Седьмая чаша

— Учитывая то, что миссис Эллиард находится в расстроенных чувствах, я не стану выносить ей порицания. Скажу лишь одно: для вынесения вердикта жюри необходимы дополнительные свидетельства и улики. Поэтому сегодня я не буду настаивать на вынесении вердикта. Дело остается открытым, а я тем временем проведу самостоятельное расследование…

Я вскочил на ноги.

— В обход жюри присяжных? Разве это допустимо, сэр?

— Коронер имеет право проводить собственное расследование в тех случаях, когда считает это необходимым. Это тот самый случай. Присяжные — юристы, каковым являлся и погибший. Чем меньше эмоций и чем больше здравого смысла будет в расследовании, тем лучше для дела, а это возможно лишь в том случае, если я буду действовать в одиночку. Сядьте.

Я сел, но не сводил взгляда с Харснета.

— А теперь слушайте внимательно и накрепко запомните то, что я сейчас скажу.

Харснет обвел взглядом сидевших в зале. Он говорил медленно, отчего его акцент стал еще более заметен.

— Я не позволю, чтобы слухи об этом убийстве будоражили Лондон. Уже подписан королевский указ, запрещающий публикацию любых статей на эту тему. Все присутствующие обязаны хранить то, что они знают, в тайне, а любопытным давать от ворот поворот. Город нынче и без того переполнен пересудами. Таков мой приказ как помощника королевского коронера, и всякий, кто ослушается его, будет примерно наказан.

Харснет встал. Броун тоже хоть и с трудом, но поднялся.

— Эти слушания объявляются отложенными sine die. ^[19] Они будут продолжены после того, как в моем распоряжении окажутся новые свидетельства. Всего наилучшего, джентльмены.

Пристав открыл дверь, и коронеры удалились. Сразу же послышался гул голосов.

— Это, должно быть, работа дьявола. Такое ужасное преступление накануне Светлого Христова Воскресенья! Убийца, скорее всего, одержим нечистым.

Я обернулся на молодого человека, произнесшего эти слова. Ну что за бред!

— А его нечеловеческая сила? Такое всегда наблюдается в случаях одержимости.

Маргарет повернулась ко мне.

— Хозяйке плохо. Нужно поскорее увести ее отсюда.

Дороти, судя по ее виду, действительно находилась в полуобморочном состоянии. Я поднялся и помог Маргарет вывести ее из зала. Рука Дороти показалась мне легкой, как птичья лапка, и я задумался: а ела ли она хоть что-нибудь все это время? Мы подвели ее к скамье, стоявшей в вестибюле, и усадили. Следом за нами вышли Барак и Гай, потом с сердитым видом появился казначей Роуленд. Я надеялся, что он подойдет и скажет Дороти несколько слов ободрения, но он только кивнул мне и проскользнул мимо, стуча каблуками по мраморным плиткам пола. Его в первую очередь заботила не горюющая вдова, а репутация Линкольнс-Инн и собственная власть. Вероятнее всего, в самом скором времени от Дороти потребуют освободить занимаемое помещение, принадлежащее корпорации.

Поначалу она сидела с закрытыми глазами, но потом выпрямилась и поочередно посмотрела на меня, на Маргарет, на Барака и на Гая.

— Спасибо вам за помощь и за то, что вы не позволили отвратить вас от поисков истины.

Она повернулась ко мне.

— Они ведь не станут ничего расследовать? Они считают, что убийца давно сбежал и все это пустая трата времени?

— Нет, тут что-то происходит. Не зря Харснет решил полностью забрать дело себе.

— Что он за человек?

— Мне о нем ничего не известно.

— Они пытаются похоронить дело, — с горечью проговорила Дороти. — Разве я не права?

— Ну-у…

— Будет тебе, Мэтью. Я двадцать лет была замужем за Роджером и за это время успела узнать немало о мире юриспруденции. Эти люди хотят закрыть дело и забыть о нем.

— Похоже на то. — Я сокрушенно покачал головой. — Если и дальше будем терять время, убийцу, возможно, действительно никогда не удастся найти.

— Ты поможешь мне, Мэтью? Я всего лишь женщина, они не станут меня и слушать.

— Даю тебе слово. Я начну с того, что поговорю с коронером Харснетом. Гай, ты побудешь здесь с Дороти?

