Любовь и золото

«Наш отель находится в самом центре города, — рассуждал он. — Ехали мы примерно сорок минут. Сорок туда и сорок обратно. И не очень быстро — километров шестьдесят в час. А от Парижа до Фонтенбло больше семидесяти километров. Как это объяснить?»

Он задумался.

«А что если они, чтобы запутать меня, сначала выехали из Парижа, а потом вернулись обратно? Вряд ли Наливайко стал бы прятать мальчика вдалеке. Он ему нужен здесь, под рукой. А как же тогда быть с Фонтенбло?»

Вадим углубился в изучение карты.

«Мы ехали вдоль железнодорожного полотна… Потом проехали станцию, и эти звуки пропали. А не значит ли это, что железная дорога просто кончилась? Тогда это была не станция, а вокзал! Причем в черте города. А Фонтенбло… А в Фонтенбло просто-напросто отправляются электрички с этого вокзала».

Оставалось узнать, с какого именно вокзала отходят поезда на Фонтенбло. Это не составляло особого труда. Им оказался вокзал Аустерлиц.

Вадим вышел из бистро и поймал такси.

Когда он подъезжал к вокзалу, все сомнения отпали. Он даже узнал голос дикторши.

И тут Вадим столкнулся с еще одной загвоздкой. Вокзал Аустерлиц находился в самом центре Парижа, но тем не менее он ясно помнил: вскоре после того, как они проехали станцию, автомобиль свернул на проселочную дорогу. Но откуда взяться проселку в центре столицы Франции?

Эта задача была посложнее. Вадим довольно долго изучал карту, но ничего ему в голову не приходило.

И вдруг он услышал, как совсем рядом звякнул колокол. Вадим обернулся и заметил на углу вокзальной площади маленькую церковь.

«Значит, мы проехали мимо нее. Но где же тут проселок?»

Внезапно его осенило: «Парк!»

То, что он принял за проселок, могло оказаться немощеной аллеей парка!

Прямо за церковью виднелись деревья. Вадим быстрыми шагами направился прямиком туда.

Ему в нос ударил тот же самый запах, в этот раз он сразу узнал его. Эго был запах жареных каштанов. Прямо рядом с входом в парк стояла большая жаровня, на которой потрескивали темно-коричневые каштаны.

Вадим уже не сомневался — Миша где-то здесь.

Глава 56. Все возвращается…

— Ну вот, Витек, ты опять ко мне с поклоном. А помнишь, как задирался? Мирно надо жить, хлопчик, спокойно. Знаешь, хороший был пролетарский писатель, Горький фамилия. Всегда говорил — «Рожденный ползать, летать не может». А ты, Витек, залетел.

— Ну, залетел, залетел, — виновато опустил голову Виктор. — Ты прав.

— Значит, просишь оттяжку? — Наливайко выпил рюмочку.

— Да, хотя бы до вечера. Не успеем мы все деньги собрать. Мы ж еще только на оценку поставили. Тут такие бюрократы, в этой Франции — хуже, чем у нас.

— Верно, слушай, ох, как верно! Бумажки, печати, справки, доверенности. Ох, никогда мне эта волокита не нравилась! Скажи, я проще всегда дело ставил — раз-раз и в дамки!

— Да, у тебя все просто было.

— Вот, Витек, а ты говоришь…

— Что я говорю?

— Ну не ты один, все вы говорите «криминализация России», «мафия рвется к власти», «бандиты управляют государством»! Ах, Витя, если бы! Вы нас только пустите, вот тогда порядочек будет — никакой тебе волокиты, никакой бюрократии.

— Раз-раз — и в дамки? — усмехнулся Виктор.

— Точно. Нет, вы не хотите порядка, вам сраных демократов-партократов подавай! А те и себе не возьмут толком, и вам не дадут. Не, дурак-народ, своего счастья не видит. Ну ничего, научим.

Виктор опустил голову. Сколько ему еще сидеть и отвлекать Романа? Сумеет ли Вадька найти пацана?

Вот ведь — близнецы. Всегда это Виктору в жизни только мешало. Как бы кто в пример Вадима все время ставил — дескать, такой же, как ты, а другой, лучше.

А теперь неожиданным образом это пригодилось.

Пока он сидит здесь, Вадим может пацана преспокойно забрать. Правда, если Наливайко не позвонит по телефону. Впрочем, на этот случай тоже придумано кое-что.

Но, с другой стороны, сколько ни придумывай — жизнь обязательно сюрприз выкинет.

