Смарагдовое ожерелье

Глава 17

Теперь для Джошуа Поупа не было ничего более важного, чем защитить свое доброе имя. Несмотря на свои смелые заявления, он знал, что Герберт Бентник способен нанести его репутации невосполнимый ущерб. Если он не докажет свою непричастность к пропаже ожерелья, его доброе имя будет навеки опозорено. Вполне возможно, что он останется без средств к существованию и даже лишится жизни. Хоть Герберт и сказал, что не верит в его виновность, Джошуа чувствовал, что тот все еще относится к нему с подозрением и в любую минуту может ополчиться против него. Зная все это, Джошуа не имел ни малейшего желания ехать вместе с Гербертом в Лондон. Ожерелье пропало в Астли. Здесь была брошена тень на его репутацию. Здесь же умер Кобб. Значит, он должен действовать здесь, в Астли.

Джошуа вручил Герберту письмо на имя миссис Куик, в котором просил, чтобы она провела Герберта в его комнаты и позволила ему оставаться там столько, сколько потребуется. Он содрогался при мысли о том, что она подумает о его распоряжениях, и готовился выслушать поток упреков по возвращении домой.

Поднявшись в свою комнату, он сел у окна, выходящего в сад. День был чудесный. Кусты, деревья и даже ананасная плантация купались в мягком розовом сиянии низко стелющихся солнечных лучей. Садовников видно не было. На гравийной дорожке скакали несколько воробьев, да иногда ласточка подлетала к пруду напиться воды. Однако эта идиллическая картина не вселяла в него покой. С отъездом Герберта Джошуа не покидала тревога, ведь он был оставлен на милость непредсказуемых причуд миссис Мерсье, которая в скором времени непременно должна была объявиться и излить на него свое негодование.

Узнав о пропаже ожерелья, Джошуа поначалу надеялся, что украшение просто положили в какое-то другое место. Теперь же, поразмыслив немного, он понял, что все гораздо сложнее. Поскольку именно ожерелье, как он подозревал, являлось предметом спора между Сабиной и Коббом, его исчезновение почти сразу же после гибели Кобба вряд ли можно было считать случайностью. И все же между этими двумя событиями было одно несоответствие. Если Кобба убили из-за ожерелья, почему оно исчезло после его смерти? Значит, есть кто-то еще, кто стремится завладеть этим украшением?

Напряженные размышления окончательно утомили Джошуа. Он жаждал увидеть знакомое лицо. Хотел, чтобы рядом была Рейчел, его несчастная покойная жена, или если не она, то какой-нибудь другой, дружески к нему настроенный человек, с которым он мог бы открыто поделиться своими подозрениями и страхами. И хотя сегодня был только четверг, он позабыл про свои прежние сомнения и мечтал о том, чтобы его утешила Мег. Но, увы, он был один среди чужих. Джошуа попытался избавиться от чувства жалости к себе. Убеждал себя, что, хоть на его доброе имя и брошена тень позора, он должен благодарить Господа за то, что Герберт дал ему шанс оправдаться. Но едва эта мысль посетила его, как ее вытеснила другая, более отрезвляющая: Герберт мгновенно изменит отношение к нему, если его расследование не даст каких-либо результатов.

Что делать? Инстинкт подсказывал ему, что нужно немедля пойти к горничной Мари и заставить ее вспомнить во всех подробностях события того дня, когда ей было передано ожерелье. Кто из посторонних или домочадцев заходил в комнаты миссис Мерсье? Заметила ли она что-нибудь необычное? Но если он пойдет искать Мари, то, вероятно, столкнется с Сабиной, а поскольку Герберт намекнул, что она подозревает его в краже своей драгоценности, он предпочел бы не встречаться с ней.

И тут Джошуа вспомнил про Лиззи Маннинг — до сей минуты он почти не думал о ней, — и ему нестерпимо захотелось ее увидеть. Но это был не порыв влюбленного — как женщина Лиззи его не привлекала. Ее же манера распоряжаться вызывала у него раздражение, хотя он отдавал должное ее достоинствам. Она была сообразительна (пусть и немного наивна, с мужской точки зрения) и умела вести беседу, как настоящий дипломат. И самое главное, она лучше, чем Джошуа, знала людей, замешанных в этом загадочном деле, и даже подружилась с Мари. А если кто и был способен вытянуть из служанки сведения — если той что-либо было известно, — то это могла сделать только Лиззи.

