Убийство в особняке Сен-Флорантен

Из любопытства он прошел в гостиную, а затем в роскошно обставленную спальню. Рядом со спальней размещалась ванная комната и туалет, оборудованный на английский манер; такие удобства он видел только в Лондоне. Вернувшись в кабинет, он позвонил. Вошел лакей лет пятидесяти, в сером парике и с бесцветными глазами на тусклом морщинистом лице, поражавшем своей обыденностью. Перегруженная серебряным шитьем ливрея болталась на его тощем теле.

— Как вас зовут, друг мой? — спросил Николя.

Лакей избегал его взгляда.

— Прованс, господин комиссар.

— Как ваше настоящее имя?

— Шарль Бибар.

— Где вы родились?

— В Париже, в 1725 или в 1726 году.

Значит, с возрастом он не ошибся.

— А почему Прованс?

— Так звали моего предшественника. Отец нынешнего хозяина, к которому меня приставили, не захотел менять своих привычек.

— Хорошо. Не могли бы вы мне рассказать, что случилось сегодня утром в доме?

— Честно говоря, я мало что знаю. Я находился в хозяйских апартаментах, ожидая, когда господин вернется из Версаля. Неожиданно, часов около семи, раздались крики и голоса, призывавшие на помощь.

— Где конкретно вы в это время находились?

— В спальне. Я немедленно спустился на первый этаж. Помощник повара, в чьи обязанности входит отпирать по утрам кухню, вопил от ужаса и размахивал руками.

— Он был один?

Николя отметил, что лакей на минуту заколебался.

— Ну, этот малый так суетился… кажется, там еще был швейцар. Да, точно, я его видел, он как раз застегивал последнюю пуговицу на ливрее.

— И что произошло в тот момент?

— Жак, Жак Деспиар, помощник повара, нес такую чушь, что никто ничего не мог понять. Он дергался словно одержимый. Появился привратник, с его помощью мы успокоили поваренка, привратник остался его сторожить, а мы спустились в кухню.

— Следовательно, дверь была открыта?

— Да, раз Жак оттуда выбежал. Ключ еще торчал в замке; дверь находится в конце коридора.

— И что вы увидели?

Николя весь напрягся. Опыт подсказывал ему, что первые показания свидетелей часто оказывались наиболее точными.

— Было темно, а помощник повара уронил подсвечник. Мы отправились за свечами и зажгли их. В первом помещении кухни мы обнаружили кровавые следы, а в зале, где готовят жаркое, нашли господина Миссери. Вытянувшись, он лежал в лужи крови, уткнувшись лицом в пол. Подбежав к нему, я увидел, что рядом с ним валяется кухонный нож.

— Как располагалась голова?

— Правая щека прижата к полу.

— А нож?

— Лежал справа. Дворецкий еще дышал, поэтому мы отправились за помощью. А выходя из кухни, швейцар обернулся и увидел, как, на коленях, привалившись к рабочему столу, стоит молодая женщина. Подумать только, ему показалось, что голова ее лежит на столе отдельно от туловища! Ох, сударь, ужасная рана, можно сказать, словно свинью зарезали и выпустили всю кровь.

— А потом?

— Мы отнесли Жана Миссери на антресоли, к нему в комнату.

— То есть на тот этаж, где мы сейчас находимся?

— Да, господин комиссар, только с другой стороны коридора. Там находятся подсобные помещения, бельевая, комната швейцара и привратника. Привратник отправился за врачом на улицу Сент-Оноре. В это время прибыл господин, спустился в кухню и взял дело в свои руки.

— Один?

— Да. Потом он потребовал ключ, который я вытащил из двери, и запер дверь на два оборота. Вот этот ключ, он велел мне передать его вам.

Николя давно убедился, что нерешительный характер министра не исключал способности принимать быстрые решения и обращать внимание на мелочи. Лакей протянул ему конверт из плотной бумаги, запечатанный гербом Сен-Флорантенов.

— Что сказал врач?

— Что он поправится. Он перевязал рану на боку, предписал раненому полный покой, попросил подежурить возле него и обещал зайти попозже.

— Немного позже мы продолжим нашу беседу, на сегодня вашего рассказа мне вполне достаточно. Теперь проводите меня на кухню.

