Veritas

Когда французский гарнизон после взятия Ландау сложил оружие у его ног, зажглась военная звезда Иосифа Победоносного, продолжал аббат Мелани. Однако и на долю Марсили выпала немалая слава. При императорской армии он считался теперь величайшим экспертом по крепостям и осадам. Он знает тайны всех военных школ, будь то французских, немецких или итальянских. Даже симпатии войск, с которыми он обращался по всей строгости, были на его стороне, а равные ему по званию признают его верность и самоотверженность. Ибо неискренность, равно как и невежество, несправедливы по отношению к достоинству войны.

Однако где-то на заднем плане маркграф Баденский кипит от ярости. Марсили раскрыл его некомпетентность, прямо обратившись к королю Германии и Рима. Этот итальянец не только опозорил его, он еще и невыносимо образован, честен и добродетелен. Чего он собирается еще добиться?

Вскоре маркграф отыскал возможность отомстить. В декабре того же 1702 года французы осадили австрийский город-крепость Брайзахна-Рейне, являющийся очень важным пунктом для контроля региона Брайсгау. Принц Евгений приказал Марсили отправляться в Брайзах, чтобы поддержать там другого итальянца, маршала Делл'Арко, в случае если тот (странное, двусмысленное основание) заболеет. Маркграф Баденский точно знает, что Марсили и Делл'Арко враждуют, и поэтому вместе смогут сделать очень мало.

Осаждающих французов насчитывалось двадцать четыре тысячи человек. Гарнизон Брайзаха же располагал чуть более чем тремя с половиной тысячами людей. Так сказали Марсили, на самом же деле обороняющихся еще меньше. Его ожидают плохо вооруженные солдаты и небоеспособные пушки, нет инженеров и минеров (а они необходимы для защиты крепости), в крепостных рвах нет ни капли воды, чтобы удержать неприятеля на расстоянии. Он тут же пишет маркграфу Баденскому о том, что ситуация безвыходная, однако ответа не получает. Поэтому принимается за работу, занимается усилением укреплений. Тут же начинаются споры с Делл'Арко, и Марсили заточают на шесть месяцев. Деньги заканчиваются, войска не получают плату и жалуются. Он пытается занять деньги в ближайшей крепости Фрайбурге, но ничего не выходит. И он отдает приказ печатать свинцовые монеты, чтобы раздать солдатам, гарантируя их своим собственным состоянием.

– Так поступил и Мелак, французский комендант Ландау! – вмешался я.

– Так поступает каждый настоящий комендант в такой ситуации, так он должен поступать, – с серьезным выражением лица ответил Мелани. – Это также объясняет, почему офицеры должны происходить из благородных и зажиточных семей: дворяне располагают большими средствами, чем остальные.

Наступила вторая половина августа 1703 года. Маленький императорский гарнизон героически сопротивляется, однако превосходство французов под предводительством герцога Бургундского очевидно, в первую очередь благодаря способностям маршала Вобана, великого архитектора крепостей «короля-солнце».

– Того самого, который укреплял Ландау?

– Именно его. И Брайзах он тоже укреплял, когда тот был в руках французов, он знает его как свои пять пальцев.

Императорские офицеры уже утратили какую бы то ни была надежду. Однако Марсили неутомим: он своими собственными руками ремонтирует части артиллерии, рисует минные подкопы и поперечные рвы, сплотив всех, кто еще хочет сражаться, вокруг себя. Делл'Арко созывает военный совет; офицеры уже не верят в поддержку и единогласно решают сдаться. Только Марсили еще печется о спасении чести. Французы должны оказать его гарнизону военную честь, бушует он перед собравшимися, с барабанным боем и развевающимися знаменами. Все должны знать, что Брайзах был проигран с честью. Когда императорские войска 8 сентября 1703 года, обессиленные и заляпанные кровью, с гордо поднятыми головами выходят из ворот крепости, французы не верят своим глазам: неужели эта горстка оборванцев так долго держала их здесь? Кто-то шепчет победителям, что душой этих одержимых был он, этот Марсили, он измучен и ранен, как и остальные, но в его покрасневших глазах читается горечь поражения. Очевидно, что он сражался бы и дальше, если бы у него были верные соратники. Проклятье! Потому что трусость, как и невежество, позорит честь войны.

