Седьмая чаша

— Мэтью, опасность, грозящая мне и всем остальным в этой комнате, растет с каждым часом. Некоторые до сих пор подвергаются допросам, будучи обвиненными в ереси, хотя еретиками не являются. Продолжаются аресты мясников, а теперь очередь дошла до книготорговцев. Граф Сюррей брошен в тюрьму Флит за нарушение Великого поста, и вскоре вы убедитесь в том, что все это лишь прелюдия к широкомасштабной кампании против реформаторов. Они уже подвергаются травле, их плакаты срывают.

— Да, милорд.

Хартфорд согласно кивнул.

— Мы ходим по лезвию бритвы.

— Можете ли вы представить, каким подарком стало бы для Боннера и Гардинера узнать о том, что кто-то в Лондоне убивает радикалов, отказавшихся от прежних убеждений? Это чудовищное богохульство подольет масла в огонь объявленной ими войны.

— На месте убийства Тапхольма я нашел любопытный предмет, — сказал я, достал из кармана оловянный знак и положил его на стол перед Кранмером.

Лорд Хартфорд наклонился, чтобы получше рассмотреть предмет.

— Знак пилигрима, — констатировал он. — Значит, его владелец посещал усыпальницу Эдуарда Исповедника в Вестминстере. Я видел много таких знаков на плащах людей, прежде чем доступ к усыпальницам был закрыт.

— Он не мог принадлежать Тапхольму, если тот исповедовал реформаторские взгляды, — проговорил Харснет.

— И его женщине тоже, — добавил Томас Сеймур. — Никогда не слышал, чтобы саутуоркские шлюхи носили подобные вещи.

Кранмер взял знак и повертел его в толстых пальцах.

— Значит, его обронил убийца. Возможно, знак сорвали с его плаща во время борьбы, когда он пытался связать этого несчастного коттера.

— Погодите, — вмешался Харснет, — знаки пилигрима люди нынче открыто не носят, чтобы не быть заподозренными в симпатиях к папистам.

— Да, это было бы неосмотрительно, — согласился я.

— Не исключено, что он обронил его намеренно, — предположил лорд Хартфорд.

— Да, милорд, такое возможно, — кивнул я, — но тут может быть и другая связь со старой религией.

Я набрал в грудь воздуха.

— Чтобы сломить сопротивление по крайней мере двух жертв, был использован двейл, а по словам моего друга доктора Малтона, единственным местом, где в последние годы применялся этот наркотик, являются больницы бенедиктинских монастырей. Милорд, я хотел просить вашего разрешения просмотреть архивы суда по делам секуляризации с целью выяснить, что сталось с монастырскими больницами Лондона.

Кранмер резко подался вперед.

— Вы полагаете, разгадка кроется там? — нетерпеливо спросил он. — По-вашему, это может быть бывший монах? Спятивший, озлобленный папист, убивающий тех, кто прежде принадлежал к радикальным реформаторам…

— Но ведь именно радикалы, а не паписты заявляют, что им известны все тайны Откровения.

Сэр Томас снова удивил меня своей восприимчивостью.

— Можно предположить, что цель убийств — злобно высмеять эти самые взгляды, — сказал Кранмер. — У папистской церкви есть собственные исследователи Книги Откровения, как, например, Иоаким Фиорийский.

Лицо архиепископа осветилось радостью при мысли о том, что убийца может оказаться не радикальным реформатором, а папистом. Он расправил плечи и по очереди посмотрел на каждого из нас.

— Мастер Харснет, я хочу, чтобы вы провели расследование и выяснили, был ли коттер каким-либо образом связан с двумя другими жертвами, особенно на почве религиозных убеждений. Мэтью, просмотрите архивы суда по делам секуляризации. Эдвард, — он повернулся к Хартфорду, — вы близки к королю, и я поручаю именно вам сделать все, чтобы ни слова об этом деле не достигло его ушей.

Хартфорд кивнул.

— А я? — спросил Томас Сеймур.

— А ты, Томас, держи рот на замке, — ответил ему брат.

Сеймур покраснел, а Хартфорд повернулся к Кранмеру.

— Итак, сейчас мы расследуем то, что уже произошло. А как быть с тем, что еще должно произойти? Если адвокат прав, а я полагаю, что так оно и есть, вскоре будет совершено четвертое убийство.

