Кровавый срок

Раскат грома вдруг разбудил меня. Я был весь в холодном поту, думая, что минометная мина все же взорвалась. Мне страшно хотелось курить.

Дурной знак: я курил только однажды, в те месяцы, когда я был в войсках — на островах, на Гуадалканале. Желание курить только изредка возвращалось ко мне, после того как я вернулся: изредка, как и приступы малярии, один из которых, похоже, начинался сейчас.

Я открыл окно, чтобы остудить лобовое стекло. Капли дождя стали попадать в салон. Я взглянул на часы: была почти полночь. Сколько же я проспал? Может, я пропустил что-нибудь? Может, пора хватать камеру и мчаться сквозь потоки воды, текущие по улице, продираться через могучий кустарник, чтобы выяснить, как развивается карибская оргия «только для белых»?

Но как раз в этот момент вечеринка закончилась: пары стали разбредаться по своим машинам — все, кроме одутловатого Кларка Гейбла и юной Бетти Грэйбл. О, счастливая пара вышла на улицу, съежившись под зонтиком, но лишь для того, чтобы быстро подняться по наружной лестнице, которая, очевидно, вела в комнаты над гаражом.

Сверкнула молния, и американский Фредди тоже вышел, на ходу прощаясь с солидным пожилым гостем. Это означало одно: граф остался в доме наедине с женами британских пилотов.

Может, хоть сейчас де Мариньи оправдает свою репутацию, и мне пора приготовить свой фотоаппарат.

Но тут сам граф в куртке с поднятым воротником пробежал к «Линкольну», стоящему на лужайке. Он завел машину и подогнал ее прямо к ступенькам крыльца. Потом один из слуг — по-моему, Кертис — провел блондинку под зонтом к ожидавшей машине.

Я улыбнулся. Похоже, я был при деле.

Но в это время Кертис вошел в дом и вернулся вместе с брюнеткой. Она присоединилась к де Мариньи и их общей подруге на переднем сиденье.

Отлично. Я вспомнил другие французские слова, которые я знал: «жизнь втроем».

Я эскортировал «Линкольн» до Бэй-стрит, щетки яростно скребли лобовое стекло моего автомобиля. Его машина слегка покачивалась от ветра. И моя тоже, хотя она и была далеко не веса пера. Просто за стеклом бушевала настоящая буря. Дождь лил беспрестанно. Улица была наполовину затоплена; вода заливала водозаборники у обочины. Ставни окон магазинов были плотно закрыты и блестели мокрым металлом, вспыхивая время от времени серебряно-голубым при свете молний. Неон в вывеске над аптекой мерцал в ночи, как глаза привидения.

Мы проехали мой отель — здесь светилось лишь несколько окон и меня ждала постель — и устремились на запад. Когда-то, века назад, по этой дороге Сэмьюэл вез меня и мисс Бристол в «Вестбурн». За «Вестбурном», окна второго этажа которого были освещены, «Линкольн» затормозил перед столбом с деревянной вывеской «Хаббардз Коттеджиз».

Кажется, здесь были коттеджи, сдаваемые внаем. Я проехал мимо, но успел заметить остановившийся «Линкольн» и двух молодых женщин, быстро бегущих к дверям коттеджа. Де Мариньи так и не вылез из машины с работающим двигателем.

Когда я нашел место, где развернуться, и снова проезжал мимо коттеджа, «Линкольна» уже не было.

Я мог лишь вздохнуть. Видно, не этой ночью мне удастся добыть улики на графа. Де Мариньи, как вежливый хозяин, просто довез своих гостей до дома. Впереди краснели огоньки — наверное, «Линкольна», но я и не пытался их догнать.

Часы показывали час ночи, и этот долгий-долгий день был позади. Я честно отработал свою тысячу долларов.

Глава 6

Гроза сотрясала небо, как залпы артиллерии, превратив мою ночь в каскад горячечных снов о морских сражениях. Раз десять за ночь я просыпался и принимался бродить по комнате, и, глядя на бушующее море и беспокойное небо, боролся с желанием курить. Пальмы за окном невероятно изгибались, их черные силуэты казались синими при вспышках молний. Проклятый шторм ревел как плохой радиоприемник со сбитой шкалой настройки. Шквал сменялся слабеющим порывом ветра с барабанящим в окно дождем и возвращался вновь с оглушительными раскатами грома...