Но хотя Джошуа остро нуждался в дружеском общении и содействии, из осторожности он не спешил что-либо предпринимать. Он сам видел, как порой неосмотрительна в словах и поступках бывает Лиззи. А здесь беспечность недопустима. Более того, он не был уверен, так ли уж бесхитростна Лиззи, как кажется на первый взгляд. Может, за маской простодушия скрываются какие-то дурные помыслы? После всего лишь двух встреч и одного письма дать оценку ее характеру было невозможно. И все же в его нынешнем положении было бы неразумно отталкивать Лиззи, рассудил Джошуа. Быстро взвесив все «за» и «против», он решил, что будет действовать осторожно. Взовет к ее милосердию, сообщит не больше того, что ей следует знать, и таким образом заручится ее поддержкой. Свои мысли он будет держать при себе.

Определившись с дальнейшей тактикой, Джошуа написал ей записку, в которой со слов Герберта изложил подробности исчезновения ожерелья, заявил о своей непричастности к пропаже украшения, подчеркнул, что нуждается в ее помощи (крайне важно, чтобы она поговорила с горничной), и попросил немедленно приехать в Астли под любым предлогом. Старшего ливрейного лакея, Питерса, он попросил отправить записку, потом, испытывая потребность выпить с кем-нибудь в дружеской обстановке, повесил на пояс шпагу — только глупцы с наступлением темноты выходят на пустынную дорогу без оружия — и отправился в Ричмонд, где намеревался пару часов провести в гостинице «Звезда и подвязка».

Хозяин гостиницы Данстабл узнал Джошуа сразу же, как тот переступил порог его заведения. Джошуа заказал кувшин крепкого портера для себя и еще один для Данстабла.

— Вижу, художник вернулся, — хохотнул тот. — Ну что, нашли своего приятеля Кобба? Он ведь так и не приходил за своими вещами.

Джошуа поморщился, только теперь вспомнив, что в свой прошлый визит, опасаясь сказать лишнее, не сообщил Данстаблу о смерти Кобба.

— Иду по его следу. Думаю, скоро найду.

— Да что вы говорите, сэр! Не ходите вокруг да около. Нашли его? Да или нет? По лицу вижу, вы что-то скрываете. Позвольте заверить вас, мистер Поуп, я спрашиваю не для того, чтобы добраться до него. Он расплатился со мной сполна. Я просто хочу, чтобы он забрал свои вещи. Надоело хранить их у себя.

Джошуа покраснел:

— Говоря по чести, мистер Данстабл, должен вам признаться — это следовало сделать раньше, — я интересуюсь мистером Коббом не потому, что у меня с ним какие-то дела. Скорее, я расследую его дело. Словом, сэр, Кобб погиб. Его нашли мертвым в оранжерее Астли еще четыре дня назад. Умер он при странных обстоятельствах, и я веду расследование, так как считаю, что никто, даже негодяй, не заслуживает того, чтобы его убили в незнакомом месте и похоронили как бездомного пса.

У Данстабла глаза полезли из орбит.

— Убили? Убили? Вы уверены?

— Вполне, и с каждым днем все больше в том убеждаюсь.

Данстабл, с тревогой на лице, глотнул пива, потом вытер рот, явно обдумывая слова Джошуа.

— Если это так, — произнес он, — тогда скажите на милость, что мне делать с его сумкой? Я не хочу, чтобы меня обвинили в убийстве только из-за того, что его вещи находятся под крышей моей гостиницы.

— Об этом не беспокойтесь. Отдайте сумку мне. По возвращении в Лондон я передам ее стряпчему — тому самому мистеру Хору, который, как вы сами мне сообщили, наведывался к нему. Хор представляет интересы Кобба в одном спорном деле и, вне сомнения, знает его ближайших родственников, которым следует вернуть его вещи.

Данстабл обрадовался такому решению и, извинившись, поспешил удалиться, сказав, что пойдет поищет саквояж. Ожидая его возвращения, Джошуа налил себе еще кружку пива и устроился за столиком у окна, выходящего на задний двор гостиницы. С одной стороны двора размещались конюшни, с другой — простирался сад. Темнело. Сад растворялся во мгле. С конюшен не доносилось ни звука: те стойла, в которых находились лошади, были заперты; свободные стояли открытыми; конюхов нигде не было видно. Джошуа смотрел на пустынный двор, рассеянно размышляя о содержимом саквояжа. Любопытство, а не человеколюбие побудило его сказать, что он готов отвезти вещи Кобба в Лондон. Возможно, в саквояже Кобба он найдет ключ к разгадке его таинственной гибели. Например, письмо от Хора.