Мученик

Она отвернулась и посмотрела в окно. Небо было по-зимнему белым. Шекспир ждал. Она снова повернулась к нему.

— И еще потому, что я вам доверяю, господин Шекспир.

От ее слов у него мурашки побежали по спине. Он, как следователь, как агент на службе государства, боялся ее доверия. Меньше всего ему хотелось оказаться посвященным в секреты, сохранить которые он не сможет. Он отпил вина и ощутил его тепло и сладость.

— Госпожа, — наконец произнес он, — вы должны понимать, что я не могу обещать сохранить в секрете все, что вы мне скажете. Я подчиняюсь господину секретарю и Ее величеству королеве.

Кэтрин сухо рассмеялась.

— Я не собираюсь компрометировать вас. Я хотела сказать лишь то, что надеюсь на ваше благоразумие.

— Тогда расскажите мне о леди Бланш подробнее.

— Ну, временами она вела себя как полная жизни, веселая девчонка. А иногда становилась серьезной и набожной. Она даже хотела отправиться в Италию или Францию, чтобы уйти в монастырь, но передумала. Тогда я не поняла, почему. Но теперь я знаю. Она влюбилась.

— Это был отец ее нерожденного ребенка?

Кэтрин закрыла глаза и прижала руки к лицу, как девочка, которую привели посмотреть на травлю медведя.

— Думаю, да, — спокойно произнесла она. — Я не знала, что она ждет ребенка, пока не услышала о ее смерти. Пожалуйста, не спрашивайте меня больше. Я не смогу назвать его имя.

— Что это за человек? Он иностранец? Ваш друг? Еще один папист?

— Пожалуйста…

— Вы хотите, чтобы я нашел ее убийцу. Но я не могу бороться с тенями. Пролейте свет на это темное дело. Должен признаться, что за этой трагедией может стоять нечто гораздо большее. У меня есть причины полагать, что ее убийца послан испанцами и что он затевает антигосударственный заговор. Возможно, она узнала больше, чем ей положено, и стала для него опасной. Вы утверждаете, что являетесь законопослушной подданной короны. Пришло время доказать это. Если тот, кто убил леди Бланш, и тот, от которого она ждала ребенка, один и тот же человек, ваша обязанность, как англичанки, сообщить мне его имя. У меня нет желания пугать вас, но вы должны сознавать опасность, которая грозит вам и всему этому дому, если вы будете скрывать важные доказательства.

Она отрицательно покачала головой.

— Человек, которого она любила, и мыши не обидит. Он — добрая душа. Так жаль, что им не суждено было быть вместе.

— Значит, вы его знаете?

Она медленно кивнула.

— Да, знаю. Но вам его имени не открою.

— Откуда вам знать, что он ее не убивал? Только Господь может заглянуть в сердце человека.

— Господин Шекспир, я не дурачу вас. Я доверяю вам, насколько могу, так что, пожалуйста, и вы доверьтесь мне. Человек, которого она любила, не убивал ее.

— Вы знаете, кто это сделал?

За окном неторопливо пролетела птица: ворон или коршун в поисках добычи. До слуха доносились резкие звуки — плотники загоняли гвозди в стропила и перекладины, не утихал размеренный бой похоронных барабанов. Некоторое время она размышляла. У нее были только подозрения, а не доказательства. Она не могла рассказать о своих страхах, опасаясь, что таким образом предаст тех, кого любила.

— Нет, — тихо ответила она. — Я не знаю, кто убил ее.

— Но у вас есть предположение, не так ли?

— Если у меня и есть предположения, то им нет доказательств, так что их можно счесть безосновательными. Нет смысла говорить о них.

— Позвольте мне судить.

— Нет.

Шекспир стиснул зубы, будучи вне себя от разочарования. Теперь ее можно было бы отправить за решетку для допроса с пристрастием. Чем эта женщина лучше Валстана Глиба, который томится в Ньюгейтской тюрьме и которому грозит лишение руки и годы каторги? Возможно, Топклифф и прав: он слишком мягок для этой работы. Шекспир нахмурился.

— Хорошо, госпожа, мы еще вернемся к этому разговору. Но сейчас давайте перейдем к другому вопросу. Какое отношение имела леди Бланш Говард к публикации призывающих к мятежу трактатов? Вы с господином Вудом тоже в этом замешаны?

— Я ничего не знаю об этих публикациях и о том, была ли леди Бланш Говард вовлечена во что-либо подобное.

