Усадьба (СИ)

— Здесь никто не живет – света в окнах нет.

По правде сказать, изба была настолько небольшой, что окно здесь имелось всего одно – рассеченное пополам трещиной, а чуть меньше его трети и вовсе было выбито. Света в нем действительно не было, но лишь до тех пор, пока внутрь не вошла Лизавета – тогда вскорости мы заметили отблеск разгорающейся свечи.

Я, готовая, кажется, на все, лишь бы узнать, что происходит внутри, подобрала юбки и, прячась за стволами сосен, в несколько коротких перебежек подобралась к бревенчатой стене дома, встав у самого его окна. Заглядывать внутрь я все не решалась, но совсем рядом с моей головой отсутствовал фрагмент стекла – через это отверстие я чувствовала уже знакомый мне запах пряных трав и слышала звуки – размеренные шаги по скрипучему полу, скрежет отодвигаемой мебели и еще какой-то… писк.

Натали в это время тоже набралась храбрости настолько, что со всех ног бросилась бежать ко мне. Вцепилась в мое плечо руками и не без интереса спросила вдруг:

— Так она одна там? Что она делает?

— Похоже, что одна. Заглянуть бы в окно…

— Так, может, и заглянуть? – простодушно спросила Натали.

Я не ответила. Только подошла еще ближе к стеклу, чтобы не пропустить ни звука. Да, это был писк. Так пищат крысы, мыши и прочие грызуны, но, право, глупо надеяться, что в таком заброшенном доме не водится мышей.

Вот снова раздался протяжный скрежет, похожий на звук открываемой дверцы, потом что-то щелкнуло, и я услышала голос Лизаветы Тихоновны:

— Иди сюда, моя хорошая… что ж ты упираешься так?! – писк стал еще громче и надрывнее, но – тотчас его оборвал короткий звук, с которым тесак опускается на разделочную доску у кухарок.

Догадавшись, что она только что сделала, я только прижала ладонь к губам, не зная, что и думать. Натали же, слышавшая все то же самое, смотрела на меня перепуганными глазами:

— Что она… что она сделала?

Не в силах больше мучиться догадками, я набралась храбрости и – заглянула в окно. По ту сторону стекла была комната – темная и захламленная, с небольшим столом у самого окна. Стол этот действительно больше был похож на разделочный, но на столешнице его были начертаны белым некие символы явно оккультного значения. Возле стола находилось кресло с потемневшей и порванной во многих местах обшивкой и накинутым поверх спинки плащом, кажется мужского кроя.

Саму Лизавету я не видела – только слышала ее голос, которым она монотонно и немного нараспев произносила слова на незнакомом мне языке. И видела ее руки, которые сноровисто орудовали ножом над телом несчастной мыши так, что кровь «жертвы» сливалась в глиняную чашу. Я подумала, глядя на это действо, что, не будь у меня опыта работы в госпитале, где я насмотрелась всякого, то, верно, сейчас меня бы мучил приступ тошноты. Но взгляд я отвела не сразу.

Так что же она – сумасшедшая? – думала я, снова прижавшись спиной к стене, - но неужели за столько лет никто из домочадцев не заметил за Эйвазовой странностей? И, главное, зачем она все это делает? Чего добивается?

— Что там? – спросила изнывающая от нетерпения Натали.

— Не смотри, - только и ответила я.

Но подруга не послушалась: так же, как и я, она приблизилась к окну и заглянула внутрь. Но тотчас с коротким вскриком метнулась в сторону:

— Лиди, она меня заметила! – прошептала Натали.

Не зная, что и думать, я снова подобралась к окну, заглянула внутрь и – замерла, не в силах отвести взгляд. Через стекло на меня смотрела Эйвазова. Очень бледная, с немигающим взглядом распахнутых голубых глаз и каменной маской вместо лица. Не могу сказать, что она была зла в этот момент или хотя бы удивлена – она была словно неживой. Потусторонней. Мне кажется, она даже не узнала меня.

За моей спиной в это время, уже не сдерживая крика ужаса, бросилась бежать прочь моя подруга. Я кинулась, было, следом, но через два шага запуталась в собственных юбках и упала на колени, а Натали в это время уже почти скрылась из виду:

— Натали, постой! – окликнула ее я, уже не боясь быть услышанной Лизаветой, но подруга бежала в панике и не разбирая дороги. Причем бежала в противоположную от дороги сторону – где лес был еще чернее и гуще.

