится, и я польщена, что вы столь хорошего мнения обо мне. Для меня великое удовольствие служить вам, да еще в такой чудесной усадьбе, как Эвенвуд. Лучшего места или другого дома я и пожелать не могу.

— Вы очень любезны, Алиса. Хорошо бы все слуги считали так же — я уверена, в Англии найдется очень и очень немного столь живописных поместий, и здешние красоты, мне кажется, должны возмещать все тяготы труда. Надеюсь, вы останетесь у нас надолго, Алиса, — возможно, даже состаритесь здесь. Моя усердная и преданная служанка!

— Я бы хотела этого, миледи, и хотела бы занять такое же место в вашем сердце, как ваша старая няня, миссис Кеннеди.

С этими словами я наклонилась вперед, чтобы положить одну из шпилек на туалетный столик. В тот же момент миледи тихо вскрикнула и уронила на пол зеркальце, разбившееся вдребезги. Резко встав с кресла, она повернулась ко мне.

Мертвенная бледность залила ее лицо, и черные глаза расширились до предела, словно при виде некоего невыразимо ужасного зрелища. Но через несколько мгновений краска вернулась к ее щекам, и она принялась бранить меня самым несдержанным образом:

— Ах вы, глупая, неуклюжая девица! Посмотрите, что вы натворили! Это зеркальце досталось мне от моей любимой матушки, а теперь оно разбилось по вашей вине. А ведь я только-только подумала, что вы не похожи на прочих моих глупых горничных! Но нет, вы так же глупы, как все они. Оставьте меня! Подите прочь!

Миледи стремительно направилась к огромной резной кровати с кроваво-красными пологами; спутанные волосы рассыпались у нее по спине и плечам. Упав на покрывало, она подтянула к себе одну из подушек и прижала к груди, словно младенца.

Я вернулась в свою комнату, но уже минут через десять колокольчик над камином начал настойчиво звенеть.

Когда я снова вошла в спальню госпожи, она стояла с простертыми ко мне руками — в черном шелковом халате и с шелковым же темно-красным шарфом на голове, повязанным на манер тюрбана, из-под которого ниспадали на плечи распущенные волосы. Она улыбалась, но такой напряженной, непонятной улыбкой, что я тотчас насторожилась.

— Милая Алиса!

Голос у нее тихий и мягкий, улыбка становится шире — призывная, примирительная, но опасная, как у коварной колдуньи.

Она стоит в прежней позе, манит меня, медленно шевеля длинными пальцами, призывает взяться за руки.

Несколько мгновений я не в силах сдвинуться с места, зачарованная этим зрелищем; потом, овладев собой, я затворяю дверь и медленно иду к миледи. Она не Цирцея и не горгона Медуза, но простая смертная женщина, тщеславная и капризная, постоянно одолеваемая неведомыми страхами и ведущая отчаянную схватку с неумолимым Временем. Она хотела показать свою силу, представ передо мной в таком виде, но я вижу лишь слабость и уязвимость.

Наши пальцы встречаются и легко переплетаются.

— Милая Алиса, — шепчет миледи. — Представляю, что вы обо мне думаете. Давайте присядем.

Она влечет меня к приоконному диванчику, по-прежнему улыбаясь.

— Можете ли вы простить меня?

— Простить вас, миледи?

— За мое отвратительное поведение. Не ваша вина, что зеркальце разбилось. С моей стороны было непростительно бранить вас. Вы принимаете мои извинения?

Разумеется, я говорю, что никаких извинений не требуется и не ожидается, после чего госпожа, к великому моему изумлению, подается вперед и нежно целует меня в щеку.

— Какое же вы чудо! — восклицает она. — Так терпеливы и мягкосердечны! Воображаю, что вы обо мне думаете. Забудьте мои ужасные речи, я не хотела вас обидеть. Но у меня есть оправдание, дорогая моя, которое вы должны выслушать.

— Коли вам угодно, миледи.

Она протягивает руку и легко дотрагивается до моей щеки. От прикосновения длинных острых ногтей к коже у меня по спине бегут мурашки, и я невольно отшатываюсь.

— О, Алиса! — вскрикивает она, отдергивая руку. — Вы меня боитесь?

— Нет-нет, миледи, уверяю вас.

— Но я вижу, вы все еще расстроены — впрочем, оно и понятно. Ужасно глупо! Как я могла обойтись с вами столь жестоко? Но милая моя, когда вы упомянули имя миссис Кеннеди, мне словно нож вонзился в сердце.

Госпожа умолкает, словно ожидая от меня каких-то слов. Но я храню молчание, и немного погодя она поднимается с диванчика и подходит к камину.

— Недавно я получила в высшей степени ужасное известие, — тихо произносит она, стоя ко мне спиной, с низко опущенной головой. — Бедная дорогая миссис Кеннеди… умерла.

— Умерла, миледи?

Она молча кивает.

— Эта новость, как вы понимаете, стала для меня страшным ударом, и именно поэтому, когда вы случайно упомянули ее имя, я сорвалась на оскорбительную грубость, за которую, надеюсь, вы теперь простили меня.

Натурально, я выражаю потрясение в связи со смертью «дорогой миссис Кеннеди», и миледи горячо благодарит меня.

— Вы прочитали о нападении в газете, миледи? — спрашиваю я.

Она на миг теряется и снова отворачивает прочь лицо.

— Нет-нет. Мне сообщил мистер Вайс.

— Полагаю, миледи, вы пожелаете присутствовать на похоронах?

— Увы, — вздыхает она, — новость дошла до меня с опозданием. Мою бедную старую няню похоронили много недель назад… Ну а теперь, Алиса, — говорит она после минутного раздумья, — когда мы снова стали друзьями, я должна сказать вам одну вещь.

— Да, миледи?

Томная, снисходительная улыбка исчезает с лица баронессы. На нем появляется непонятное выражение, повергающее меня в смятение и тревогу.

— Я не хочу, чтобы вы служили у меня горничной.

Я с ужасом понимаю, что мы с ней поменялись ролями. Я разоблачена.

— Вам нечего мне сказать?

Несколько секунд миледи пристально смотрит на меня немигающим взглядом. Потом улыбка вновь вспыхивает — так же неожиданно, как погасла.

Подступив ко мне, госпожа опять целует меня в щеку и сжимает мою руку в ладонях.

— Милая Алиса! Неужели вы подумали, что я вас увольняю? Вот глупенькая! Да как вам такое могло прийти в голову?

— Не знаю, миледи. У вас было такое лицо…

— Нет-нет. Я не имела в виду ничего подобного. Разумеется, я не собираюсь вас увольнять, но я приняла решение, важное для вашего будущего здесь. Я уже давно обдумывала этот вопрос, чуть ли не со дня вашего приезда в Эвенвуд. Итак, Алиса, вот мое решение. Я не хочу, чтобы вы были моей горничной, я хочу, чтобы вы стали моей компаньонкой. Ну? Что вы на это скажете?