Записки Клуба Лазаря

— А как вы узнали, что она была проституткой?

— Доктор, вы же видели ее. Она не похожа на великосветскую даму.

— Вы знаете, кто она? Возможно, ее разыскивают?

Тарлоу цинично улыбнулся.

— Мой дорогой доктор, вы знаете, сколько в Лондоне проституток? Тысячи. Многие из них приехали из деревень в надежде покорить большой город. Некоторые были проданы в рабство собственными родителями. Им дают новые имена, и они теряются в толпе. Если они пропадут, кто станет их искать? Сутенеры и коллеги по работе явно не те люди, которые заявят в полицию.

Я расценил этот ответ как отрицательный.

— И у меня еще один вопрос: где ее нашли?

— Опять же в реке, она плавала у Лаймхаус-Рич, это было четыре недели назад. А теперь, доктор, может, вы еще раз взглянете на тело?

— Да, извините. Просто это немного отличается от моей обычной работы.

Инспектор снова посмотрел на банку с эмбрионом.

— Не представляю, чем именно.

Вернувшись к своим обязанностям, я потрогал стенки грудной клетки пинцетом. Несколько сосудов и вен торчали рваными краями там, где прошла неуверенная рука.

— Нож был острым, но рука — нетвердой.

— Острым, как нож хирурга?

— Вы имеете в виду скальпель? Возможно.

— Значит, нам нужно искать человека от медицины?

— Врача делает не наличие медицинских инструментов, инспектор. И потом, как я уже сказал вам, непохоже, чтобы это работал профессиональный хирург.

Тарлоу надел шляпу.

— Спасибо, доктор, вы нам очень помогли. — Он накрыл труп простыней и приказал констеблю помочь вынести его. — Да, я могу рассчитывать на ваше молчание?

— Конечно, инспектор. Дайте мне знать, если вам снова понадобится моя помощь.

— Еще раз спасибо. Я свяжусь с вами.

— И еще один вопрос, инспектор.

— Подожди, Симпкинс. Что вы хотите знать, доктор?

— Коллекционер ушей и коллекционер глаз, вы их поймали?

Тарлоу криво усмехнулся.

— О да, мы их поймали. Одного из них я выследил лично.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Брюнель шагнул из экипажа навстречу холодному вечеру и остановился, ожидая, пока я последую за ним. И снова он не удосужился сообщить мне, где мы находились, и даже не сказал о цели нашей поездки.

Пока мы ехали, я пытался выведать у него хоть какую-нибудь информацию, но он лишь отмахивался или задавал мне не относящиеся к делу вопросы по анатомии.

Надев шляпу, он дал кучеру краткие указания, после чего отпустил экипаж. Затем он направился к трактиру, в котором, судя по доносившемуся оттуда шуму, полным ходом шла гулянка. Я облегченно вздохнул, когда мы, вместо того чтобы присоединиться к толпе веселящихся в пабе, поднялись по лестнице наверх и очутились в просторном коридоре второго этажа.

Здесь располагался ряд комнат, сдававшихся за небольшую плату для проведения обедов различным клубам или джентльменам, которым необходимо было место для встречи. Вокруг длинного обеденного стола стояли люди, они собрались в маленькие группы и о чем-то тихо разговаривали. На столе я заметил лишь два графина с красным вином и бокалы, но никакой еды. Брюнель громко хлопнул дверью, чем привлек к себе внимание говоривших. Все повернули головы в нашу сторону. На мгновение в комнате повисла тишина, нарушаемая лишь смехом, доносившимся из бара у нас под ногами. Оказавшись под пристальным вниманием стольких пар глаз, я даже пожалел, что заранее не выпил чего-нибудь для храбрости.

Однако нарушивший тишину голос звучал вполне дружелюбно.

— А, Брюнель. Наконец-то вы пришли. Как всегда, опоздали. Бьюсь об заклад, вы задержались из-за своего большого корабля.

Один из мужчин отделился от группы собеседников, которые тут же возобновили свой разговор.

— Рад снова видеть вас, Хоус, — сказал Брюнель. — Хочу представить вам моего друга, доктора Джорджа Филиппса. — Потом он обратился ко мне: — Филиппс, этот мрачный тип — Бен Хоус, заместитель военного министра.

— Рад познакомиться, — сказал Хоус. — Ваш друг Брюнель и мой друг тоже. Всегда приятно видеть новое лицо, — весело добавил он, а потом немного понизил голос. — Знаете, иногда мне кажется, что здешние собрания превращаются в рутину.

