Проклятый меч

— Вы полагаете, мы выиграли это сражение? — спросил у рыцаря тяжеловооруженный всадник из Бордо по имени Одо.

— Надеюсь, что так, — ответил тот. — А если нет, значит, мы в западне. Для нас здесь не существует пути к отступлению.

— Если они смогли это сделать…

— Удачная засада, не более того, — проворчал другой всадник.

— Удачная? Они убили самого Свейна.

— Свейна? — удивленно переспросил Одо.

— Да, того бесстрашного бойца с секирой, которого все считали непобедимым. Он лежит вон там, рядом с Ролло.

Они с горечью посмотрели на великана, в широкой груди которого зияла огромная рана от меча. Его действительно считали непобедимым.

Хриплый кашель одного из раненых заставил их мгновенно схватиться за оружие и осторожно приблизиться. Неподалеку от них лежал раненый наемник, схоронившийся за трупом лошади. Убедившись, что это свой, воины успокоились, спрятали оружие и наклонились над умирающим, который задыхался от хлынувшей горлом крови. Одо похлопал беднягу по руке, достал флягу и дал ему выпить пару глотков воды, а его товарищ направился к мертвому саксонцу и стал снимать с его пальца кольцо. А когда это ему не удалось, равнодушно пожал плечами, вынул из чехла нож, и через минуту кольцо было у него в руках, а отрезанный палец валялся в траве. После этого он пошел к лежавшему неподалеку Свейну. Постояв над поверженным гигантом, он насупился, немного подумал и перевернул тело.

— Одо, ты только посмотри!

Услышав этот негромкий крик, сэр Ралф повернулся в их сторону и пришпорил лошадь. Оттащив в сторону тело Свейна, они увидели на траве сверкающий клинок — совершенно изумительный меч с большим круглым эфесом и крестом в виде двух собачьих голов.

— Дайте его мне!

— Это я нашел!

Рыцарь угрюмо зыркнул на солдата. Ничтожная дворняжка из верфи Гавра или такого же гиблого места.

— А я взял его! — холодно произнес сэр Ралф, и у всадника мороз пошел по коже. Предводитель поднял меч и медленно прочитал выгравированную на лезвии надпись: — «Кто живет во лжи, погубит свою душу…» Значит, это был ты, храбрый владелец секиры? Ну ладно, когда вернемся в форт, приходи ко мне, — обратился он к тяжеловооруженному всаднику, который первым обнаружил этот клинок. — Я заплачу тебе за эту замечательную находку. — Он повернул лошадь и, проезжая мимо сержанта, тихо прошептал: — Если этот несчастный голодранец наберется наглости и придет, дай ему пинка под зад и скажи, что его меч не стоит и гроша.

— Да, сэр.

В тот день сэр Ралф не раз любовался находкой, невольно расплываясь в улыбке. Этот клинок обладал какой-то невероятной силой, был прекрасно сбалансирован, необыкновенно прочен и на редкость красив. На остром лезвии виднелась лишь пара небольших зазубрин, и это после такой кровопролитной битвы! Словом, это было самое прекрасное оружие из всех, что ему доводилось встречать в своей жизни. Но самое удивительное заключалось в том, что это чудо оказалось в руках какого-то мелкого дворянина, да еще в такой глухомани. Он должен выгравировать на превосходном лезвии свое имя и герб, чтобы все знали — это оружие принадлежит благородному рыцарю де ла Помрою. Так и сделали. Гравировку украсили серебром, и отныне каждый мог собственными глазами убедиться, что этот чудесный клинок принадлежит сэру Ралфу.

Он взмахнул им над головой и снова улыбнулся.

Конечно, позор, что этот чудный меч не защитил своего владельца и его землю. Но тот уже мертв, а сэр Ралф не сомневался — эта земля скоро станет принадлежать его герцогу. Бог всегда был на стороне норманнов.

— Вы узнаете его? — снова спросил сэр Ралф.

Бартоломью вспомнил те ужасные дни, когда бежал прочь от побережья, с трудом отыскал войска короля Гарольда и без колебаний присоединился к нему в надежде, что им удастся одолеть захватчиков, сбросить их обратно в море и полностью уничтожить. Однако этим надеждам не суждено было сбыться. Он помнил отчаяние и ужас, охватившие всех жителей королевства, когда Гарольд погиб, сраженный метким копьем норманнского рыцаря.

