С неба женщина упала

—Знаешь, — сказала Ленка, — здесь еще кое-кто с тобой повидаться жаждет.

— Догадываюсь, — кивнула я, — Остапов, что ли?

Девчонки удивились:

— А как ты догадалась?

— Последнее время я умная стала, ужас! Кликните его на пару минут.

Ленка выглянула в коридор. В палате показался Остапов. Придерживая сползающий с плеч халат, он сурово хмурился, всем своим видом показывая неодобрение.

— Ладно тебе, — примирительно сказала я, — знаю я, знаю!

Подружки деликатно покинули палату, оглядываясь на нас и хихикая.

— Ленка сама дотумкала тебя найти?

— Я бы сказал, мы друг друга искали. Она — после того, как на «жучок» наткнулась, я — после того, как сведения кое-какие дошли... Я тебе о чем говорил, а? — не вытерпел наконец Вадька. — Мы полгода землю носом рыли, а тут — пожалуйста! Сомова Алевтина Георгиевна!

— Я тебе звонила. А твоя секретарша ответила, что ты в командировке!

— А представиться нельзя было?

— Можно. -Только я здорово трусила в тот момент.

— Трусила! Рассказывай! Ребят моих как в сортире сбросила! А? Не стыдно тебе?

— Это на рынке, что ли?

-Ну!

— Так я ж не догадалась сразу, что они твои. На них же не написано. Ты сам их рожи-то видел?

Вадим поджал губы:

— Что ж мне, таблички им было вешать?

Я пожала плечами:

— Не знаю... Ладно, слушай! Зарабатывай очередную звёздочку! То, что ты ищешь, в загородном доме у Сомова Андрея Дмитриевича, первый этаж, кабинет, секретер, бронзовая скульптура, внутри полая... Называется «Летящая».

Супруг утверждал, что она на меня похожа, так что не ошибёшься. Поторопись.

Округлив глаза, он некоторое время на меня таращился!

— Алевтина, ты хорошо понимаешь, что ты делаешь?

Я усмехнулась и кивнула.

— Затыкаю дырку.

-Дырку?

— Угу...

— Это его конец, Алевтина...

— Кстати, посылка в замшевом мешочке с вензелями. Посредник слишком любит дешевые эффекты... Все, Вадька, извини, я устала.

Он торопливо чмокнул меня в щеку и поднялся:

— Ладно, я завтра зайду!

— Конечно, — улыбнулась я, — не мог бы ты позвать...

— Конечно, — улыбнулся Вадька и махнул мне рукой.

Прошло три дня. Лежать перевязанной в кровати мне здорово надоело, но делать было нечего. Доктор Петр Емельянович был строгим и на мои жалкие просьбы разрешить подняться отвечал отказом. И если бы рядом не было моего трижды спасителя, то и не знаю, что бы я делала.

Утром в дверь заглянул радостный Яков Леонидович.

— Эй, привет раненым! — Вслед за Яшкой в палате оказался здоровенный букет роз. — Как дела?

— Яшка! — обрадовались мы в один голос.

— Здорово, братан! — Яшка, особо не церемонясь, хлопнул Сергеича по плечу. — А это тебе!

— Спасибо! — сказала я, принимая букет. — А чего это ты при полном параде?

— Да пора мне, слишком уж я у вас загостился. Отпуск за свой счет и тот кончился. Жена звонит, говорит, не приедешь — убью... Да это она так шутит, — торопливо пояснив он, а я хихикнула:

—Я догадалась...

— Ты как поправишься, сразу к нам в гости приезжай. И братана моего можешь взять... если хочешь, конечно. У нас река рядом, на рыбалку пойдем...

— Ладно, -- пообещала я, — только на работу загляну!

— Заметано! — Яшка протянул мне руку, но правая слушалась плохо, поэтому я протянула ему левую.

Братан крепко тряхнул мою кисть, а я поманила Яшку пальцем. Он склонился, я обняла его и поцеловала:

— Спасибо, братан! И... прости меня, пожалуйста!

Яшка сверкнул всеми зубами и, махнув на прощание

рукой, исчез за дверью.

— Жалко, что он уезжает, — сказала я Сергеичу, и голос у меня дрогнул.

— Только не плачь, — встревожился Сергеич и пересел ко мне на кровать, — тебе нельзя волноваться, тебе вредно!

— Жить вообще вредно, - сообщила я, — надоело лежать, сил нет!

— Петр Емельянович сказал...

— Да я знаю... Я ж лежу... как чучело-чумичело... Дай мне, что ли, расческу!