Однако самое страшное еще впереди. Его отпускают вместе с остальными офицерами, он возвращается в ряды императорской армии и тут же предстает перед трибуналом.

– Трибуналом? – вздрогнул я. – Но почему?

– На Делл'Арко, Марсили и других офицеров была подана жалоба на то, что они сдались.

– Но что же им было делать? У французов солдат было в десять раз больше, чем у них!

– Слушай.

Совсем скоро, 15 февраля, последовали приговоры: Делл'Арко приговорен к обезглавливанию, Марсили – к понижению в звании и лишению всех воинских наград. Три дня спустя Делл'Арко казнили в Брегенце как какого-то обычного преступника, при всем честном народе; саблю Марсили преломили символически. Он выжил, но навеки обесчещен. Ярость толпы удовлетворена, но в первую очередь доволен местью маркграф Баденский: исполнение приговора над остальными офицерами отложили.

Только теперь, в этот миг, храбрый Марсили, выживший в аду турецкого плена, после пыток и ранений, окровавленный, приползший в Болонью, не желавший ничего иного, кроме как поскорее вернуться на службу императору; Марсили, встречавший зависть, подлость и тупость с гордо поднятой головой; Марсили, который снискал на поле боя уважение и благодарность короля Германии и Рима и будущего императора Иосифа I; Марсили, ученый, уроженец Болоньи, дворянских кровей, друживший с простыми солдатами, офицер, в отчаянии считавший каждый день мертвецов, в то время как другие офицеры пили и смеялись, проигрывали в карты деньги, украденные у гарнизона, теперь, только теперь понял Марсили: чтобы уничтожить его, сохранявшего на протяжении нескольких месяцев патовую ситуацию с французами, потребовалась зависть всего лишь одного человека, бывшего, кроме того, рангом выше его – маркграфа Баденского.

– О, зависть, на какие только ужасы ты способна! – мрачно воскликнул Атто. – О, зависть солдата, как жестоки твои преступления! О, обида офицера, как подлы твои деяния, как трусливы и коварны! Сколько невинных бойцов послала ты на смерть обманом! Сколько храбрых полководцев ты привела в военную тюрьму, чтобы заменить их лентяями и малодушными! Скольких сержантов ты предательски погубила во рвах Ломбардии, в снегах Баварии, в холодных бродах венгерской реки, чтобы обвешать медалями их врагов! Настоящий преступник – вовсе не маркграф Баденский. Это ты, зависть, чудовище без лица, покончившее с карьерой и жизнью графа Луиджи Фердинандо Марсили, сделав из него бесчестного ренегата. Ты чудовище, убивающее выстрелом в спину, клевещущее на правых, поддерживающее ничтожеств, из-за которого исчезает провиант, распространяется неверная информация о враге, посылается на фронт негодное оружие, отказывающее осажденным в помощи, передающее ложь комендантам. Битва за битвой, война за войной растаптываешь ты героев и поглощаешь даже самую память о них, с любовью укрепляя тылы их завистников, малодушных, трусов: они призывают тебя и с твоей помощью стремятся к уничтожению добра.

Атто умолк. Старый кастрат, конечно, никогда не сражался сам, однако голос его дрожал от возмущения тех, кто представляет собой жестокость войны. А вопросы уже вертелись у меня на языке.

– Вы сказали, что Марсили был ренегатом. Почему?

– Так называли его, потому что позднее он возглавил войско папы, хотя на процессе в Брегенце и клялся, что никогда не станет сражаться на стороне врага. Однако та клятва была вырвана у него силой: как она могла быть действительной? И, кроме того, он принял предложение папы потому, что был из Болоньи, а значит, подданным папы. Французы и голландцы тоже манили его к себе званием генерала, но он отказался сражаться на стороне врага, убившего столь многих его товарищей. И, несмотря на это, его наихристианнейшее величество призвал его в Париж и со всеми почестями представил ко двору: граф Марсили, который так верно служил австрийскому дому и из-за дела в Брайзахе был так несправедливо унижен; а я хорошо знаю, насколько несправедливо это было.