— Но господин Вуд кое-что знает, я в этом уверен. Я видел его выражение лица, когда беседовал с ним. Он узнал бумагу, печать или и то и другое.

— Об этом вы должны спросить самого господина Вуда. Я не могу отвечать за него.

— А что вы знаете о доме на Хог-лейн, где было обнаружено тело леди Бланш?

— Ничего. Я никогда не слышала о доме на Хог-лейн и даже не смогу сказать, где он находится.

— А есть что-нибудь, что вы хотели бы мне сообщить? Любые сведения, которые могли бы помочь нам найти этого мерзкого убийцу?

— Господин Шекспир, пожалуйста, поверьте мне. Если бы я знала убийцу, я бы без колебаний сообщила вам его или ее имя. Я хочу, чтобы преступник, виновный в этом ужасном преступлении, был передан в руки закона, и чтобы подобного больше никогда не повторилось.

Произнося спокойно и твердо эти слова, Кэтрин ощутила неприятный холодок. Стараясь не лгать, она с ужасом сознавала, что не до конца честна.

Глава 24

Роуз Дауни потянулась к деревянному корыту в кладовой и достала пармезан, чешир, маленькую головку овечьего сыра и мягкий пикантный руанский сыр. Там же она нашла кусочек «зеленого сыра», мягкого сыра с травами, но он покрылся плесенью, и она отложила его, чтобы позже отдать свиньям. Ей сказали, что сегодня вечером состоится важный ужин, и графиня хотела, чтобы угощение было великолепным. Она выложила сыры на большой деревянный поднос, затем принялась нарезать холодное мясо, чтобы положить его к сыру. Как и двум другим служанкам, работающим в этом огромном старом доме в Фаррингтоне, Роуз было интересно, кого ее хозяйка, леди Энн Танахилл, будет принимать этим вечером. Подобные события в эти дни были редкостью: после того как два года тому назад мужа графини, лорда Филиппа, заключили в Тауэр, она со своим маленьким ребенком вела уединенную и невеселую жизнь. Несмотря на высокий рост, светлые волосы и кожу, сияющую как у пятнадцатилетней девушки, леди Танахилл была весьма застенчивой. И все же Роуз восхищалась той грацией, которой обладала графиня.

Дом был милым, хотя и старым, нуждающимся в уходе зданием. Лет сорок тому назад, прежде чем перейти во владение графов Танахилл, это был городской дом епископов и священников прочих санов. К дому примыкал длинный и просторный сад, который спускался к Темзе, где был устроен причал со ступеньками, чтобы можно было без труда сесть в шлюпку. Дом стоял почти вплотную к особняку графа Лестера и королевскому дворцу Сомерсет-Хауз, что было не слишком удобно для семьи, придерживавшейся старой веры, когда многие из их окружения исповедовали новую.

Обычно горничные, слуги и их хозяйка отправлялись спать с наступлением сумерек, но сегодня по всему особняку Танахилл горели свечи. Экономка Эми Спинк распорядилась, чтобы на кухне запекли двух кур и крестец говядины. Был еще суп, зимние овощи и засахаренные фрукты. В семь начали прибывать гости. Сначала семейство Воксов, затем Брауны, а следом за ними Трешамы и господин Свитин Уэллс, сумрачный и сутулый. Господин Уэллс был самым частым гостем графини. Роуз знала всех гостей, и то, что все они были католиками, но ее это не заботило. Хозяева были уважительны и добры к ней. Религиозные разговоры Роуз не интересовали: сама она раз в неделю по воскресеньям ходила в англиканскую приходскую церковь, да и то лишь потому, что не делай она этого, то по закону ей пришлось бы заплатить штраф.

Последних двух прибывших гостей Роуз не знала, их представили как господина Коттона и господина Вуда. Она сделала перед ними реверанс, ибо они были хорошо одеты, как джентри. Когда три служанки — Роуз, госпожа Спинк и Беатрис Фоллоу, которой было всего лишь одиннадцать лет, — вышли из обеденной залы, наверху в комнате Роуз заплакал ребенок. Она замерла на полушаге.

— Пожалуйста, только не это, — произнесла она одними губами. Каждый мускул ее тела напрягся. Ей придется подняться к ребенку, хотя она хорошо знала, что никакое укачивание не остановит этот нечеловеческий крик. Только ее молоко могло ненадолго остановить этот, похожий на кошачий вой, плач, насытившись, ребенок наконец засыпал. Однако он уже проспал два часа и вряд ли заснет снова до полуночи.