Через пару минут, понаблюдав за моими стараниями, Сергеич молча забрал расческу и склонился ко мне.

— Ты так здорово с Яшкой прощалась... — Он осторожно коснулся моего лба губами и улыбнулся.

— Я еще не так умею... — Отозвалась я и обняла его за шею...

Утро следующего дня началось мерзко. Открыв глаза, я повертела головой, но в палате никого не было. Моргать в одиночестве на белые стены — занятие не для слабонервных. Я затосковала, гадая, куда мог запропаститься Сергеич. Вскоре в палату заглянула медсестра Лера, та самая, которую я перепугала в первый день.

— Доброе утро, Алевтина Георгиевна, — приветливо сказала девушка и, улыбаясь, протянула мне лекарства, — как самочувствие?

— Не знаю, — честно призналась я, — а где Родион Владимирович?

— О, Родион Владимирович уехал, просил передать, чтобы вы не беспокоились, он скоро вернется. Ему с утра столько раз звонили, что Петр Емельянович на улицу его отправил, боялся, что он весь госпиталь на ноги поднимет!

— Ясно. — Проглотив полученные от Леры таблетки, я внимательно проследила, как медсестра покинула палату, и,осторожно спустив ноги, села.

В первую секунду закружилась голова. Петр Емельянович говорил, что у меня была значительная потеря крови, так что это неудивительно. Когда в первый день, в госпитале я пришла в себя, Сергеич устроился возле меня на стуле,

вытащил что-то завернутое в перепачканный носовой платок и сказал:

— Смотри!

В руке Сергеич держал изящную выкидуху, отделанную костью. Раздался короткий сухой лязг и я увидела узкое лезвие в бурых пятнах.

— У Расула была такая...

— Точно, — отозвался Сергеич.

— А это что, кровь, что ли? Он кивнул. — Моя?

Он снова кивнул и, завернув нож, убрал в карман.

— А.. .он где?

Сергеич дрогнул краешком губ и повел плечом:

— Не знаю...

— Так он ушел?

Он виновато посмотрел на меня и промолчал, я поняла, что разговор этот для него слишком тяжел. Судя по маетным, больным глазам, во всем произошедшем Сергеич винил только себя.

— Не надо, - я протянула руку, он осторожно накрыл

мою кисть ладонями и слегка сжал, — ты не мог предвидеть всего. Никто не мог предугадать, что меня продаст Сомов. И как Расул почуял, что вы меня нашли, не знаю. Он же не знал о ваших «жучках». Там, в квартире у Юльки, я никак не могла понять, почему вдруг он так себя повел, почему сделал вид, что поверил про гараж...

— Когда он ударил тебя и вытолкнул нам на руки, — пояснил Сергеич, — то прекрасно знал, что в первую очередь нам нужна ты, а не он, и что мы тебя не бросим... Поэтому захлопнул дверь и спокойно ушел через соседский балкон... Сергеич запнулся, — Алевтина, я достану его...

Я протестующе охнула и попробовала подняться, он аккуратно прижал мое плечо рукой, не позволив встать:

— Во-первых — молчи, во-вторых — лежи, а в-третьих— возле твоей палаты всегда будет сидеть мой человек. Договорились?

Больше мы к этому не возвращались.

Посидев немного, я решила, что вполне могу встать. Это оказалось не слишком сложно, придерживая ноющий бок рукой, проковыляла к окну. Палата моя оказалась на втором этаже, мне почему-то пришло в голову, что «в случае чего» вполне можно сбежать.

«Алевтина, — одернула я сама себя, — совсем ты одичала!»

Разглядывая веселящихся внизу среди невысокой газонной травы воробушков, я совершенно не обратила внимания на коварно подбирающуюся с севера черную грозовую тучу. Беспечно сияющее солнце заволокло дымкой, небо потемнело, сердито чирикнув напоследок, воробьиная стая дружно вспорхнула и исчезла. Надо сказать, что погодные капризы настроения мне не прибавили. Досадливо вздыхая, я смотрела, как первые капли робко шлепают по пыльным листьям, по траве, по асфальтовым дорожкам, серыми змейками обвивающим хмурые больничные корпуса. Но с каждой секундой дождь крепчал, набирал силу, и вот уже его незамысловатая мелодия более походила на барабанную дробь, выбиваемую невидимым усердным музыкантом. Небо вдруг расчертила молния, расколов его ровно пополам, через мгновение послышался громовой раскат, я отшатнулась от окна, одновременно услышав за спиной: