Дело о рубинах царицы Савской

— Как он увидел сапоги? — спросила я.

— В подзорную трубу.

— И где этот человек? — спросил Нестеров.

— Как только он заметил воздушный шар, тут же пришпорил коня и скрылся в ущелье.

— Его нужно найти! — заявил Аршинов. — Может, это, действительно, человек из нашей колонии, спешит к нам, чтобы сообщить что-то важное.

— Тогда почему он прячется?

— Не от нас же, — возразил Аршинов. — Кто знает, что у него на уме?

Но тут раздался взрыв совсем неподалеку от нас.

— Полина, Груша, в укрытие! За мной, друзья! — закричал Аршинов, вскочил на коня и поскакал на арену боевых действий, которой служила большая песчаная поляна позади монастыря. Наши мужчины устремились за ним. Со мной остался только Нестеров.

Вскоре стали прибывать раненые. Мы работали, невзирая на грохот вокруг, крики и стоны: перевязывали, чистили, промывали раны, но, к сожалению, ощущалась нехватка всего. Нам помогали монахи, но и от них было скорее психологическое подспорье.

Так продолжалось до заката. Урвав минутку, я выбегала за монастырские ворота, чтобы посмотреть, не возвращаются ли наши, но в огромном поле, все в дымке от снарядов, ничего нельзя было разобрать, оставалось только надеяться на Господа.

Сердце мое было неспокойно, уже реже стали гулкие взрывы от ударов снарядов, уже длинные тени поползли по монастырскому плиточному двору, а мои соотечественники все не возвращались.

Вдруг в воротах появился Малькамо на взмыленной лошади. Весь в саже, рукав холщевой рубашки оторван:

— Полин, где месье доктор? Аршинов ранен!

Как назло, Нестеров был внутри монастыря, вместе с монахами переносил и устраивал раненых. Не было времени его дожидаться.

— Вот его саквояж! — я схватила кожаный саквояж Арсения Михайловича. — Возьми меня к нему!

Малькамо легко подхватил меня, усадил на лошадь и мы помчались по полю, усеянному неподвижными и стонущими телами.

Сильный толчок остановил лошадь, словно она наткнулась на непреодолимую преграду. Передние ноги ее подкосились, она стала заваливаться набок, раненая в шею, а мы с Малькамо кубарем скатились с нее.

Ах, как больно я ушиблась! От удара даже дыхание перехватило. Единственное, что успокаивало, я крепко прижимала к себе саквояж Нестерова. Если бы он пропал, Арсений Михайлович очень бы расстроился.

Малькамо досталось больше. Ведь слетев с лошади я упала на него, чем смягчила удар, который и так был не слаб, а он потерял сознание.

Я принялась его тормошить и упустила момент: к нам подбежали четыре башибузука, скрутили и потащили с собой. Всю дорогу я волновалась, не случилось ли у юноши сотрясения мозга, ведь его так сильно трясли и подталкивали тычками в спину и шею.

Мы шли довольно долго. Вечерело. Последние шаги оказались особенно трудны — дорога вела в гору.

На небольшом плато был разбит ярко-красный шатер, видный издалека. Вокруг охрана из эфиопов. Повсюду командовали итальянские офицеры. На нас они смотрели с любопытством, некоторые даже приветствовали, но башибузуки не останавливались. С упорством ослов, бегущих за морковкой, они тащили нас к цели — в ставку командира армии.

Внутри шатра было душно, чадили масляные факелы, освещавшие неровным светом сидящих за походным плетеным столом офицеров. В центре сидел полный итальянец в опереточном мундире, увешанный галунами и звездами. Рядом — два эфиопа в высоких тюрбанах. Позади стояли стражники со свирепым выражением лиц — только зубы и белки глаз блестели в наступающем сумраке.

Толстый офицер что-то спросил по-итальянски.

— Я говорю по-французски и по-русски, — ответила я.

— Русская? — удивился он.

— Да, — кивнула я, стараясь придать себе гордый и неустрашимый вид, — дворянка, по фамилии Авилова.

— Очень приятно иметь таких очаровательных врагов, — он встал и подошел ко мне. Ростом толстяк доходил мне до плеча. — Я вам не враг, прелестная синьорита Авилова, просто мне хочется узнать, как вы оказались на поле боя?