Он открыл Новый Завет и прочитал вслух:

— «Четвертый Ангел вылил чашу свою на солнце: и дано было ему жечь людей огнем. И жег людей сильный зной, и они хулили имя Бога, имеющего власть над сими язвами, и не вразумились, чтобы воздать Ему славу».

— Что же нам делать? — тихо проговорил Кранмер. — Когда и где это произойдет?

— Жертвой может стать любой, — заметил я. — И такой праведник, как Роджер, и закоренелый грешник вроде коттера. А уж где и когда убийца нанесет удар, предсказать и вовсе невозможно.

— Значит, остановить его мы не в силах?

— Только если поймаем. И мне кажется, нового удара не придется ждать долго.

— Почему? — спросил Харснет.

— Труп Тапхольма нашли в январе, доктор Гарней умер в феврале, а Роджер — через три недели после этого, неделю назад. Было бы логичным предположить, что новое убийство будет совершено примерно через две недели.

— А что там с оставшимися тремя чашами? — поинтересовался Томас Сеймур. — Что выльется из них?

Кранмер тяжело вздохнул.

— Излитие пятой чаши убьет грешников тьмой и великой болью. Это может означать что угодно. Шестая чаша высушит воду в Евфрате, и я не представляю, что можно сделать, чтобы изобразить нечто подобное. Наконец, когда седьмой ангел выльет свою чашу, произойдут молнии, громы и великое землетрясение.

— Милорд, — заговорил я, — у меня к вам есть еще одна просьба. Если вы выполните ее, это облегчит нам задачу.

— Слушаю вас, Мэтью.

— Это касается доктора Малтона. Именно он сказал мне, что старые монастырские врачеватели применяли двейл. Он может много знать о них, даже если не знаком с ними лично. Я хотел бы просить вас оказать ему доверие и позволить привлечь к расследованию. Он уже здорово помог нам с этим двейлом.

— Он ведь бывший монах? — резко спросил Харснет.

— Да, но Мэтью говорит, что на него можно положиться.

Кранмер посмотрел на меня долгим оценивающим взглядом.

— Хорошо, я согласен. Можете рассказать ему все, Мэтью.

Хартфорд посмотрел на меня с сомнением, Харснет тоже, но архиепископ кивнул.

Некоторое время в кабинете царило молчание. Все думали о том, какие новые ужасы могут ожидать нас впереди. А потом сэр Томас рассмеялся.

— Боже праведный, этому убийце на самом деле понадобится дьявольская сила, чтобы устроить землетрясение!

— Меня тошнит от ваших шуток, Томас! — с неожиданной горячностью набросился на него Кранмер. — Мы все знаем — или, по крайней мере, должны знать, — что в этом деле и впрямь может быть замешан дьявол, который использует все свои силы. Но мы обязаны расследовать преступления, руководствуясь здравым смыслом.

— Ты забываешь о том, что присутствовать здесь тебе позволено лишь потому, что ты мой брат, — добавил лорд Хартфорд. — А твои прежние отношения с Кэтрин Парр, на состояние которой ты мечтаешь наложить лапу, похоже, канули в Лету. С моей стороны было ошибкой привлекать тебя к этому делу.

Он сокрушенно покачал головой.

— Глупой ошибкой.

На мгновение лицо Томаса Сеймура исказила гримаса бешенства, а затем он, словно провинившийся ребенок, отвернулся и стал глядеть в окно. Кранмер вновь обратился к нам.

— Каждый из вас знает, что должен делать, — подвел он итог. — Вот и займитесь этим без промедления.

Архиепископ кивнул, давая знать, что все свободны.

Когда мы вышли в коридор, лорд Хартфорд и его брат, не говоря друг другу ни слова, пошли в противоположных направлениях, а Харснет остался стоять со мной. Чуть дальше по коридору на скамье сидел Барак. Он подошел и молча встал рядом.

— Похоже, нам и дальше придется действовать сообща, — проговорил Харснет. — Вы молодец, что догадались протянуть ниточку между убийством коттера и Книгой Откровения. Хотя я молюсь о том, чтобы это было не так.

— Мысль о том, что подобное возможно, действительно пугает.

— Прошу прощения, если я был излишне резок. Вы правы, нам необходимо подходить к расследованию с трезвым, холодным умом. Но стоит мне подумать, что кто-то, изучавший Библию, может совершать столь чудовищные вещи…