— Не говорите ерунды, Бен, — ответил Брюнель, — вы ни за что не пропустите ни одной встречи. Вы жаждете знаний так же сильно, как пес мясника — свежей кости, и не пытайтесь убедить меня в обратном.

Я понял, что не могу больше оставаться в неведении, и поинтересовался:

— Какого рода встречи здесь проводятся?

— Изамбард! — возмутился Хоус. — Неужели вы ничего не рассказали ему про наш клуб? — Он положил руку мне на плечо. — Простите его, доктор Филиппс, он так увлечен своими идеями, что совершенно забывает о мелочах вроде хороших манер. Но, поверьте, это не со зла.

Брюнель по-прежнему не собирался ничего мне объяснять.

— Я хочу, чтобы мой друг поговорил с нашим сегодняшним докладчиком. Вы можете привести его?

— Мы уже собираемся начинать, — с сомнением в голосе ответил Хоус, — но подождите минуту. Возможно, мне удастся вытащить его.

Когда Хоус ушел, Брюнель наконец-то решил мне кое-что разъяснить.

— Мы, инженеры, привыкли считать себя мыслителями, изобретателями и творцами, которые не зависят от чьего-либо мнения. Но в действительности мы не можем работать в полной изоляции. Понимаете, нам нужна поддержка, а иногда и критика других специалистов; мы добиваемся большего успеха в окружении единомышленников; человек может расширить свой кругозор и развить воображение благодаря новым знаниям и новому опыту.

— Разве вы не описали только что Королевское общество? — заметил я; эта организация в первую очередь пришла мне на ум, тем более что недавно сэр Бенджамин был избран его президентом.

Брюнель понизил голос:

— Это общество — всего лишь арена для позерства и панибратства. Мы же пытаемся создать более непринужденную обстановку для тех, кто действительно обеспокоен будущим человечества, а не просто желает посветиться на публике. — Я удивленно приподнял брови, но у Брюнеля это вызвало лишь улыбку. — Скажем так, некоторые наши идеи идут вразрез с представлениями традиционной науки. Поэтому широкие научные круги вряд ли отнесутся к ним благожелательно — скорее всего над ними просто посмеются. Нам очень важно иметь свободу самовыражения, не страшась упреков.

Не успел я задать следующий вопрос, как снова появился Хоус — он вел с собой человека, вероятно, докладчика. Этот мужчина отличался весьма запоминающейся внешностью. Его голова была правильной формы, но абсолютно лысой на темени, а густые брови угрожающе нависали над глазами.

Брюнель протянул ему руку.

— Чарлз, я рад, что вы смогли прийти.

Мужчина лишь недовольно буркнул:

— Брюнель.

— Доктор Джордж Филиппс, это Чарлз Дарвин. Он собирается рассказать нам о своей теории революции.

— Эволюции, — поправил его Дарвин.

— Ну да, конечно, простите. Эволюции. Как продвигается работа над книгой?

Дарвин нахмурился.

— Давайте договоримся, сэр. Вы не напоминаете мне о той несчастной книге, а я не стану расспрашивать о вашем корабле.

— Хорошо, — кивнул Брюнель. — Давайте сменим тему.

Дарвину, вероятно, подобное предложение пришлось по душе. Он повернулся ко мне.

— Вы ведь врач, доктор Филиппс?

— Я хирург в больнице Святого Фомы.

— Хирург? Знаете, я изучал медицину в Эдинбургском университете.

— Неужели? Я тоже там учился. Но вы не стали врачом?

Он покачал головой.

— Я не выдержал. Все эти вскрытия… от них мне становилось плохо. Кстати, чуть не забыл… Доктор, мы можем переговорить с вами наедине? — Сказав это, он приобнял меня за талию и отвел в сторону от Брюнеля и Хоуса. — Извините нас, джентльмены.

Подведя меня к окну, где я должен был стать его слушателем, Дарвин начал долго и нудно перечислять свои многочисленные симптомы нездоровья. Тошнота, вздутие живота, боли в спине и тому подобное. Пока он говорил, я взглянул через его плечо и с удивлением заметил, что к Брюнелю и Хоусу присоединился еще один джентльмен. Мое изумление вызвало то, что этим человеком был не кто иной, как сэр Бенджамин, и вид у него был не особенно довольный. Они разговаривали с Брюнелем на повышенных тонах, сам Брюнель, по обыкновению, раскуривал сигару. Я постарался игнорировать присутствие моего начальника и стал внимательно слушать жалобы мистера Дарвина.