Адская ширма

— Этот мальчик со своим приятелем пытался ограбить меня. Я бы хотел поговорить с его отцом, если вы скажете мне, где он живет.

У здоровяка от таких слов поначалу отвисла челюсть, но он быстро опомнился.

— Сказано тебе отпустить его! Не твое это дело! На кой ты нам нужен тут такой добрый, если обзываешь наших детей ворами!

Толпа вокруг одобрительно загудела и придвинулась ближе.

Акитада подтолкнул парня вперед, продолжая крепко держать за шиворот.

— Вот ты считаешь, что заботишься о своих детях! Да ты разуй глаза! — с вызовом сказал он, обращаясь к верзиле. — Ты посмотри на него! Сегодня он пытался вытащить у меня из пояса несколько медных монеток, а завтра возьмется за нож и будет резать беспомощных стариков и женщин. Неужели ты хочешь, чтобы он дошел до убийства или был убит сам? Сколько еще твоих сыновей бегают сейчас без присмотра? И сколько твоих сыновей заканчивают жизнь от ножа или в кандалах?

В толпе послышался сердитый ропот, но здоровяк изумленно глазел на паренька, и Акитада заметил, что уверенность его пошатнулась.

— Киндзиро — хороший парень. Восьмой по счету в семье, — словно оправдываясь, проговорил великан. — Я знаю его родителей. Такие же бедняки, как и все мы. Отец у него хворает, а мать недавно родила еще одного. Может, он просто случайно налетел на вас в толпе? Эй, Киндзиро! А ну скажи-ка, пытался ты стащить у господина деньги?

Мальчишка залился слезами и пустился что-то объяснять на каком-то местном наречии, которого Акитада совсем не мог разобрать. А вот здоровяк внимательно слушал, и лицо его постепенно вытягивалось. Когда мальчик закончил и, шмыгая, вытер мокрый нос, он положил на его худенькое плечо огромную ручищу и сказал:

— Ладно, не волнуйся. Я с этим разберусь. А сейчас ступай домой. — Он посмотрел на Акитаду: — Можете отпустить его. Я — Хэята, здешний староста, и сам пойду поговорю с его родителями. У них сегодня ночью умер самый младшенький, а денег на похороны нет.

Акитада моментально отпустил мальчика.

— О, простите… — сказал он, чувствуя себя беспомощным перед лицом такого тяжкого горя и острой нужды. Он было потянулся к поясу за деньгами, но передумал. Откуда ему знать, правда это или хитрая уловка, чтобы выманить у него деньги?

Здоровенный бородач кивнул пареньку:

— Давай-давай, чеши отсюда! И смотри не попадайся мне больше со своим дружком Ёси! — Потом он, махнув рукой, распустил толпу и, когда все разошлись, сказал Акитаде, указывая на его одежду: — По всему видать, что в наших краях вам не место, господин. Шли бы вы лучше домой поскорее. — С этими словами он развернулся и торопливо зашагал за мальчиком.

Итак, ему отчетливо дали понять, что его присутствие здесь не приветствуется. Рассерженный таким приемом и настроенный решительно, Акитада стряхнул пыль с одежды и перешел через улицу к храму.

Он ступил за покосившиеся ворота и зашагал по широкому двору, где раскинулся самый настоящий базар. Народу здесь было множество — кто-то грелся у костров, кто-то торговался с лоточниками, ребятишки толклись среди взрослых, крича и гоняясь друг за другом. У одного из костров какие-то оборванцы прямо на земле играли в кости. На ступеньках храма целая толпа зевак — и детей и взрослых — завороженно внимала басням бродячего сказителя. И повсюду шла торговля — дешевым вином, горячей пищей, амулетами, овощами, старым тряпьем, деревянной утварью, лекарственными настоями, отварами и мазями от всех вообразимых и невообразимых недугов. А недугов здесь было великое множество. Один человек был крив на один глаз, другой калека ковылял на костылях, а на ступеньках в толпе, окружавшей сказителя, древняя старуха кашляла в замызганный, перепачканный кровью лоскут, заменявший ей платок.

