Проклятый меч

Ролло расправил спину и широко улыбнулся. Сегодня будет хороший день. Хороший для битвы.

И для смерти.

Да, к тому времени Брэн уже давно был мертв.

Конечно, за свою жизнь он выковал много других клинков, но до последнего дня не сомневался, что в тот заветный меч вложил свои лучшие качества оружейного мастера. Что же касается остальных… Они оказались не столь удачными, во всем уступая памятному клинку. Тот действительно был воплощением оружейного совершенства. Поздними вечерами Брэн часто сидел с кружкой эля, любуясь произведением своих рук. Ему хотелось бы увидеть его в ножнах, но он так и не решился продать свое детище, прекрасно понимая, что вместе с ним продаст и частичку самого себя.

Но пришло время, и судьба клинка выскользнула из его рук. Через шесть лет Брэн умер. Брэда загнал в ловушку старую дикую кошку, и Брэн пытался помочь сыну убить ее, но свирепое животное серьезно его поцарапало. Рана стала гноиться и в конце концов погубила его. Он умер в начале зимы под душераздирающие вопли своих родных и горькие упреки Дадды, адресованные своему брату: «Это ты во всем виноват! Ты убил нашего отца!»

И даже когда молодой священник Бартоломью отпевал безвременно почившего в бозе кузнеца, Дадда не разговаривал с Брэдой, что еще больше усугубляло скорбь и без того убитой горем матери.

Бартоломью присутствовал при продаже клинка в Эксетере. Его приобрел какой-то бродячий купец и унес вместе с двадцатью другими завернутыми в льняное полотно, а позже Бартоломью, ставший к тому времени викарием, видел клинок на местной ярмарке. Он заметил клеймо Брэна, отпечатанное на рукояти меча, и вспомнил доброго кузнеца-оружейника, похороненного им много лет назад.

Вскоре после этого клинок попался на глаза торговцу из Лондона, очарованному столь совершенным оружием. Бартоломью встретил его с нескрываемой настороженностью, поскольку всегда с большим подозрением относился к «иностранцам».

— Меня зовут Пол, — представился купец. — Я интересуюсь оружием местного производства. У вас есть что-нибудь интересное?

— Да, у меня имеются прекрасные клинки, господин, — ответил продавец.

— Все вы так говорите, — не поверил купец.

Бартоломью решительно вступился за Брэна:

— Эти мечи сделаны лучшим оружейником в наших краях!

— Неужели? — хмыкнул покупатель. — Мне не раз доводилось слышать подобные заверения.

— Сказано ведь: «Кто живет во лжи, убивает свою душу, а кто лжет, убивает свою честь», — назидательно произнес Бартоломью. — Я не лгу. Эти мечи — настоящее произведение искусства. Лично я с гордостью носил бы такое оружие.

— Так купите себе его!

Викарий грустно улыбнулся:

— Я бы с радостью это сделал, но, к сожалению, не могу позволить себе подобной роскоши.

— Ну что ж, — обратился Пол к продавцу, — давайте взглянем на ваши сокровища.

Пол оказался на редкость проницательным человеком. Длинные каштановые волосы, скрытые под старой кожаной кепкой, и массивное чрево выдавали в нем вполне обеспеченного человека. Широкий поясной ремень прочно удерживал тяжесть отвисшего живота, когда он важно двигался по рынку, заложив руки за спину. Проходя мимо прилавка с клинками, он мгновенно согнал с лица улыбку и удивленно свистнул. Квадратное лицо Пола вытянулось и посерьезнело, демонстрируя неподдельный интерес к оружию.

Этот меч захватил его внимание с первого взгляда, выделяясь мастерством отделки на фоне остальных клинков. Взяв его в руку, он неожиданно почувствовал, что клинок живет своей собственной жизнью. Пол поразился этому обстоятельству, поскольку раньше привлекали его внимание мечи лишь полностью готовые, то есть с эфесом и в ножнах, а здесь имелось одно только длинное лезвие. Он стал разглядывать клинок более внимательно. Тот был ровным, отполированным до блеска, с необыкновенно острым концом и составлял в длину не менее тридцати дюймов. Прекрасная полировка придавала мечу оттенок тускло поблескивающего серебра. Пол безуспешно искал хотя бы маленькую вмятину от ковки, но лезвие было ровным, зеркальным блеском подчеркивая совершенство мастера.