Он кивнул.

— Тогда идем, Барак.

— Вы взяли на себя непосильные обязательства, — проговорил Барак, спускаясь следом за мной по ступеням Гилдхолла. — Она зациклилась на том, чтобы поймать убийцу, и я не представляю, что с ней будет, если сделать этого не удастся.

— У нас все получится, — твердо сказал я.

В дальнем конце вымощенной булыжником площади я увидел облаченную в черное фигуру Харснета. Он разговаривал с высоким, крепким мужчиной лет тридцати. Незнакомец был одет очень дорого: под накинутой на плечи толстой шубой виднелся зеленый камзол с золотым кантом и рубашка, украшенная замысловатым испанским кружевом. На голове красовалась красная шапочка с белым пером, торчащим под залихватским углом. Ножны шпаги, висевшие на боку, были выполнены из великолепной кожи и инкрустированы золотом. Длинная медная борода добавляла великолепия облику этого господина.

В иных обстоятельствах я не рискнул бы вступать в полемику с королевским чиновником в общественном месте, да еще в тот момент, когда он занят беседой с человеком явно знатного происхождения и высокого положения, но сейчас, как никогда прежде, мной двигала ярость.

При моем приближении оба мужчины повернулись. Бородатый человек, в красивом лице которого ощущалась какая-то жесткость, с улыбкой взглянул на Харснета и проговорил:

— Правильно он сказал. Вот и Шардлейк. Явился не запылился.

Я посмотрел сначала на одного, потом на второго и задал вопрос:

— Что вы имеете в виду, сэр? Кто и что вам сказал?

Харснет тяжело вздохнул. Вблизи он выглядел куда более напряженным и озабоченным.

— Меня предупреждали, что вы можете остаться недовольны вердиктом, брат Шардлейк.

— Предупреждали? Но кто?

Тот, что был помоложе, указал на Барака:

— Избавьтесь от своей мелкой сошки, и я вам скажу.

Барак наградил его враждебным взглядом, но я кивнул и попросил помощника:

— Джек, скажи Дороти, что мне, возможно, придется задержаться, поэтому ей лучше отправляться домой. Я зайду к ней позже. А ты поезжай с ними.

Барак неохотно направился обратно к ратуше, а я повернулся к Харснету. Он смотрел на меня колючим взглядом. Его друг тоже. Мне вдруг стало не по себе.

— Рискну предположить, что вы пришли, желая выяснить, почему я отложил слушания, — спокойно проговорил Харснет.

— Да. — Я глубоко вздохнул. — Все это выглядит так, будто вы не хотите найти убийцу.

Высокий мужчина горько засмеялся.

— Вот в этом вы ошибаетесь, адвокат. — Он говорил глубоким, музыкальным голосом. — Ничего на свете мы не хотим больше.

— Тогда почему…

— У этого дела имеется политическая подоплека, — пояснил Харснет.

Он оглянулся и, убедившись, что нас никто не слышит, продолжал:

— Мне говорили, что вы выступите против моего решения. А говорил это архиепископ Кранмер.

— Кто?!

Взгляд светло-голубых глаз Харснета был прикован ко мне.

— Вы действительно больше всего на свете хотите отыскать убийцу мастера Эллиарда?

При упоминании имени Кранмера по моей спине пробежал холодок. Выходит, в смерть Роджера каким-то образом вовлечена высокая политика, с которой я поклялся не связываться больше во веки веков. Но затем я вспомнил изуродованное тело Роджера и искаженное горем лицо Дороти.

— Да, — ответил я.

Богато одетый незнакомец вновь рассмеялся.

— Вот видишь, Грегори, в чем в чем, а в смелости ему не откажешь.

— Кто вы, сэр? — напрямую спросил я.

Мое нахальство заставило мужчину нахмуриться.

— Это сэр Томас Сеймур, — сообщил Харснет, — брат последней королевы Джейн.

— Так что будьте поучтивее, приятель, — проворчал Сеймур.

На несколько мгновений я утратил дар речи.

— Полученные мною инструкции состоят в следующем, — продолжал тем временем Харснет почти извиняющимся тоном. — Если вы поставите под сомнения мои действия, я должен буду доставить вас к архиепископу Кранмеру.