Смарагдовое ожерелье

— Я поверил вам на слово, когда вы сказали, что ожерелье осталось в вашей комнате. Такого я никак не ожидал.

— Когда я уходил, ожерелье было там. Я абсолютно уверен.

— Вы видели его, когда вернулись в свою комнату, чтобы собрать вещи?

— В общем-то, нет, но ящик стола был заперт, следов взлома я не заметил.

Герберт молча смотрел на него. Джошуа чувствовал, что он взвешивает его слова, будто не знает, как ему дальше быть, и ждет, что подозреваемый сам убедит его либо в своей невиновности, либо в причастности к краже. Джошуа ничего не оставалось, как привести новые доводы в свое оправдание:

— Говоря по чести, сэр, поскольку я впервые слышу о пропаже ожерелья, мне трудно оправдываться, не зная подробностей его исчезновения. Возможно, есть разумное объяснение тому, что произошло. Ожерелье могли положить в другое место.

— Хотелось бы надеяться, Поуп. Но если оно не найдется, я буду вынужден пригласить судью Маннинга. Узнав о случившемся, он, вне сомнения, бросит вас за решетку, поставит на вас клеймо вора и отправит на каторгу.

От такой угрозы Джошуа изменился в лице. У него затряслись колени — не столько от страха, сколько от изумления и негодования. Он стиснул ладони в кулаки и прижал их к ногам, чтобы унять дрожь. Если Герберт заметит, что он взволнован, то еще больше укрепится в своих подозрениях.

— Да, сэр, мне понятно ваше беспокойство. Теперь я вижу, что все улики против меня, — ответил Джошуа, хотя на самом деле ему хотелось крикнуть: «Нет, сэр, это вопиющая несправедливость. Как вам вообще пришло в голову, что я вор?»

Смиренность Джошуа произвела впечатление на Герберта. Недоверчивое выражение сошло с его лица.

— Признаюсь вам, мистер Поуп, хоть вы и последний человек, кто держал в руках это ожерелье, я сомневаюсь в вашей виновности, о чем не преминул уведомить миссис Мерсье. Но она, должен сказать, настроена к вам менее дружелюбно. Вам повезло, что судья Маннинг сейчас в отъезде. По словам его дочери Лиззи, его возвращения следует ожидать не раньше, чем через две недели. Как бы то ни было, я дам вам шанс восстановить свою честь. Поручаю вам найти пропажу.

Джошуа не знал, как реагировать. Герберт, очевидно, считал, что только что продемонстрировал великодушие и милосердие, и ожидал от него выражений благодарности, но поскольку Джошуа знал, что не крал этого проклятого ожерелья, то и не испытывал ни малейшей признательности за то, что ему велели отыскать эту драгоценность. Он — знаменитый художник, возмущенно думал Джошуа, а не презренный воришка. И не должен молчать, когда его походя обвиняют бог знает в чем.

— Спросите себя, мистер Бентник, если бы я украл это ожерелье, зачем бы мне возвращаться сюда? Вы же понимаете, одно это обстоятельство доказывает мою невиновность, — спокойно отвечал он, скрывая свое негодование под маской учтивости.

— Возможно, потому, что вам дорога ваша репутация художника. И потом, за готовую картину вам обещано двадцать гиней. И если вы действовали из этих побуждений, то должен вам сказать, что более наглого преступника я еще не встречал.

Джошуа больше не мог сдерживаться:

— К вашему сведению, сэр, заказов у меня столько, что я не знаю, как от них избавиться. И без ваших двадцати гиней я вполне мог бы обойтись. Вы грозитесь опорочить мое имя? Так вот, уверяю вас, репутация моя прочна, и подобного рода ложные обвинения мне не страшны. Если угодно, я могу заручиться поддержкой множества титулованных особ, которые охотно подтвердят, что я человек глубоко порядочный.

— Пока в этом нет необходимости, мистер Поуп, — сказал Герберт, ошеломленный его пылкой речью. — Я знаю, что вы пользуетесь признанием, иначе не стал бы вас нанимать. И все же я должен спросить, что вы можете сказать относительно пропажи ожерелья.

— А что я могу сказать, если понятия не имею о том, что здесь произошло? Чтобы я сделал какие-то выводы, вы должны рассказать мне, что случилось.