У толстяка замаслились глаза. Он смотрел на меня, как жирный кот на крынку со сметаной. Скорее всего, генерал много месяцев не видел белых женщин, даже таких замарашек, как я: после падения с коня платье было разорвано и в пыли, волосы спутаны. Что ж, надо обратить его чувства на пользу себе. Я повела плечом и улыбнулась с возможным обаянием, на которое была способна.

— Синьора, с вашего позволения. Я вдова. Хотела бы иметь представление, с кем имею честь?

— Генерал Баратиери к вашим услугам, мадам, — он слегка опустил подбородок, но тут же его задрал. — Теперь вы скажете, почему вы оказались на поле боя?

— Я спешила помочь моему другу, раненому на поле боя.

— Хорошо, я задам вопрос по-другому: как ваш друг оказался участником боевых действий?

— По стечению обстоятельств. Мы мирные путешественники, знакомимся с историей и географией страны, изучаем ее флору и фауну. Направляясь на озеро Тана, мы совершенно случайно попали на передовую.

В это время Малькамо издал короткий стон, пошатнулся и упал.

— Воды! Воздуха! — закричала я на местном языке, так как уже знала немного слов. При этом двое в тюрбанах встали и подошли к нам поближе, переглянулись.

— Малькамо… — сказал один из них.

Тут же началась суета и суматоха. Принца вытащили на свежий воздух, уложили на кошму, дали выпить какой-то остропахнущий напиток из глиняной плошки. Он отдышался и немного пришел в себя. Тогда тот эфиоп, который узнал Малькамо, принялся его целовать и тереться носом о его нос. Мы с генералом с интересом смотрели на это проявление таких бурных чувств.

Наконец, эфиоп оторвался от Малькамо, встал, поклонился мне, протянул руку и стал что-то взволнованно восклицать.

— Это рас [51] Деджиак Мангашиа, племянник негуса Иоанна. Он утверждает, что этот молодой человек — сын негуса, а он — его опекун. Верно?

— Да, — кивнула я. — Это Малькамо. Принц, сын негуса Иоанна. Все правильно. Насчет опекуна сказать ничего не могу. Не имею представления.

— Как получилось, что он оказался с вами? По последним сведениям, дошедшим до меня, выходило, что он в тюрьме и ждал приговора Менелика.

— И что же его опекун, фельдмаршал, со всей своей армией дервишей и башибузуков не смог вызволить любимого племянника из тюрьмы? — я позволила себе некоторую дерзость, видя, что напряжение немного спало. — Может, не так уж и хотелось вызволять, дабы не делиться короной и властью?

Толстый генерал пожал плечами:

— Кто их знает, темные люди. За престол вполне могут зарезать друг друга.

— Семейство Борджия отличалось большей изощренностью в подобного рода наследственных спорах, — Боже мой, но кто меня за язык-то тянет!

— Мы пришли, чтобы дать им цивилизацию, — насупился Баратиери.

— Огнем и мечом. Хотя, давайте оставим наши споры. Посмотрите, как они рады друг другу. Кстати, я не ответила на ваш вопрос, откуда в нашей экспедиции оказался наследный принц Абиссинии. Очень просто, мы отбили его — спасли от казни.

— Каким образом? — удивился генерал.

— Менелик хотел его повесить. Мы напали во время казни и вызволили принца и его двух друзей. Вы можете сами спросить — он подтвердит.

— Прекрасно! Значит, вы против Менелика?

— Не за, и не против. Мы держим нейтралитет.

— Тогда какова цель вашей экспедиции?

— Я же уже сказала: история и география страны.

— Оставьте, — генерал махнул рукой, — это все притворство. Пройти полстраны для того, чтобы исследовать птичек и рыбок, да еще в театре военных действий, это ж каким надо быть идиотом! Простите, синьора, вырвалось. Ни за что не поверю! Скорее всего, вы — лазутчики!

— Вы с ума сошли, мон женераль! Принц Малькамо, кузен вашего раса Мангашиа, тот, которого хотел повесить Менелик — лазутчик?! Ну, знаете… Я была лучшего мнения о ваших умственных способностях.

— Ну, хорошо, хорошо, синьора, белла донна, — толстяк все ближе подвигался ко мне, а я делала вид, что не понимаю его поползновений. — Ваша экспедиция изучает историю с географией. А зачем принцу ехать с вами дальше? Он нашел родственника, опекуна и теперь сам должен решить, стоит ему ехать с вами, или остаться здесь.