Наконец батальные сны прекратились. Мне стало сниться что-то другое — что-то приятное, мирное. Я качался в гамаке, рядом прекрасная темнокожая девушка, одетая в одну только коротенькую юбочку, протягивала мне кокосовый орех. Она была похожа на Марджори Бристол, только темнее, и, когда я допил кокосовое молоко, она стала гладить мой лоб мягкой, как подушка, рукой, и тут — бум, бум, бум: артиллерийская канонада снова разбудила меня.

Сидя в кровати и переводя дыхание, весь в холодном поту, я снова услышал те звуки и понял, что это просто кто-то стучит в дверь. Кто-то очень настойчивый беспардонно барабанил по моей двери. А никакой артиллерии в помине не было.

Я отшвырнул простыню и пошел открывать, надевая по дороге брюки на нижнее белье, в котором спал. Я собирался негодовать, особенно, если это коридорный, пришедший убирать мой номер, по крайней мере, до тех пор, пока не взглянул на часы и не понял, сколько я спал: было больше десяти часов утра.

Открывая дверь, я спросил «Да, кто там?» еще до того, как увидел его. На меня смотрело темное лицо из-под белого шлема с золотым наконечником.

— Натан Геллер? — раздался голос с карибским акцентом.

Я шире приоткрыл дверь. На пороге стояли два темнокожих полицейских в блестящих шлемах, белых мундирах, брюках с красными лампасами и сверкающих сапогах. Я видел таких в оперетте.

— Да, это я, — сказал я. — Хотите войти, ребята? Я только что проснулся.

Они торжественно вошли в мой номер, держась очень прямо. Почему я вдруг почувствовал себя так глупо?

— Вам придется поехать с нами в «Вестбурн», сэр, — сказал один из них, замерев в напряженной позе.

— В «Вестбурн»? А зачем?

— Возникли трудности с вашим работодателем.

— С моим работодателем?

— С сэром Гарри Оуксом.

— Что за трудности?

— Мы не можем ничего больше сказать вам, сэр. Так вы поедете с нами? — Полицейский произнес все эти фразы с таким занятным багамским акцентом, что они прозвучали высокопарно, как поэзия.

— Да, конечно. Дадите мне пять минут, чтобы умыться и почистить зубы?

Говоривший полицейский кивнул.

— Может, встретимся в вестибюле, — предложил я.

— Мы подождем вас за дверью, сэр.

— Ну, как хотите. — Я непринужденно пожал плечами, хотя было ясно, что случилось что-то очень серьезное.

Мой эскорт разместился впереди, я — на заднем сиденье, полицейская машина тронулась с места и покатилась по мокрой и грязной Бэй-стрит. Все водостоки были забиты пальмовыми листьями. Небо по-прежнему все было в тучах, и это делало утро больше похожим на вечерние сумерки. В окно дул сильный ветер, иногда его порывы ударяли в лобовое стекло машины.

Я наклонился вперед:

— Ладно, ребята, в чем дело?

Они как будто не слышали меня.

Я повторил вопрос, и тот, который до сих пор молчал, обернулся и отрицательно покачал головой. Да, у этих черных багамских полицейских была в характере твердость — не хуже, чем у британских бобби.

Ворота усадьбы были закрыты, но около них стоял темнокожий коп в белом шлеме, который быстро открыл их для нас. Полукруглая дорожка к дому была вся забита машинами, в основном черного цвета с золотой надписью «полиция» на дверях, — такими же как та, в которой ехал я.

— Пойдемте, мистер Геллер, — сказал «разговорчивый» коп. Он вежливо открыл мне дверь машины, я прошел вслед за ним по ступенькам крыльца и вошел в дом, где мне сразу ударил в нос едкий запах гари, казалось, пропитавший все изнутри. Здесь что, был пожар? Оглядевшись вокруг, я заметил, что ковер на полу и деревянная лестница были опалены. И перила тоже, но не везде: как будто по лестнице спускался горящий человек, пятнами сажи отмечая свой путь...

— Мистер Геллер? — раздался резкий, деловой мужской голос, который я никогда раньше не слышал. Голос англичанина.

Я оторвался от изучения лестницы и увидел идущего ко мне белого, похожего на военного мужчину лет пятидесяти с оттопыренными ушами и ямочкой на подбородке. Он был одет в военного образца униформу цвета хаки, которую перерезал ремень кобуры; на голове у него высился массивный шлем с эмблемой британской королевской полиции.