Ярмарка коррупции

– Это отвратительно, – сказал я как мог более пылко.

– Эти омерзительные виги, со всеми их новыми деньгами, и нонконформистами, и евреями, они готовы купить и продать каждый клочок нашего королевства любому, у кого толстой кошелек. Вот голландец хочет купить – отдайте ему казначейство. Вот ирландец, скопивший состояние на фондовой бирже, – продадим ему наши законы. Всему этому надо положить конец. Мы обязаны отнять власть у низких, жадных людей и вернуть ее короне, которой она должна принадлежать.

– Я совершенно с вами согласен, сэр. Вот почему я хочу, чтобы Догмилла обуздали. Без него Хертком победить не сможет.

– Он будет обуздан, обещаю вам, и он, и его продажные друзья виги. Я рад, что вы подняли этот вопрос. Если вам удастся узнать что-то еще о нашем враге, надеюсь, вы придете и расскажете мне. Может быть, в следующий раз мы сможем публично рассказать о том, что вы обнаружили.

– Благодарю вас, мистер Мелбери, – сказал я, поднимаясь.

– Это я должен вас благодарить, Эванс, – сказал он. – Вы мне нравитесь, сударь. Вы мне очень нравитесь, и уверяю вас, я не забуду об услуге, которую вы оказали мне сегодня. Вы увидите, что я ценю друзей.

Я поклонился в ответ.

– Однако, – прибавил он, – быть моим другом означает навлечь на себя гнев Догмилла. Вы должны решить, готовы ли вы заплатить подобную цену.

– Можете не сомневаться, я от него не отстану, – сказал я.

Часом позже я снова встретился с тремя головорезами, как уже делал раньше в то утро, в грязной таверне в Смитфилде. Мистер Мендес сдержал свое слово и нашел для меня этих парней – мелких воришек и разбойников в услужении у Уайльда.

– Как обещал, – сказал я вожаку, – вот второй шиллинг за ваши труды.

– Вы ничего не говорили о шпагах, приставленных к моему горлу, – пожаловался он. – Вы говорили, что просто вмешаетесь и не дадите мне причинить вред этому Мелбери. Про шпагу ничего не было сказано. Я подумал, что вы один из этих аристократов, ну, знаете, которые любят развлекаться с такими, как мы, и что вы точно меня проткнете. Я чуть штаны не намочил.

Я тотчас понял, что речь идет о дополнительной плате, но посчитал, что претензии необоснованны, однако я также знал, что проявить щедрость никогда не помешает.

– Тогда держи еще полшиллинга, – сказал я, открывая кошелек. – Если бы ты действительно намочил штаны, получил бы больше.

Он сунул монету в карман.

– Бог ты мой, если б я знал. Я бы кувшин проглотил, прежде чем идти на дело.

Глава 13

Во время нашей следующей встречи с Элиасом я рассказал ему о визите к Догмиллу. Он качал головой и пил вино с одинаковым рвением.

– Ты с ума сошел, – сказал он. – Я по-прежнему считаю, что идти на конфликт с подобным человеком – прямая дорога к гибели.

– Он первым пошел на конфликт со мной, – заметил я.

– И что ты теперь собираешься делать? Подожжешь его дом?

– Если бы это понадобилось для достижения моей цели, поджег бы без всяких колебаний. Но поскольку, вероятно, это не решит моих проблем, думаю, пока подожду. Но, полагаю, пришло время показать мистеру Догмиллу, что Мэтью Эванс не потерпит дурного отношения к себе.

Если Элиас не был в большом восторге от моего посещения Догмилла, он, без всякого сомнения, не одобрил бы того, что я намеревался сделать далее, но моего врага нельзя было сразить мягкими методами. Я уже достаточно хорошо знал Догмилла, чтобы понять: человек он далеко не мягкий и плохо переносит, когда ему перечат или бросают вызов. Поэтому я подумал, что, если хочу спровоцировать его, мне нужно бросить ему вызов, и лучше всего сделать это публично.

У меня вошло в привычку регулярно просматривать газеты, и в одном из изданий вигов я обратил внимание на заметку, где говорилось, что мистер Хертком устраивает аттракцион с гусем в Сент-Джеймс-парке. Я не сомневался, что мистер Догмилл непременно там будет, и рассматривал это событие как прекрасную возможность укрепить нашу взаимную антипатию.