Жизнь, она вообще из сплошных сюрпризов. Ну кто мог подумать, что какой-то учитель истории и его братец-уголовник из Богом забытого Спасска доберутся до клада самого известного в истории пирата! Более того, что остановят испытание ядерной бомбы! Что вернутся героями!

И вот те на — какой-то поганый Наливайко теперь все это поставил под большой вопрос! Ну не сюрприз?

— А знаешь что, Витек… — Наливайко рассматривал на свет хрустальную рюмочку. — Не дам я тебе отсрочки. Нет, не из вредности. Просто боюсь, что ты опять какую-то фигню выкинешь. Насрешь себе же на голову. Поэтому делаем так — сейчас мои ребята идут с тобой в банк, ты выписываешь чек на предъявителя, они берут денежку и — ариведерчи, Рома.

— Да нету же денег, Роман Макарович! — вскочил на ноги Виктор.

Вот оно, все расчеты насмарку.

— Есть денежки, Витя, я узнавал. Лежат в банке. Много-о-о! — Наливайко откинулся в кресле. — Ты думал, я твою лапшу на своих ушах оставлю? Не-а. Не оставлю. Я ее смахну — вот так. — Роман театральным жестом сбросил со стола хрустальную рюмочку. — И хватит трепаться — вперед!

— Никуда я не пойду! — зарычал, вцепившись в кресло, Виктор.

Здоровые охранники стали разжимать ему пальцы, но он не отпускал.

— Не трудитесь, ребятки, он сам пойдет, добровольно. Сейчас послушает по телефону, как маленький мальчик Миша плачет, что ему отрезают пальчик, и пойдет.

«Все! — пронеслось в голове Виктора. — Не успели. Все!»

Наливайко потянулся к телефону, огромным желтым ногтем на мизинце набрал номер. Нажал на рычаг, набрал снова.

— Занято, — сказал неуверенно. Ну-ка, Петь, Дай мне «Моторолу».

«Вот они, сюрпризы, вот они! — стучало в голове Виктора. — Мобильный телефон так просто не отключишь!»

Тем же ногтем Наливайко поковырял черную трубочку и приложил ее к уху.

— Вовчик, это Роман Макарович. Слушай меня внимательно, Вовчик. Возьми большой-большой, тупой-тупой ножичек и отрежь мальчику Мише пальчик…

Виктор зажмурился. Сейчас случится самое страшное.

Пират Френсис Дрейк страшно мстит за свои сокровища.

Виктор ожидал, что к его уху сейчас прикоснется теплая пластмасса телефона и он услышит истошный детский крик.

Но крик раздался не детский.

— Что?! Что ты сказал, козел?! — орал Роман Макарович. — Как увез?! Он здесь сидит, прямо передо мной! Ты зенки-то свои пьяные раскрой!

Только сейчас Кротов посмотрел на своего врага. А тот на него. До Наливайко, наконец, дошло. Догадался…

Он запустил «Мотороллу» в стену и бросился на Виктора с кулаками.

— Сука! Урою! Гад!

Виктор только выставил вперед ногу. Каблук ботинка попал Наливайко в промежность. Роман согнулся в три погибели, зарычав, как подбитый кабан.

Виктор успел увернуться от взмахов над своей головой — охранники его не достали. Но это был только секундный выигрыш.

В следующее мгновение Кротов увидел направленный на себя пистолет, успел чудом среагировать, отскочив в сторону, а дальше события наложились одно на другое, как это и бывает в жизни — в общую кучу.

Раздалось два почти одновременных выстрела.

Но сначала грохнула дверь.

Нет, кажется, сначала все же выстрелы, а потом дверь.

Впрочем, этого, не могло быть, потому что вторым стрелявшим была Надя. А она не могла стрелять, не ворвавшись в комнату. Значит, все-таки сначала дверь, потом два выстрела.

Какой из них был первым — не важно. Важны результаты.

Выстрелом Наливайко Виктору пробило плечо и охраннику ногу.

А выстрелом Надежды — сытое лицо Наливайко.

На нем так и осталось озлобленно-изумленное выражение.

Наливайко с корточек кувыркнулся назад и замер на мягком ковре.

Но это еще не все звуки.

Потому что Надежда кричала. Это не так просто убивать человека, даже такого злодея. Надя кричала дико и пронзительно.

Может быть, от ее страшного крика второй охранник свалился на пол, закрывая голову руками и тоже дико крича: