Смерть носит пурпур

И какой из этого вывод? Не самый приятный: вокруг изобретения господина Ф. начинается большая игра. И такие силы подтягиваются, что дело с ними лучше не иметь. Даже управляющему Государственным банком. Пожалуй, следует немедленно телеграфировать Чердынцеву, сделав намек, с кем ему предстоит иметь дело. В открытой телеграмме писать: «Это сыскная полиция, остерегайтесь!» – недопустимо. Все письма и телеграммы находились под контролем того же Департамента полиции, особенно в Царском Селе. Как дать знать толковому сотруднику об опасности в совершенно невинном сообщении, Плеске знал. Но отправлять телеграмму не спешил. Поразмышляв над вариантами, он счел за лучшее вообще не ставить Чердынцева в известность. В случае чего так им проще будет пожертвовать. Каким бы толковым помощником он ни был, но своя голова и место управляющего Эдуарду Дмитриевичу были значительно дороже. На нем такая ответственность. Нельзя же рисковать реформой золотого рубля!

16

Характер Лебедева имел счастливое свойство – любые переживания, расстройства и неприятности слетали с него, как старая шелуха. Утром он проснулся в прекрасном расположении духа, вчерашнее было забыто начисто, горести и сомнения улетучились бесследно, в окно светило майское солнышко, и день предстоял чудесный. Аполлон Григорьевич с аппетитом позавтракал в семействе старинного знакомого, сделал комплимент его шустрой дочке Анечке, наговорил комплиментов хозяйке дома, приглашал к себе в гости и, подхватив чемоданчик, в приподнятом настроении отправился пешком на Гатчинскую дорогу.

Город раскрывался весне, словно бутон. Распахивались окна, дворники поливали тротуар водой, городовой лениво вышагивал и от нечего делать свистел птичкам, кухарки с корзинами собирались гурьбой, чтобы отправиться за провизией на Торговую площадь, мир и благолепие царили вокруг. Лебедев не мог упустить шанса и салютовал хорошенькой барышне, спозаранку смотревшей в окно.

Добравшись до дома-с-трубой, он не нашел Ванзарова и решил было, что его друг поступил самым разумным образом, а именно: отправился ночевать в какую-нибудь гостиницу. Заявиться в гости к Федорову в такой час было невежливо, торчать на месте ему бы не хватило терпения, а где искать Ванзарова, он и представить не мог. Из трудного положения выход нашелся чрезвычайно просто. Выход сам появился из ближайшего кустарника, был бледен, вид имел не выспавшийся и слегка продрогший, о чем говорил поднятый ворот пиджака. Во всем остальном изъянов не имелось.

– А, вот и вы! – обрадовался Лебедев. – Что такой мрачный?

Ванзаров шмыгнул носом и попросил фляжку. Коньяк с утра не входил в его привычки, но майские ночи хоть и уже белые, но еще прохладные. Лебедев просил не стесняться, делать глоток посолидней, для друга не жалко, но Ванзаров приложился лишь слегка.

– Как прошла ночь? – полюбопытствовал Лебедев, заботливо завинчивая фляжку. – Сберегли покой и сон господина Федорова?

– Будем надеяться, – ответил Ванзаров.

– Эх, жаль, не видел выдающуюся картину, как вы бродите вокруг дома. И привидения отгоняете.

– Одно из привидений имело вполне человеческие формы. Жаль, не смог разглядеть подробно, а силуэт был незнаком.

– Не может быть… – только и смог сказать Лебедев. Он так надеялся обратить все в шутку, а дело оказалось далеко не шутейным. Выходит, прав был Ванзаров. А он… Ну, что теперь копья ломать. Главное, все живы и невредимы. – Неужели так прямо к дому убийца пробирался? Ночью?

– Если вас интересует фактическая сторона дела, то примерно в час тридцать на Гатчинской дороге появился какой-то человек. К сожалению, в этот момент я как раз был посреди дороги. Заметив меня, он быстро свернул в сторону.

– Ну, это не считается! – Лебедев ожидал куда большего. Может быть, рукопашной схватки или хоть погони. – Откуда вы знаете, что человек собирался в Федорову?

– Сложнейший вопрос: куда ему идти, когда кругом нет других строений?

– Значит, вас испугался. Мало ли кто ночью встретится.

– Я, конечно, похож на грабителя с большой дороги, – сказал Ванзаров, сладко зевая. – Интересно другое: за мной кто-то следил.

