Семь преступлений в Риме

7

— Конечно же, Гвидо, нам следовало об этом подумать!

Леонардо да Винчи и я проделывали путь, которым я прошел накануне и который привел меня к мрачному открытию. Снег прекратился, но Корсо теперь покрывал не белый слой, а уже смешавшийся с грязью, истоптанный и запачканный ногами римлян и бродячих животных, рыщущих в поисках пищи. От праздничных развлечений тоже остались следы: разорванные ленточки, кости, брошенные собакам, всевозможные отбросы… Утром город казался угрюмым, хмурым, насупившимся, неприятным, тоскливым, унылым… Холод забирался под наши подбитые мехом плащи.

— О чем нам надо было подумать, мэтр?

— Послание… записка под дверью Капедиферро… Ведь это было предупреждение! Такое же, как и надпись в колонне!

Честно говоря, ночь я провел скверно: так и не сомкнул глаз. А когда на короткое время меня одолевала дрема, в голову начинали лезть трупы, привязанные к лестницам, и нежные создания с голубыми глазами. Возможно, этим и объяснялось то, что озарения Леонардо под серым небом казались мне непроницаемо черными.

— Конечно, — продолжал старец, — ясно как день! Так же, как те три точки многоточия намекали на продолжение убийств, так и стишок о Джакопо Верде раскрывал нам время! Помнишь: «Джакопо Верде дважды головы лишился, Сола опустела, весь город веселился». «Город веселился»! Слова эти к первой жертве не имеют никакого отношения. Они обретают смысл применимо ко второй. Отсюда я вывожу, что с самого начала убийца замыслил испортить праздник Рождества!

Должен ли я признаться, что в тот момент подобное толкование показалось мне слишком заумным? К счастью, мы уже подошли к Капитолию, и это позволило мне воздержаться от замечания.

— Как раз на этом месте я потерял лошадиные следы, — пояснил я. — Мне повезло, что я услышал тихие голоса, доносившиеся от Форума.

— Сколько человек ты там насчитал?

— Десяток… включая капитана Барбери, суперинтенданта и обжигальщика извести, нашедшего труп.

— И ни один из них не проговорился. Ни соседу, ни жене, ни другу… Такое чрезвычайное событие! Довольно странно… Можно подумать, что всем строго-настрого приказано держать язык за зубами. Но даже в этом случае, допуская, что солдаты Барбери могли молчать, трудно предположить, что изготовитель извести связал бы себя словом. И потом, чего ради хранить в секрете это новое убийство?

— Чтобы подождать окончания праздника. Такая весть, принесенная в разгар рождественских торжеств, весьма омрачила бы их.

— В любом случае все об этом узнают, и гораздо быстрее, чем ты думаешь. Раз уж ты был свидетелем этого зрелища…

— Не сомневаюсь. Но, как вы помните, я погасил факел и спрятался. Уверен, никто из тех людей меня не заметил. Да они и сами полагали, что в такую мерзкую погоду вряд ли кто-нибудь будет шастать поблизости…

В этот момент, обогнув Капитолий, мы увидели Форум таким, каким он предстал предо мной накануне: белым и безмолвным. Лестница с трупом исчезла, остались только развалины Древнего Рима, укутанные в зимнее одеяло.

— А что ты думаешь о том обжигальщике?

— Капедиферро как раз допрашивал его. Оба стояли лицом ко мне, и из их слов я мог понять, что он живет где-то рядом и добывает мел. Из этого я заключил, что, вероятнее всего, он-то и обнаружил труп и известил власти.

— Действительно, это — объяснение его присутствия. Что ты еще услышал?

— Ничего полезного для нас… Потом к ним подошел Барбери, и все трое заговорили тише. Боюсь, что примет у нас маловато; не найти нам этого обжигальщика; помню только, что мужчина дородный, а вот лица не разглядел. Снег шел…

Мы спускались по крутому склону к развалинам, и мэтр опирался на мою руку, чтобы не поскользнуться. Я молчал, внимательно глядя под ноги, опасаясь оступиться. Неожиданно мэтр остановил меня: изо рта у него в такт тяжелому дыханию вылетали облачка пара. Глаза его блестели.

— Ошибаешься, Гвидо. Если этот обжигальщик — тот, кого мы ищем, мы найдем его, как если бы он сам пришел к нам!

