Подземная Москва

Глава двадцать пятая

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

Товарищ Боб соскользнул вниз по веревке. Белый от волнения, он долго не мог говорить. Он пожимал плечами, недоумевая. Нервно раскуривал трубку, набивая ее в кармане одним движением большого пальца.

Он рассказал, что, выйдя один в коридор, он ощупью выполз в первую пещеру и в ней, на кладбище царя Ивана, так называл он склад фосфоресцирующих костяков, наткнулся на труп Сиволобчика, погибшего загадочною смертью. Сиволобчик лежал на черепах, вскинувшись навзничь, его лицо было сине, словно сожжено током высокого напряжения, ресницы и брови опалены, слизистая оболочка губ фиолетова и уже гноилась. Так иногда убивает молния. Он обыскал карманы Сиволобчика, в них оказалось: пакет махорки, сломанный перочинный ножичек, новенькая свистулька, должно быть для ребенка, тридцать копеек серебром и гаечный ключ. Товарищ Боб двинулся дальше, отыскивая Кухаренко. И тот лежал с теми же признаками насильственной смерти, и также гнойной фиолетовой лентой обтягивали губы желтый оскал его рта. На груди Кухаренко была приколота записка на немецком языке, которую товарищ Боб принес. Вот она:

"Вы сегодня счастливее нас. Но-до скорого свидания". Итак, русская экспедиция не только открыта, но иностранцы вывели из ее строя уже двоих участников. И кто знает – быть может, теперь они уже заложили выходы из-под земли и тем обрекли на верную гибель остальных участников.

– Тогда,-рассказывал товарищ Боб,-я решил проверить выход.

Я потушил фонарь и на коленях пополз по коридору, время от времени оглаживая в темноте стены, чтобы не сбиться. Я знал, что пока под руками будут муравленые камни, я на верном пути…

Но свет моего фонарика чуть-чуть не погубил меня. Едва я успел забраться в люк и притворить за собой покрытую патиной дверку-я услышал шаги по коридору, и голос возле самого моего уха сказал по-немецки:

– Значит, они где-то рядом, если с трупа снята записка… Вы поторопились, герр Шпеер, сыграть отбой… Я категорически предлагаю вам возобновить поиски…

В щели дверцы пробился рассеянный фиолетовый свет, я почувствовал боль на руке, как от ожога. От этого дьявольского ожога еще и теперь горят мои руки. На них полопалась кожа, как на лицах наших товарищей. Несомненно-они убиты этими лучами.

Иностранцы прошли к кладбищу царя Ивана, и, когда шум их голосов замолк, я решил еще раз открыть люк. В коридоре было темно, на самом конце его виднелся фиолетовый круг выхода. Видимо, они обложили лучами коридор и во всеоружии ждали нас. Я залез в люк и приготовился ожидать с не меньшим терпением. Я набил трубку, закурил и даже с некоторым комфортом развалился в этом коттедже, величиной с гроб для младенца. Так прошло полчаса. В коридоре было тихо. Немцы ожидали со всем упорством своей нации. И счастье ваше, что вы ничем не обнаружили своего присутствия в подземных ходах! Иначе вас неминуемо постигла бы участь Сиволобчика и Кухаренко…

Я не успел оправиться от волнения, как по коридору опять прошли немцы.

Тот же голос сказал:

– Вы видите, герр Кранц, я был прав… Нам придется на сегодня прекратить поиски и попробовать их завтра.

– Вы плохой немец, дорогой Шпеер,- с досадой отвечал другой голос,-мы должны, наоборот, продолжить их с удвоенной энергией. Но мы переменим нашу позицию. Если русские сегодня найдут библиотеку, они пройдут назад здесь. Мы подождем их у выхода. Тогда мы сумеем поблагодарить их за столь неожиданную помощь.

Голос при этом рассмеялся злым смехом.

Они прошли. Я, не теряя времени, выбрался из своего убежища и ползком направился к вам. Я думаю, что они не переходили через кладбище царя Ивана, иначе они обязательно заметили бы дыру и лом, который торчит в ней, словно верстовой столб. Я загнал его подальше в землю и спустился сюда… Не правда ли, я приношу ужасные сведения… Мы открыты. Иностранцы стерегут выходы смертельными лучами, от которых уже погибли два наших товарища.