Несмотря на всю эту грязь и толчею, Акитада почувствовал приступ голода. Уловив в воздухе какой-то аппетитный запах, он направился к кучке бедняков, которые, завидев его, ошеломленно расступились, и, шагнув в их круг, он увидел молодую женщину, видом поопрятнее остальных — она помешивала суп в громадном котле над огнем. Акитада протянул ей несколько медных монет, и она налила ему приличную порцию супа в глиняную миску.

Грея руки о горячую посудину, Акитада сожалел, что не может прижаться к ней еще и замерзшими ушами. Суп, как оказалось, был сварен из бобов и разнообразных овощей. Акитада осторожно попробовал и понял, что аромат его не подвел. Ему показалось, что в этой похлебке он смог различить вкус репы и капусты, но был там еще какой-то лиственный овощ темно-зеленого цвета со слегка горьковатым, однако весьма приятным вкусом. Быстро опустошив миску, он попросил себе новую порцию. На этот раз женщина улыбнулась ему, а потом наблюдала, как он ест. Он спросил ее, как называется зеленый овощ. Щавель — ответила она и объяснила, что он в изобилии растет в здешней округе, особенно на старом монашьем кладбище за храмом.

Акитада чуть было не поперхнулся от таких слов и посмотрел в указанную сторону. Там на пустыре среди покосившихся деревянных надгробий шестеро или семеро маленьких мальчишек наблюдали затем, как их товарищ крутит волчок. Акитада и сам в детстве забавлялся с волчком, и это воспоминание вызвало у него улыбку. Мальчонке, что вращал волчок, было лет пять или шесть, и по всему было видно, что он большой мастак в этом деле. Его игрушка подпрыгивала и плясала, и он лихо запускал ее, в какую ему хотелось сторону.

— Ну и мастер этот малыш, — с улыбкой сказал Акитада.

— Это мой сын, — с гордостью объяснила женщина. — Очень любит свой волчок. Да и в чем ему еще преуспеть-то, бедняжке?!

Акитада, протягивая ей обратно пустую миску, спросил:

— Что значат твои слова? На вид он прекрасный, здоровый малыш.

Она посмотрела туда, где играли дети, и глаза ее наполнились слезами.

— Да какой там здоровый! Калека! — с горечью проговорила она.

Потрясенный ее словами, Акитада пригляделся повнимательнее и теперь увидел, что мальчик не только как-то странно прижимал правую руку к телу, но, похоже, и вовсе не имел ее от самого предплечья. Она кончалась локтем. С таким увечьем он, конечно, не сможет овладеть каким-нибудь полезным для жизни ремеслом, требующим сноровки и силы рук, и всегда будет зависеть от милостыни, которую ему подадут более удачливые люди. В этой части города было много нищих калек, просящих подаяния на углах улиц и на ступеньках храмов. Но то были взрослые, а это — ребенок.

Внезапно неприятная мысль зашевелилась у него в мозгу. Сабуро предупреждал его, что этот храм пользуется дурной репутацией, основанной на каких-то мрачных местных суевериях. Ходили слухи, будто бы в храме обитают кровожадные демоны-людоеды, с наступлением темноты покидающие свои пределы, чтобы нападать на нерадивых грешников, возвращающихся с хмельной пирушки. Несколько обезображенных трупов, найденных в здешних местах, подтверждали правдивость подобных историй, которые все больше и больше обрастали вымыслом — например, что души несчастных грешников якобы превращались в голодных призраков, принуждаемых селиться возле храма и с голодным воем пожирать дерьмо и отбросы. Акитада с содроганием огляделся по сторонам. Многие из этих живых бедолаг выглядели такими голодными, что вполне походили на этих самых призраков.

Чтобы успокоить разыгравшееся воображение, он спросил у матери, что произошло с ее сыном.

— Несчастный случай. И ведь не хочет рассказывать, глупый мальчишка. Один сердобольный человек принес его домой. Сказал, что нашел его у дороги, истекающего кровью, что отрубленная рука куда-то пропала, а в другой была зажата золотая монета. Хорошо еще, что этот человек вовремя нашел его да остановил кровь. Он предполагает, что мой сын увидел на дороге золотую монету, схватил ее, и в это время проезжавшая мимо повозка отрезала ему руку. Вот ведь глупый мальчишка! — Она шмыгнула носом и утерла слезы.

— Да, чудовищный случай, — посочувствовал Акитада. — И что ты теперь думаешь по поводу его будущего?

Она немного воспряла духом.