— Где ты, говоришь, нашел его, приятель?

— В доме одной старой вдовы. Она умерла, а этот клинок, трудно поверить, господин, я нашел под ее кроватью. — Продавец хитро улыбнулся. — Ее муж был кузнецом и, по всей вероятности, сделал его для себя. Единственный в своем роде, насколько я могу судить.

«Действительно единственный», — подумал Пол и, заплатив продавцу, распрощался с ним и священником. А вернувшись в Лондон в свою мастерскую, тотчас поместил клинок на широкую скамью и долго его изучал. В то время он трудился над шестью другими мечами, два из них были совершенно новыми, а четыре — старыми, которым требовалось заменить рукояти. Работая над ними, он то и дело поглядывал на этот новый меч, касался его пальцами, поглаживал сверкающую на солнце сталь. И все никак не мог придумать, какую рукоять соорудить для этого чудесного клинка.

Самым простым ему показался эфес в форме креста. Недавно он видел такой у одного мастера. Старый оружейник создал из стального бруска настоящее произведение искусства, загнув края и вырезав из них пару собачьих голов. В конце концов Пол решил сделать такой же эфес, с навершием из обыкновенной стали — нет никакой необходимости в чрезмерном украшении этого замечательного оружия, — а рукоять вырезать из твердой липы, украсив проволокой и полосками прочной кожи.

Это будет меч, о котором может мечтать каждый мужчина. Меч чести, достоинства и воинской доблести.

Вопреки всем опасениям, высадка на берег оказалась не такой сложной, как предполагал Ролло. Враг еще не был предупрежден, хотя он не сомневался, что видел вдали крошечные огоньки, будто кто-то посылал предупредительные сигналы.

Его галера быстро приближалась к берегу, пока наконец гребцы не подняли весла, застыв в ожидании дальнейшей команды. На судне воцарилась мертвая тишина. Воины сосредоточились на высадке, готовя себя ко всяким неожиданностям. Они понятия не имели, что может ожидать их на чужом берегу, но неплохо знали своих врагов — хитрых и храбрых воинов, не ведавших горечи поражения. Они затаились на этой неизвестной земле, и гнев, вызванный новостью о вторжении неприятеля, вполне мог выйти из-под контроля. Многие скоро погибнут в предстоящей схватке. Неистовый Свейн широко ухмыльнулся, сжимая в руках боевую секиру, и Ролло вынужден был ответить ему тем же.

И в это мгновение все они повалились на палубу от сильного толчка. Их небольшое судно, налетев на прибрежное дно, содрогнулось всем своим деревянным корпусом, заскрипело промокшими досками и, медленно накренившись, застыло.

Ролло успел заметить краешком глаза, как два человека у его ног сильно столкнулись головами и рухнули замертво, но быстро опомнился и крикнул своим людям, чтобы те прыгали в воду и занимали оборону на берегу. Воины немедленно выполнили его приказ и вскоре выстроились с секирами, мечами и копьями, изготовившись уничтожить любого, кто посмеет оспорить их право на эту землю. Часть из них побежала на высокий холм, чтобы оттуда следить за окружающей местностью, пока остальные лихорадочно выгружали из трюма доставленный груз и покидали галеру.

А на борту Ролло грозно прикрикивал на зазевавшихся. Готовый покинуть судно, он вдруг увидел рядом какого-то человека. Это оказался один из столкнувшихся во время крушения судна. Он был в стальном шлеме на кожаной шапке, в то время как другой лежал с непокрытой головой. Острый край шлема раздробил ему макушку и практически выколол глаз, из которого на палубу стекала струйка крови. Воины печально взглянули на бездыханное тело и осторожно опустили его в море.

Ролло хотел было прикрикнуть на этого человека, но вдруг понял, что тот плачет.

— Он был моим братом.

— Ты присоединишься к нему, если сейчас же не покинешь судно и не поможешь своим товарищам, — пригрозил Ролло и перемахнул через борт галеры.