Глава двадцать шестая

ЭКСПЕДИЦИЯ ПОДВИГАЕТСЯ ВПЕРЕД

По совету Дротова решено было продвигаться бочком, по краю пещеры, по которому уже прошли было, но из боязни потерять фонарь вернулись обратно к веревке. Товарищ Боб держал наготове револьверы в обеих руках. Идти было трудно, почва с каждым шагом становилась все более рыхлой и влажной, все сильнее слышался клокочущий шум воды, будто где-то под ногами бился подземный поток.

– Вода, не иначе!-догадался Дротов.

Вода была рядом. Через двести шагов ноги уже стали вязнуть в хлипкой жиже. При фонарях было видно: по правому боку пещеры протекал поток, берег болотист, но вода прозрачна, как голубоватый аквамарин, и очень чиста. Свет фонарей проникал в воду до дна, в свете казалось, что она горит; острое зрение Дротова уловило движение легких теней в прозрачной глубине, словно перепуганные стаи рыб метались от пронзительных проколов лучей.

– Рыба, не иначе!-снова догадался Дротов.-Но откуда, полено ей в рот, она сюда попала?

– Я думаю-это подземное течение Неглинки,-отвечал археолог,- вы же знаете, что она где-то под Москвой уходит в землю. Под Кузнецким мостом и под Тверской ее удалось вогнать в трубы и в деревянные желоба. Но местами она течет под землей свободно, и очень возможно, что рыба в ней водится и здесь, увлекаемая под землю течением… Точно так же Рейн и Дунай соединены подземной рекой. Нам, во всяком случае, нужно держаться подальше от берега. Но осторожно… Иначе мы опять ввалимся в какую-нибудь дыру!

Они повернули влево, археолог опускался на колени и словно вынюхивал тьму, подходившую близко, к самому лицу. Тогда шедшие сзади Дротов и товарищ Боб останавливались, ожидая чуть слышного:

– Вперед!

Своды пещеры были огромны. Она уходила вверх ноздреватым гигантским потоком, свет не достигал его поверхности, теряясь в сладковатой, дымящейся на фонариках тьме. По правому ее боку, при фонарях, обнаружились сосульки, свисавшие правильными сталактитами, словно пальцы огромных обессиленных рук, спадавшие с кресла. Они были сероватого отлива, свет преломлялся в них, как в призмах, но подойти к ним ближе и определить породу было нельзя, так как пришлось бы переходить поток. Было похоже, что путники попали в большой забытый храм, прозрачные потолки которого занесло песками, но колонны внутри еще не обвалились, и стены еще удерживают тысячелетнюю давность от тяжелой поступи времен.

Глава двадцать седьмая

ПОСЛЕДСТВИЯ ПУСТЯКОВОГО РАЗГОВОРА

– Здесь мы отлично расположимся, мой Друг,- сказал Кранц, складывая свою губительную машинку и садясь на отвал глины. Они подошли к выходу, через который часов восемь назад проникли в подземелье. Все это прежде всего утомительно! Проблуждать целую ночь в дурно пахнущих сырых подвалах, без каких-либо реальных результатов! Впрочем, герр Кранц был упорен, как настоящий немец.

Он аккуратно снял пиджак, вывернул его наизнанку, сложил в виде подушки и, постелив на него чистенький, почти несмятый платочек с голубенькой каймой, улегся отдохнуть. В карманах его оказались "штули" – прекрасные бутерброды с колбасой. Два он съел, один протянул Шпееру, "негодяю" же не предложил ни одного.

"Свинья!-с досадой подумал "негодяй",-ну погоди ж ты!"

Потом Кранц заговорил, видимо продолжая начатый разговор:

– Мне совершенно безразлично, дорогой Шпеер, что мы с вами ищем в этой дьявольской дыре! Пусть это будут богатства даже всех московских царей или только булыжники отвратительной московской мостовой. Я получил задание, мне за это хорошо заплатят, остальное меня решительно не касается. Я поступаю, как истый немец… Если при исполнении моей задачи на пути оказались некоторые препятствия, будь это обвал, который мы с вами устранили, или живой человек, которого устранила моя машинка, мне, даю вам слово честного человека, совершенно безразлично.