Лебедев решительно не мог представить, как такое возможно. Филерить ночью в Царском Селе? Да кому в голову взбредет! Наверняка показалось.

– Не смотрите на меня с такими сомнениями, Аполлон Григорьевич. Несколько раз слышал шорохи за спиной. Так что был вынужден сменить диспозицию. Когда совсем рассвело, проверил: за дальними кустами следы. Выпала роса, они заметны, можете убедиться сами. К счастью, человек не умеет бесшумно двигаться по лесу.

Без лишних слов Лебедев отправился в перелесок. Вернулся задумчивый.

– Гипса у меня нет, сохранить след не смогу, но отпечаток замерил, – сказал он. – Получается мужчина вот такого роста… – он показал чуть выше головы Ванзарова. – То есть самый средний рост. Про башмаки что-либо сказать трудно, однозначно не военный сапог и не дамский ботиночек. Впрочем, не лапти и не валенки.

– Это значительно сужает круг тех, кому ночью не спится, – сказал Ванзаров. – Можно исключить все полки Царского Села. Благодарю вас…

– Полагаете, убийца поджидал удобного момента?

– Полагаю, что кому-то захотелось того же, чего и нам: узнать, кто собирается проникнуть в дом.

– Главное, что вы целы и невредимы… – сказал Лебедев, стряхивая лесной сор. – Это меня вполне устраивает… Предлагаю отметить ваш ночной подвиг обильным завтраком в ближайшем трактире.

– Уходить нельзя, еще ничего не кончилось.

– Да что может случиться днем!

Ванзаров поправил воротник пиджака и даже расстегнул пуговицу. Коньяк действовал благотворно.

– Покой Царского Села влияет на вас, Аполлон Григорьевич, усыпляюще, – сказал он. – Уж от кого-кого, а от вас такое слышать странно. Для убийства нет времени суток. Тем более…

Продолжения Лебедев не дождался. Все внимание Ванзарова досталось щуплой фигуре, что показалась на Гатчинской. Опустив голову и подшаркивая на каждом шагу, приближался Нарышкин. Был он чрезвычайно мрачен, или просто глубоко задумчив, или просто не выспался, трудно было понять. При себе имел сверток в вощеной бумаге, перетянутый грубой бечевкой.

Ванзаров приветливо замахал, привлекая внимание.

– Неужели первым поездом приехали? – спросил он, взглянув на карманные часы и отчаянно улыбаясь.

Спрятав сверток за спину, Нарышкин глянул исподлобья.

– А вам что здесь надо? Рано еще, Иван Федорович отдыхает… Вам на одиннадцать назначено.

– Да? На одиннадцать? – спросил Ванзаров, с деланым удивлением обращаясь к Лебедеву. – Это мы так с профессором поспешили? Ай, как неудобно вышло. Профессор, я же говорил вам, что можно еще поспать часок-другой. А вы заладили: пойдем да пойдем, Иван Федорович любит ранние визиты… Ну, ничего, мы тут подождем. Погуляем, воздух у вас чудесный, не то что у нас, в душном Петербурге, правда, профессор?

Лебедев промычал неопределенно, не зная, как себя нужно сейчас вести. Подыгрывать ему не хотелось.

– А что это вы уже купили? – не унимался Ванзаров. – Свежие пряники?

– Иван Федорович просил реактивы привезти… – ответил Нарышкин.

– Неужели? В таком состоянии, как вчера, еще и указания способен был давать?

– Он еще утром заказал… Да вам какое дело?

– Очень, знаете ли, интересуюсь, где же это в столице химические элементы начинают с шести утра продавать? Вам такие места известны, профессор?

Лебедев сделал вид, что эта беседа его не касается.

– И я не знаю, – продолжил Ванзаров. – Подскажите адресок, вдруг пригодится?

– Не понимаю, господин… как вас там… – Нарышкин запнулся. – Что за допрос странный?

– Лавку подскажите, сразу отстану.

– Посылку я забрал у профессора Левандовского, была готова еще третьего дня. Вечером забрал, первым поездом вернулся. Надеюсь, на этом меня оставите в покое?

– Ночевали у знакомых или на гостиницу потратились?

Терпение Нарышкина иссякло. Он шагнул в сторону, чтобы обойти неприятного господина, но ему перегородили дорогу.