Жаль, думал я, мне придется надевать тот же костюм, что был на мне, когда я посещал Догмилла, но, поскольку одежда моя была неброской, он, я мог надеяться, и не заметит, что я не сменил одежды. Я посмотрел на себя в зеркало и пришел к выводу, что выгляжу законченным английским джентльменом. Поэтому я нанял экипаж и отправился в парк, где вскоре смешался с несколькими десятками сторонников вигов.

Несмотря на необычно теплую для этого времени года погоду и отсутствие дождя, объявленное событие не привлекло много народу. Большинство, как и я, не были одеты для верховой езды, но несколько мужчин были во всеоружии. Должен признаться, я никогда не был большим поклонником жестоких игр, которые англичане устраивают с животными, а аттракцион с гусем был одной из самых низменных забав подобного рода. Упитанного гуся подвешивали за ноги высоко на ветке дерева, его шею обильно смазывали жиром. Участники должны были пронестись под гусем на всем скаку и ухватить его за шею. Человек, которому удавалось ухватить гуся и сорвать его с дерева, а чаще всего оторвать ему голову, уносил домой приз.

Подойдя ближе, я увидел, что среди собравшихся было несколько дам, приветствовавших наездника, который проехал под гусем и с силой дернул его за шею. Увы, ему не удалось удержать шею, обильно смазанную жиром. Птица издала крик боли, но не встретила сострадания.

Пока готовился следующий наездник, я увидел, что и Догмилл, и Хертком стояли среди мужчин, не принимавших участия в состязании. У Догмилла был тоскливый вид, как у голодного человека, который смотрит на свежеиспеченный пирог, поставленный остужаться.

Однако первым меня заметил Хертком. Вспомнив, что видел меня дома у Догмилла, он, должно быть, подумал, что я близкий друг его доверенного лица.

– О, да это мистер Эванс, если не ошибаюсь, – сказал он, радостно пожимая мне руку. – Очень рад снова вас видеть, сэр, действительно очень рад. Я слышал, вы тоже торгуете табаком, как наш мистер Догмилл.

– Точнее говоря, ямайским табаком. А я слышал, что вы защищаете интересы табачного торговца в парламенте.

Он залился краской, словно я назвал его красавцем или смельчаком.

– О, я действительно сделал кое-что для табачного бизнеса. Уверяю, мне пришлось сражаться, чтобы не допустить прохождения этого ужасного законопроекта, запрещавшего включать в табак древесину и грязь. Представляете, насколько увеличились бы цены, если бы купцы, такие как вы, должны были гарантировать, что в фунте табаку нет ничего, кроме самого табака.

– Ужасающе, – сказал я.

– А когда хотели отнести табак к предметам роскоши и взимать налог, я боролся против этого, как бешеный пес, да-да. Я кричал, что табак не роскошь, а необходимость, ибо люди готовы тратить свои денежки на табак в первую очередь и только во вторую – на хлеб, а иногда лишь потом – на пиво. И так как он помогает нашему рабочему населению оставаться здоровым и крепким, для нашей страны было бы катастрофой, если бы народ не мог позволить себе покупать продукт в достаточном количестве.

– Вы меня вполне убедили, поверьте.

Он радостно засмеялся:

– Благодарю вас, сэр. Я тешу себя надеждой, что мои речи в палате звучат вполне убедительно. – Он осмотрелся вокруг. – Вам нравится состязание, сударь?

– Если быть откровенным, мистер Хертком, мне никогда не нравились забавы, в которых с живыми существами обращаются столь жестоко.

Он хохотнул.

– Это всего лишь гусь, он годится только в пищу, это ведь не какая-то комнатная собачка.

– Разве это означает, что его можно подвешивать на дереве и мучить?

– Я об этом никогда не задумывался, – признался он. – Пожалуй, это ничего не означает. Тем не менее уверен, что гусь создан для удовольствия человека, а не наоборот. Не хотел бы я жить в таком мире, где все устроено для удобства гусей.

– Конечно, – сказал я вполне добродушно, – существует различие между тем, как вести себя для блага гусей, и тем, как вести себя так, чтобы это обнажало нашу жестокость.