В этот зимний час Форум был пуст.

Весной пастухи выводили пасти домашний скот среди останков разрушенных храмов и других руин: цитаделей, деревянных и каменных жилых домов, служивших укрытием для животных, жилищем для ремесленников. Славное прошлое Рима было предано забвению, память о нем искусственно разрушалась. Многочисленные стройки, постоянно возникавшие в городе, удваивали усердие обжигальщиков извести, и они растаскивали все, что могли пожрать их ненасытные печи, а затем сбывали свою продукцию для строительства какой-нибудь церкви или дворца. Работы по сооружению собора Святого Петра нанесли немалый урон древним развалинам: термы Диоклетиана и театр Марцелла превратились в огромные карьеры, бессовестно используемые архитекторами по указанию пап. Первым с энтузиазмом набросился на них Браманте: его даже прозвали «создателем развалин». И лишь после назначения Рафаэля уполномоченным по охране памятников античности власти наконец сообразили, какие неоценимые потери влечет за собой подобное пренебрежение стариной. Назначение состоялось летом 1515 года. И я склонен утверждать, что к нему имели касательство некоторые из описываемых здесь событий.

Как бы то ни было, сам Форум здорово пострадал от такого варварства. Когда мы с отцом ходили туда гулять, нам было тоскливо и стыдно. Колизей, когда-то величественный и заполненный кричащей толпой, выглядел теперь как жалкая развалина, заросшая сорняками. Стволы колонн, торчавшие и валявшиеся тут и там, напоминали отрубленные ноги исчезнувших великанов. Местами скапливались мусор и нечистоты, отвратительно воняли лужи с застоявшейся водой, а крики торговцев скотом отпугивали птиц.

Однако сегодня застывший на морозе и укрытый снегом, спрятавшим святотатственные следы человеческой глупости, Форум вновь обрел кое-что из былого достоинства. Достоинства кладбищенского…

— Здесь!

Оказавшись у подошвы холма, мэтр выпустил мою руку и потрусил к цепочке хорошо различимых следов, ведущих от колонны, к которой была приставлена лестница, к кампо Торрекьяно.

— Здесь был обжигальщик!

Хорошо было видно, что следы свежие, отчетливо отпечатавшиеся на снегу после снегопада.

— Почему вы так уверены? — спросил я.

— Потому что в моем возрасте уже знаешь человеческую натуру. Даже если капитан Барбери и взял с него слово молчать, он не смог запретить очевидцу вернуться на место преступления. Проснувшись сегодня утром, наш обжигальщик захотел удостовериться, что все это не было кошмарным сном. И, как я и предчувствовал, следы приведут к нему так же, как если бы он сам вел нас за руку!

Я должен был согласиться со справедливостью его рассуждений. Горя от нетерпения пообщаться с ремесленником, я собрался было идти по следам к кампо Торрекьяно, но Леонардо жестом остановил меня:

— Не спеши, Гвидо! Нужно сперва осмотреть место преступления!

Из внутреннего кармана меховой подкладки плаща он достал какую-то диковинную вещицу с голубенькими стеклышками и ловко водрузил ее на переносицу. Затем внимательно рассмотрел следы.

— Обжигальщик этот — славный малый, похоже, высокий и сильный. Расстояние между шагами дает мне основание думать, что возраст его ближе к моему, чем к твоему… Поищем еще что-нибудь…

Мы подошли к колонне, вокруг которой развертывалась эта трагедия. Но там не было других следов, кроме тех, что мы приписывали изготовителю извести. Остаток колонны, выбранной злоумышленником, был припорошен снегом, и в его высоте — около шести футов — не было ничего примечательного: нас окружали столбы и повыше.

Мэтр приступил к осмотру колонны; поскреб пальцем смерзшийся снег.

— Надо же… — пробормотал он.

Я не осмелился задать вопрос, догадавшись, что сейчас лучше помолчать. Потом Леонардо, присев на корточки у основания колонны, осторожно стал разгребать снег ладонью тонкими слоями, будто снимая шелуху с луковицы.

— Нет, крови не видно, — заключил он. — Не как в первый раз… Жертва, возможно, была удавлена или удушена. Или даже отравлена, кто знает… Об этом мы узнаем, когда увидим тело…