Ему понадобилось немало недель, чтобы залечить раны и вернуться на церковную кафедру. Увечья оказались слишком тяжелыми, но поправился он все же благодаря беспрестанным молитвам своих прихожан. А потом появились норманны, взяли город в осаду, захватили его и вырезали всех, кто попадался на их пути. Они вешали несчастных жителей на площадях, пытали в тюрьмах, а потом приказали снести все дома, возведя на их месте рыцарский замок — символ безграничной власти короля Вильгельма Бастарда. А когда в город прибыли люди сэра Ралфа де ла Помроя, смерть стала привычным делом, для которого не требовалось оправданий.

С тех пор Бартоломью видел много смертей среди своих прихожан. Слишком много. И немало этих несчастных было убито именно этим клинком. Он сокрушенно покачал головой и вложил меч обратно в ножны. Даже пальцы скрючивало от боли, когда он к нему прикасался. Он никак не мог дождаться того момента, когда вернется в свою церковь в Эксетере, где с давних пор служил приходским священником. Возможно, когда-нибудь он все-таки сможет осознать всю тяжесть этой незабываемой катастрофы. Правда, верилось в это с трудом.

Слишком много хороших людей погибло за то время, когда брат убивал брата, и среди них были Дадда и Брэда. Да, конечно, он слышал слова Дадды, сказанные при последнем издыхании: «Брат, я люблю тебя… Прости!»

Этот проклятый меч, выкованный умелыми руками их отца, убил обоих, прервав тем самым род. Его пальцы снова прошлись по серебряной гравировке. «Де ла Помрой», — прочитал Бартоломью и почувствовал дурноту.

Сэр Ралф остался весьма доволен такой реакцией.

АКТ ПЕРВЫЙ

Крыша обрушилась, со страшным треском поднимая в ночное небо фонтан искр. Воздух мгновенно наполнился мельчайшими частицами черного пепла и горящей соломы, снопами вылетавшими из горящей хижины. В считанные минуты жилище Гвина, простоявшее около двенадцати лет, сгорело дотла, оставив после себя лишь дымящееся пепелище.

Огромный корнуоллец застыл на обочине, беспомощно наблюдая за трагедией вместе с соседями, которые сочувствовали чужому горю, но больше беспокоились, как бы пламя не перекинулось на их собственные дома. Они беспрестанно подносили к пожарищу воду из колодца, наполняя большие кожаные бурдюки, но не могли спасти от полного уничтожения маленький дом, сооруженный много лет назад из деревянных кольев, обмазанных сверху смесью глины, соломы и навоза домашних животных.

Жители деревушки Сент-Сидвелл, раскинувшейся за стенами Эксетера, изо всех сил помогали несчастному Гвину из Полруана спасти хоть что-то из небогатых пожитков его семьи. Правда, почти все имущество находилось в одной-единственной комнате, которая сгорела первой. Сохранилось лишь то, что осталось в небольшой летней хижине, где жена Гвина Агнес обычно готовила еду. Домик тоже сгорел дотла, но им удалось вынести оттуда все представлявшее хоть какую-то ценность. Среди этого добра были три козы, домашняя птица и пара свиней, отправленные в безопасное место на приусадебном участке.

— Как это случилось? — спросил сосед, от которого постоянно разило неприятным запахом, поскольку он работал в кожевенной мастерской и занимался выделкой кожи.

— Проклятая соломенная крыша! Куча хвороста и соломы упала в очаг и мгновенно загорелась. Когда я проснулся от дыма, было уже слишком поздно!

Соломенная крыша небольших сельских домов обычно покоилась на тонкой основе из плетеной лозы, поддерживаемой небольшими опорами. Такая кровля всегда несла опасность для сельских жителей, поскольку очаг находился внутри дома, посреди самой большой комнаты.

— Слава Богу, не было Агнес и детей, — глубокомысленно заключил кожевник, с удовольствием наблюдая за драмой, так оживившей тоскливую жизнь деревни.

— У нас на этой неделе одни неприятности, — угрюмо проворчал Гвин. — Сыновья чем-то заболели, и жена повезла их в Милк-лейн, к своей сестре, которая хорошо разбирается в травах, снадобьях и прочих вещах.