Записки Клуба Лазаря

— Хорошо, сэр, — ответил я с улыбкой и вышел в коридор, решив, что надо будет обязательно поблагодарить мисс Найтингейл, поскольку здесь явно не обошлось без ее участия.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Доктор Филиппс, — доложил Уильям, — там один джентльмен хочет вас видеть.

— Уже поздно, — произнес я, собираясь уходить. — Это мистер Брюнель?

— Нет, сэр, — ответил он, бросая на меня смущенный взгляд. — Полицейский. Сказал, что его фамилия Тарлоу. Инспектор Тарлоу.

— Полиция? Тогда лучше проводить его в приемную.

— Куда, сэр?

— Я пошутил, Уильям. Хотя в последнее время ко мне ходит столько народу, что скоро понадобится помещение, где они смогли бы ждать своей очереди.

Уильям кисло улыбнулся.

— Да, сэр, я понимаю, о чем вы.

— Отведи его в мой кабинет, хорошо?

— Он во дворе, сэр. Приехал в экипаже. Кажется, хочет встретиться с вами там.

— Правда? Ладно. Иди и скажи, что я скоро буду.

Уильям исчез, а я поручил сопровождавшему меня младшему доктору завершить обход.

Зайдя в кабинет за шляпой и пальто, я подумал, что, вероятно, уже началось расследование вчерашнего происшествия.

Во дворе я действительно обнаружил повозку. Возница, одетый в форму полицейского, стоял между ней и воротами, словно пытаясь преградить мне путь. Мужчина в тщательно отглаженном штатском костюме и котелке направился мне навстречу, едва я вышел из двери черного хода. Я повесил шляпу и пальто на крючок, который обычно использовали для лошадиной упряжи. Мужчина протянул руку.

— Доктор Филиппс? Я инспектор Тарлоу, лондонская полиция.

— Чем могу помочь, инспектор? Надеюсь, ни с кем из медсестер не случилось несчастья?

— Я тоже на это надеюсь, — мрачно ответил полицейский. Он двинулся к телеге с крытым верхом, я последовал за ним. — Хочу вам кое-что показать.

— Буду рад вам помочь.

— Я по поводу трупа. Сегодня утром из Темзы выловили женщину.

— Она утонула?

— Не думаю. Но вы точнее сможете это определить. — Он указал на откидную доску позади коляски. — Симпкинс, откройте ее.

Констебль поспешил выполнить распоряжение инспектора и убрал веревки, которыми была привязана доска. Затем он откинул тент, под которым оказались носилки. На них лежал завернутый в простыню труп. Все еще мокрые волосы пропитали ткань водой.

— Держите ее, Симпкинс, — приказал Тарлоу. — Я возьму ее за ноги.

— Подождите, — сказал я. — Пусть этим лучше займется мой санитар.

Инспектор смотрел, как констебль вытаскивал носилки из повозки.

— Спасибо, сэр, но, если не возражаете, я хотел бы, чтобы это осталось между нами. Думаю, вы все поймете, как только взглянете на нее.

Тарлоу и констебль взяли носилки и последовали за мной через черный ход в смотровую. Там они положили носилки на стол. Инспектор закрыл входную дверь на засов и велел констеблю встать около дверей в анатомический театр. Лишь когда все меры предосторожности были соблюдены, он сдернул простыню, обнажив лицо покойной. Щеки трупа уже тронуло разложение, кожа была натянута, бледные губы раскрылись, обнажая ряд коричневых зубов. Но все зубы были на месте. Лицо покрывали шрамы и царапины, как будто его обглодали грызуны или изорвали когтями птицы. Левый глаз закатился, на месте правого была зияющая пустота.

— Она молода, — заметил я, глядя, как Тарлоу делает пометки в своем блокноте. — Возможно, ей от восемнадцати до двадцати двух, судя по тому, что все зубы на месте. Вероятно, она была небогата, и скорее всего жизнь у нее была не из легких.

— А смерть и того хуже, — сказал Тарлоу, полностью убирая простыню. Я был совершенно не готов к открывшемуся передо мной зрелищу. Грудная клетка женщины была разрезана, ребра сломаны, обнажая впадину внутри.

— Теперь я понимаю, почему вы решили, что она не утонула, инспектор. Боже, какой кошмар.

— Как думаете, кто мог это сделать, доктор?

Глубоко вздохнув, я склонился над телом и немного отодвинул обломок ребра, чтобы лучше рассмотреть, что было внутри.

— Сердце и легкие удалены… но мне нужно больше света, чтобы все рассмотреть. Подождите минуту.