Выходя из комнаты, Николя отметил, что подошвы башмаков Прованса и сами башмаки сверкали чистотой. Вспомнив шутливое замечание Семакгюса о том, что «позолоченные двери салонов охотно распахивают перед теми, у кого грязь на уме, но закрыты для тех, у кого грязь на башмаках», он решил проверить его справедливость. Лакей повел его по узкой лестнице, без сомнения, предназначенной для слуг. Чтобы не оступиться, Николя пришлось низко наклонять голову; на одной из деревянных ступеней внимание его привлекли темные следы. Он усмехнулся: в роскошном особняке нашелся уголок, куда прислуга редко заглядывает с ведром и тряпкой. На первом этаже они прошли службы, маленькую домашнюю оранжерею и двинулись дальше по коридору, который, расширяясь, привел их к расположенному по левую сторону выходу во двор особняка; дверь справа вела в просторную кухню. Николя открыл конверт и извлек из него тяжелый ключ. Не забыть бы проверить, есть ли у этого ключа дубликаты. Опытный сыщик всегда заботится о мелочах, ибо именно мелочи чаще всего указывают на истинную причину преступления. Повернув ключ в замке, он открыл дверь и вошел в кухню; свет в нее проникал из широких отдушин под потолком.

— Вот, собственно, кухня, — вымолвил Прованс, направляясь к следующему помещению. — А там, где жарят, там и…

Николя не дал ему завершить фразу; повернувшись, он с улыбкой на устах произнес:

— Благодарю, теперь я хочу остаться один. Но прежде я попрошу вас об одной услуге: не отнесете ли вы записку в Гран Шатле? Передайте ее в дежурную часть, где обычно собираются комиссары и инспекторы.

Вырвав листок из записной книжки, он прижал его к стене и свинцовым карандашом наспех набросал послание для инспектора Бурдо, где просил его без промедления прибыть в особняк Сен-Флорантен вместе с полицейской телегой и всем необходимым для перевозки трупа. Он знал, что его помощник каждое утро заходит в здание старинной тюрьмы в надежде получить какое-нибудь задание. Порывшись в карманах, он отыскал облатку для наложения печатей и запечатал ею письмо, а во избежание нескромных попыток проникнуть в его содержание поставил сверху свой росчерк. Поняв, что место преступления будут осматривать без него, лакей с унылой физиономией взял записку. Такое поведение показалось Николя странным: его сыщицкий опыт подсказывал, что свидетели кровавых трагедий обычно стараются избегать повторного зрелища трупов. Что ж, придется взять на заметку еще и эту странность. Впрочем, подумал он, возможно, министр поручил лакею доложить, что обнаружит при осмотре полицейский комиссар.

Выложенный белыми и черными плитами пол в зале для жарки был густо запачкан кровью. Словно на скотобойне после забоя очередной партии скота, подумал Николя. Однако из множества следов он не извлек ничего существенного. Впрочем, кое-что, кажется, есть: похоже, здесь тащили чье-то тело, скорее всего, раненого дворецкого Жана Миссери. Его внимание привлек валявшийся на полу нож, из тех, какие хозяйки обычно используют на кухне. Средних размеров, с единственной заклепкой посередине деревянной рукоятки, он имел лезвие немногим длиннее ладони. Витавший в помещении сладковатый металлический запах крови пробудил непрошеные воспоминания. Чтобы поскорее от них избавиться, он встал на скамеечку и оглядел место разыгравшейся трагедии.

Картина, нарисованная Провансом, оказалась точной. Тело молодой женщины, согбенное, словно перед смертью она преклонила колени, привалилось к кухонному столу. Голова жертвы покоилась на столешнице, повернутая под совершенно немыслимым углом к телу, из коего, похоже, вытекла вся кровь, и теперь ее темная масса обильно покрывала пол вокруг трупа. Он отметил неуместную в этих условиях деталь: две белые, словно слоновая кость, ступни жертвы, как нарочно, не запятнанные кровью. В нескольких шагах от трупа девушки растекалась еще одна темная лужа. Он без особого труда догадался, что кровавые лужи имели разное происхождение, а точнее, вытекли из двух жертв. Струившиеся поначалу отдельно, оба потока постепенно слились в единое озеро; кстати, неплохо было бы выяснить, в какое время они соединились. Он снова попытался разобраться в хаосе отпечатков, но ничего, кроме бессмысленного топтания, не обнаружил. Тогда он принялся рассматривать убиенную горничную.