Герберт охотно уступил его просьбе. Сообщил, что после их отъезда в Лондон Виолетта в сопровождении Каролины отправилась в комнату Джошуа. Они заглянули в ящик письменного стола и в его дальнем углу нашли футляр, который Виолетта отнесла в комнату матери. Горничная Мари как раз только что вернулась. Виолетта, не проверяя, на месте ли ожерелье, отдала ей футляр и проследила, как служанка убрала его в ящик туалетного столика.

Вчера, сразу же после полудня, из Лондона вернулась Сабина Мерсье. Она немедленно отправилась в свою комнату, чтобы переодеться, и достала из туалетного столика футляр с ее любимым украшением. Открыв футляр, она увидела, что ожерелья нет.

— Вы только представьте, Поуп, — с чувством продолжал Герберт, — ее смятение, изумление, ужас. Она жалобно вскрикнула, потом издала вопль отчаяния и потеряла сознание, при падении на пол сильно ударившись головой. Тут же послали за мной, и я, когда пришел, испугался, что она умерла от потрясения, — Сабина была в глубоком обмороке. Через какое-то время я нащупал у нее слабый пульс и послал за своим врачом. Тот на протяжении нескольких часов пытался привести ее в чувство. Наконец она открыла глаза и села. Увидев меня у своей постели, она воскликнула: «Боже мой! Милый Герберт, скажи, что мне приснилось, будто мое ожерелье украли. Ведь это был сон, да?» Полагаю, ответ был написан у меня на лице. Как бы то ни было, не давая мне произнести ни слова, она вскочила с кровати и кинулась к своему туалетному столику, где нашла пустой футляр, лежавший рядом с ее помадой и пудрой. Она опять потеряла сознание и упала бы на пол, если бы я не подхватил ее. Я поднес ей соли, чтобы она пришла в себя. Думаю, вы представляете, мистер Поуп, сколь встревожен и взбешен был я, видя, как страдает дорогой мне человек. По натуре я человек неподозрительный, но вы должны понять, почему я засомневался в вашей порядочности. Миссис Мерсье доверила вам свое ожерелье, и, насколько нам всем известно, вы — последний, кто его видел. Ни Виолетта, ни Каролина, ни служанка не открывали футляр.

— Но ведь ожерелье довольно тяжелое. Разве они, когда брали футляр в руки, не почувствовали, что внутри что-то есть?

— Виолетта по этому поводу ничего сказать не может. Каролина вообще не держала в руках футляр. Служанка утверждает, что ей показалось, будто ожерелье двигалось внутри. Но разве можно верить словам горничной? Она — бестолковая простушка, может наболтать что угодно.

У Джошуа неприятно сдавило сердце, но он не поддался отчаянию. Разумеется, Герберт зол на него. Но ведь он также сказал, что не верит в его виновность. Наверняка можно найти множество других доводов, свидетельствующих в пользу того, что он не причастен к исчезновению ожерелья. Джошуа тяжело вздохнул, изнывая под грузом несправедливости предъявленного ему обвинения.

— Если горничная не заметила ничего странного, когда убирала ожерелье, значит, все было в порядке. Вы же сами сказали, что с тех пор футляр находился в ящике туалетного столика миссис Мерсье. Любой в этом доме — или даже незваный гость — мог бы взять украшение. Конечно, я понимаю, зачем вы вызвали меня, и исполню вашу просьбу — попробую разобраться в этом деле, пока не вернется судья Маннинг. Но вы должны признать, что прямых улик против меня нет.

Герберт стукнул кулаком по столу. Его испепеляющий взгляд свидетельствовал о том, что ему не нравится ход мыслей Джошуа.

— Вы что, торгуетесь со мной, мистер Поуп?

— Нет, сэр. Просто излагаю вам суть дела, как я его вижу, приводя неоспоримые доводы.

— Тогда, надеюсь, в доказательство вашей честности и добропорядочности вы не станете возражать, если я нанесу визит в ваш дом и все тщательно там осмотрю.

Только легким подергиванием век Джошуа выдал свое удивление столь оскорбительной просьбой.

— Хоть весь дом переверните, если вам так угодно, — отвечал Джошуа, невозмутимо глядя на Герберта. Тон у него был спокойный и почтительный, но всем своим видом он показывал, что не позволит унизить себя. — Ибо мне нечего скрывать ни там, ни где-либо еще.