Нефертити. «Книга мертвых»

— Кто-то здесь, похоже, не любит меня, Хети.

— Я ничего не говорил Маху. Поверьте мне.

На сей раз я решил ему поверить.

— Но зачем ему идти на такой явный риск? Наверняка если бы он хотел убрать меня с дороги, то нашел бы более тонкий способ, чем приглашение на охоту.

— Он не настолько умный, — с некоторым удовольствием заметил Хети.

— Давай-ка возвращаться.

— И что потом?

— Вернемся на след. Поедем в гарем. С ночным визитом.

18

Город возник за поворотом, новые здания бледно мерцали в лунном сиянии, пустыня вокруг была темна, за исключением светившихся скал и валунов, словно возвращавших свет, который солнце подарило за день.

Мы выпрыгнули на берег в тени рядом с гаванью. Хети указывал дорогу, держась теневой стороны переулков и улиц.

— У нас три царских дворца, — сказал он, — Большой, Северный и Речной. Основные женские покои находятся в Большом.

— А где ночует Эхнатон?

— Никто не знает. Он переходит из одного дворца в другой в соответствии с обязанностями дня. Он показывается народу между богослужениями, государственными делами и приемами. Полагаю, в каждом месте у него есть спальные покои.

— Тяжкая жизнь.

Хети ухмыльнулся.

Мы пересекли Царскую дорогу и подошли к Большому дворцу. Это было огромное длинное сооружение, протянувшееся вдоль западной стороны дороги. У главных ворот стояли два стража.

— Нам повезло, — тихо проговорил Хети. — Я их знаю.

— Немного для тебя поздновато, — сказал стражник помоложе, хлопнув Хети по плечу. — Все работаешь? А это кто?

— Мы по делу от имени Эхнатона.

Стражи замешкались.

— Ваше разрешение? — спросил тот, что постарше.

Я без слов достал из сумки документы.

Стражник оглядел папирусы и медленно покачал головой, разбираясь в них. В итоге он кивнул.

— Ну проходите. — Окинул меня взглядом, заметил лук. — Вы должны оставить его здесь. Носить оружие во дворце не разрешается.

Мне ничего не оставалось, как отдать лук.

— Сберегите его. Надеюсь, вы сознаете его ценность?

— Уверен, он очень дорогой, господин.

И с этим мы вошли на главный дворцовый двор, обнесенный высокой кирпичной стеной. Сам двор напомнил мне колонные залы Фив, за исключением того, что был без крыши и внутри его посадили рощицы деревьев. Хети знал, куда идти, и мы, стараясь не шуметь, двинулись вперед сквозь лунные тени.

— Какое же громадное здание! — прошептал я.

— Знаю. В центре залы празднеств и частные святилища. На северной стороне конторы, жилые помещения и хранилища. По правде говоря, на жилье все жалуются. Говорят, что комнаты слишком маленькие и уже рушатся. Гипс дает трещины, обваливается, и повсюду насекомые. Говорят, что дерево дешевое, раскрашенное под дорогое и в нем уже во всю пируют жучки.

Мы шли вперед, минуя один колонный зал за другим. Все казалось пустынным, тихим. Иногда до нас доносились слабые голоса, а один раз мы спрятались за каменную колонну, а мимо нас проследовали трое увлеченно беседовавших мужчин. Много других помещений выходило в центральные залы, но все они казались необитаемыми.

— Где все?

Хети пожал плечами:

— Город выстроен из расчета на большое население. Не все еще здесь. Многим только предстоит родиться, чтобы заполнить эти залы и конторы. И не забывайте, ожидается огромный наплыв людей на Празднество.

Мы подошли к краю прелестного садика, благоухавшего прохладными ночными ароматами. Посмотрев под ноги, я увидел, что пол расписан соответственно — бассейн в окружении серебристо-голубых болотных цветов и растений.

— Мы опять идем по воде.

Хети посмотрел вниз.

— Да, — с удивлением сказал он.

— А зачем живущим тут эти речные сцены? — спросил я.

— Творение Атона. Им нужно повсюду его видеть.