Поднявшись на ноги и не оглядываясь на избу, я побежала следом, но Натали не отзывалась и словно бы исчезла.

Глава XX

Кажется, уже не меньше получаса я бродила меж стволов сосен в отчаянных попытках найти Натали. Возможно, я уже сама заблудилась и не смогла бы отыскать дорогу назад, но меня гораздо больше беспокоило, что где-то здесь, в этом лесу, также бродит моя подруга – напуганная и замерзшая, которую я, по глупости своей и безрассудству, втянула в эту историю. И что совсем рядом с нею, возможно, находится женщина – то ли одержимая некой оккультной магией, то ли вовсе сумасшедшая. Которую Натали боится и считает ведьмой.

— Натали! – снова позвала я, надрывая охрипшее от криков горло, но ответом мне была лишь мертвая тишина, которая уже сводила меня с ума.

Я в очередной раз споткнулась о какую-то корягу и ударила ногу столь сильно, что мне очень захотелось расплакаться – признать свое бессилие и сесть прямо здесь, чтобы просто ждать помощи. Однако мысль я эту почти сразу отогнала, тем более, что рассмотрела впереди довольно высокий пригорок – возможно, оттуда я увижу Натали.

Подругу я не увидела. С пригорка вела только одна дорога – узкая, едва намеченная тропка, которая терялась среди черных могильных крестов и потрескавшихся надгробий – тропка вела на деревенское кладбище. Как ни пыталась я мыслить трезво, но вид широко расстелившегося под пасмурным небом кладбища побуждал меня к единственному – как можно быстрее уйти прочь. Тотчас я метнулась в сторону, сделала шаг, но тут же обо что-то споткнулась – не удержала равновесие и опять упала коленями в рыхлую землю, усыпанную хвоей. Я начала торопливо подниматься, ругая себя за неуклюжесть и безнадежно испорченную уже юбку. Оперлась рукой о крупный камень и – только сейчас поняла, что это не просто камень, это могильный памятник с прибитой к нему медной табличкой.

Волна паники, вытесняющая остатки здравомыслия, заставила меня отшатнуться. Однако прежде чем я сумела подняться на ноги, кто-то схватил меня под руку чуть выше локтя и грубо, хотя и действенно помог подняться.

И снова я отшатнулась, отчаянно пытаясь вырваться – лишь секундой позже, взглянув в лицо моего спасителя, я остановилась и перевела дыхание:

— Боже, как вы меня напугали, Андрей!..

Не менее ошарашено, чем я, он смотрел сейчас на памятный камень. Потом он перевел взгляд на меня и ухмыльнулся:

— Не перестаю вам удивляться, Лиди: вы упали на заброшенную могилу, однако, напугал вас я.

— Сомневаюсь, что это могила, кладбище находится дальше… - ответила я не очень уверенно, – быть может, родственники просто заменили камень на другой памятник, а этот выбросили в лес…

— Да нет, - отозвался Андрей мрачно, - табличка-то медная, такими не разбрасываются.

Я взглянула на табличку еще раз и разглядела теперь немногословную надпись:

«Здѣсь въ 1865 погребено тѣло Софiи Самариной, род. 1837 въ Псковѣ».

Табличка действительно была медной, так что мне пришлось признать правоту Андрея. И я подумала даже, что табличка эта – удовольствие слишком дорогое для простых крестьян. Да и то, что похороненная здесь женщина была всего-то двадцати восьми лет, что могила находится вне кладбища и что увенчана памятником, а не крестом по православному обычаю – все это наводило меня на определенные мысли, отнюдь не светлые.

— Позвольте, я уведу вас отсюда, Лиди, - сказал Андрей, видя, разумеется, мое смятение.

Я молча покорилась.

— Андрей, прошу вас, помогите мне найти Натали, - вспомнила я о главном, едва мы покинули неприятное место.

— С Натальей Максимовной все в порядке – Ильицкий обещал отвести ее домой.

— Ильицкий? – переспросила я.

Он-то здесь откуда?

— Да… я шел здесь, мимо деревни, и встретил сперва его, а потом и Наталью Максимовну. Она была страшно напугана и, также как вы сейчас, просила срочно отправиться на ваши поиски. С ней остался Евгений, а я отправился искать вас. Зачем вы забрели так далеко, позвольте спросить?