Поставив лампу так, чтобы свет падал на вогнутое зеркало, закрепленное у меня на лбу, я снова заглянул в грудину женщины, раздвинув ребра расширителем.

— Что ж, инспектор, могу сказать, что здесь работал не профессиональный хирург. Операция была сделана неловко и по-дилетантски. Мои студенты получили бы нагоняй за такую работу.

— Значит, я вычеркну их из списка подозреваемых.

Я взглянул на инспектора и облегченно вздохнул, заметив на его губах легкую улыбку.

— Надеюсь, к этому моменту она уже была мертва.

— Как думаете, сколько тело находилось в воде?

Я с сомнением посмотрел на разбухшую от воды кожу.

— Трудно сказать. Возможно, три или четыре дня, но это судя по внешнему состоянию тела. Я не эксперт в области воздействия воды на мертвецов.

Инспектор сделал еще несколько пометок в блокноте.

— Значит, тело выбросили в воду не сразу же после смерти?

— Вполне возможно. Здесь явно действовал любитель, но это не означает, что он сразу избавился от тела. Не исключено, что некоторое время он прятал ее где-то. Я могу сказать, что она умерла более пяти дней назад. А где одежда, в которой ее нашли?

— Она была обнаженной, как и сейчас. А что насчет причины смерти, доктор? Вы можете сказать, как она была убита?

— Опять-таки трудно определить. На шее нет никаких отметин — значит, она не была задушена. Нет никаких следов и на запястьях — следовательно, ее не связывали. Судя по тому, насколько она истощена, я не исключаю, что она умерла от голода. Впрочем, половина населения Лондона не отличается плотным телосложением, однако все они пока что живы. Вполне вероятно, что грудная клетка была вскрыта, чтобы замаскировать способ убийства. Он мог несколько раз ударить ее в грудь ножом, но все равно теперь нам не удастся этого установить.

Полицейского было непросто сбить с толку.

— Вы уверены, что вам больше нечего сказать?

Я уже хотел снова склониться над телом, но в этот момент за дверью послышался грохот.

— Сюда нельзя! — крикнул констебль, навалившись на дверь и пытаясь закрыть ее. Задача была не из легких, поскольку в проем просунулась нога человека, стоявшего по другую сторону двери.

— Извините, инспектор, — сказал я с некоторым облегчением. — Это Уильям, наш санитар. Ему интересно, что происходит. Я пойду и скажу, чтобы он ушел.

Тарлоу нахмурился.

— Сделайте милость, доктор. Я не хочу, чтобы поползли слухи. Начнется паника, если пресса разнюхает о новом убийстве.

Констебль отошел в сторону, пропустив меня. Когда я вошел в операционную, Уильям сидел на полу и тер свою ногу.

— Что там происходит? Мне нужно работать!

— Прости, Уильям. Но у меня одно важное дело с полицией. Они скоро уйдут.

— Чертов легавый сломал мне ногу.

— Уверен, с ней все в порядке. А теперь иди погуляй где-нибудь еще полчасика. И радуйся, что они пришли сюда не за тобой.

Уильям бросил на меня обиженный взгляд и, прихрамывая, поплелся прочь. Я вернулся в смотровую.

— Вы заявили «новое убийство». Хотите сказать, что вы уже находили такие же обезображенные трупы?

Инспектор оторвал взгляд от банки с эмбрионом, который я показывал студентам на последней лекции.

— Она вторая, — сказал он. — У обеих убитых были удалены сердце и легкие. Убийство одной проститутки можно было объяснить ее образом жизни, но две женщины — это уже определенный почерк.

— Почерк? Что вы хотите сказать?

Тарлоу снял шляпу, сел рядом с трупом и развел руками.

— Видите ли, сэр, существуют старые добрые убийства. Муж может ударить жену дубиной по голове за то, что та не разрешила ему пропить в пятницу вечером всю получку, или пырнуть ножом другого мужчину в драке из-за женщины. Но есть те, кто убивает исключительно ради удовольствия. Иногда одно убийство ведет к другому: человек может убить первый раз случайно или из любопытства, однако получает от этого такое удовольствие, что начинает убивать снова и снова и уже не может остановиться. Таким образом, возникает зависимость. В таких случаях трудно сказать, в чем заключается мотив убийства. Обычно жертвами бывают женщины. Я знаю об одном случае, когда убийца отрезал своим жертвам уши, другой — выкалывал глаза, потому что боялся, что жертва увидит его в момент преступления. В нашем случае ему нравится вспарывать грудную клетку и вытаскивать внутренние органы.