Наконец мы пересекли садик и оказались у внушительных дверей, обшитых красивыми панелями. В них имелась дверь поменьше, а в ней — окошечко, закрытое ставней. Фреска у нас под ногами изображала лишь неподвижную воду. Хети тихо постучал в окошечко. Мы подождали и почувствовали покалывание в затылке, будто за нами наблюдают. Я огляделся. Ничего не было видно. Затем окошечко открылось изнутри.

— Покажите ваши лица, — произнес непонятный, странно резкий голос.

Хети знаком велел мне приблизиться к окошечку, и когда я подошел, в глаза мне направили сильный луч света. Затем маленькая дверь бесшумно открылась, и пятно света упало на пол. Я шагнул в него и в двери.

Внутри свет продолжал слепить меня. Я заслонил глаза и различил множество маленьких огоньков — маленькие копии луны, перемещавшиеся вокруг. Внезапно я понял, что это были декоративные папирусные фонарики, покачивавшиеся и поворачивавшиеся на тонких тростниковых стеблях. И держали эти фонарики девушки. Красивые молодые девушки. Прямо передо мной фонарик опустился, и я увидел лицо, широкое в кости, но изящное, ресницы и губы накрашены, кожа густо набелена пудрой. Тело же облачено в самый изысканный костюм, принадлежавший, однако, но статусу борцу или вознице.

— Смотреть в упор некрасиво, — сказала девушка. Голос соответствовал телу, а не лицу.

— Простите меня.

— Я ценю ваш интерес. — Последнее слово она произнесла невнятно, словно слизывая его с тарелки.

— Добрый вечер. Мы из городской полиции. Нам нужно побеседовать с женщинами гарема.

— В такой час?

— Время значения не имеет.

Она выглядела раздраженной.

— Кого именно вы имеете в виду? У нас здесь много разных женщин: швеи, горничные, экономки, танцовщицы, музыкантши и так далее — даже иностранки. Не думаю, что кто-то из них захочет видеться с вами в подобное время.

— Да? Давайте убедимся. Я знаю, что одна из них пропала. Исчезла. Совсем особая девушка. Нечто вроде зеркала. Ее сестры поймут, что я имею в виду. Они, должно быть, встревожены. Возможно, напуганы. Неведение хуже всего, вам так не кажется?

Наша собеседница внимательно посмотрела на меня, наморщив большой лоб. А затем впустила нас.

— Это евнух! — прошептал Хети.

— Знаю, — прошептал я в ответ. Я повидал все, что может предложить ночная жизнь Фив, все злачные места и притоны самого низкого разбора и другие места, куда люди ходят, чтобы осознать и воплотить свои самые сокровенные желания. Мальчики как женщины, женщины как мужчины, мужчины с мужчинами, женщины с женщинами.

Она шла впереди, девушки замыкали шествие, хихикая и перешептываясь; фонарики их покачивались и подпрыгивали на ходу. От странностей окружающей обстановки и пляшущих света и теней я вскоре перестал ориентироваться в переходах, сворачивавших налево, направо, направо, налево… Мы все глубже забирались в этот темный лабиринт, минуя пустые приемные, полные свободных кушеток и наваленных грудами подушек, рабочие комнаты с низкими потолками, где, согнувшись в три погибели, сидели маленькие фигурки и шили при свете ламп, губя зрение, тихие дворы-прачечные, где стояли стопками тазы для стирки и белое полотно сушилось на бесконечных решетках, запертые кабинеты и темные спальни, куда приходили и уходили усталые женщины в разной степени одетости, с распущенными волосами. Наша провожатая легко и грациозно ступала впереди, периодически бросая на нас лукавый взгляд, чтобы убедиться, что мы все еще следуем за ней.

Наконец мы пришли еще к одной двери. Девушки окружили нас, их фонарики замерли, и болтовня стихла.

— Дальше мы идти не можем. Нам не разрешается.

Поддельная женщина постучала в дверь, что-то быстро пошептала, затем впустила меня. Хети пройти не позволили. Последнее, что я увидел, — он стоял в лучах света, в плотном окружении улыбавшихся ему красивых девушек. Затем вход задернули плотной занавеской и он исчез.

— Добрый вечер. — Голос был легким, умным, в нем сквозила веселость. — Простите девушек, они глупы и перевозбуждены. Обычно в такой час у нас не бывает посетителей, но я ждала, что кто-то придет.