За семью печатями [Миллион в портфеле]

Но вот прошло десять дней с похорон Хлюпа, а Карпинский вернулся из больницы домой. Интенсивная терапия дала неплохие результаты. Он отлично учился, запоминая названия множества предметов и явлений и прочно их усваивая. Эльжбетку и Кристину он уже полюбил и привязался к ним всей душой, Клепу же, приехавшего на денёк специально для того, чтобы повидаться с бывшим родственником, воспринял как совершенно постороннего человека. Зато с котом с первого взгляда установилось полное взаимопонимание. Карпинский уже знал, что потерял память в автокатастрофе, и понимал, чем это грозит. Как и все, он очень рассчитывал, что в домашней обстановке память скорее к нему вернётся. Помогут стены родной квартиры, знакомые издавна предметы, а также коллеги по работе и привычные занятия.

По совету врачей Кристина уже с прихожей начала ненавязчиво приучать мужа к новой старой обстановке.

— Переобуйся, дорогой, — ласково попросила она. — Твои тапочки стоят на обычном месте.

— Так я здесь живу? — с любопытством осматривался Хенрик. — Симпатичная.., э.., гм.., квартирка!

— Сейчас пройдём дальше и увидишь, что она и в самом деле симпатичная. Переобуйся, прошу тебя.

— Понимаю, мне надо сменить обувь. Вот только не помню, где место тапочек.

— Обернись и увидишь! — не выдержала Кристина.

— Не слишком ли многого ты требуешь от отца? — вмешалась Эльжбета. — Может, для начала пусть просто пройдётся по квартире, оглядится?

Клепа молча наблюдал эту сцену. Карпинский послушно осматривался, прикасался к отдельным предметам, заглянул в стенной шкафчик, оповестив при этом: «А, знаю, вот это шкафчик, правда?» Поглядел на себя в зеркало, пощупал висящую на вешалке верхнюю одежду, потом наклонился и открыл дверцу нижней полочки.

— О! — обрадовался он, обнаружив стоявшую там обувь. — Вот и тапочки!

И, сев на табурет, принялся снимать ботинки, поясняя:

— Я переобуваюсь в домашнюю обувь, чтобы не пачкать пол. Так ведь?

— Так! — подтвердила счастливая Кристина, признав своей личной заслугой успех этого маленького эксперимента.

Переобувшись, хозяин отправился осматривать квартиру. Его не слишком озадачил вид кухни и ванной, их оборудование показалось ему вроде бы знакомым, во всяком случае он знал, для чего служат отдельные агрегаты, и умел ими пользоваться. Но вот хозяин вошёл в кабинет и увидел свой компьютер. Явно оживившись, он отодвинул стул, сел и склонился над клавиатурой. Присутствующие затаили дыхание.

Наморщив лоб, Карпинский долго присматривался к сложному аппарату, закрыл глаза, опять подумал, открыл и попытался левой рукой дотянуться до включателя. Левая рука оказалась в гипсе. Непроизвольно сделав движение, словно собирался содрать гипс, хозяин сдержался и обратился к Эльжбете:

— Надо включить. Я помню. Вон там.

Дочь так стремительно бросилась к отцу, словно ею выстрелили из катапульты, и щёлкнула выключателем. Компьютер сдержанно загудел и замигал экраном. Не глядя на стол, Карпинский правой рукой нащупал мышь. Через десять минут он развернулся к родным вместе с вращающимся стулом.

— Я многое понимаю. Вспоминается не все. Не помню, как построить таблицу или найти нужную базу данных, приходится экспериментировать, но полученный результат мне понятен. Ведь я на этом работал, так? Не очень трудно овладеть этой штукой, только не знаю, что я на ней делал и зачем.

— Не бери в голову, коллеги по работе тебе помогут, — утешил бывшего родственника шурин. Сердце у него было доброе, невзирая на патологическую склонность к воровству.

— Я устал, — заявил Карпинский. — Голова разболелась.

Кристина спохватилась — ведь врачи категорически запретили больному переутомляться — и сделала попытку загнать мужа в постель. Тот наотрез отказался, тогда женщины велели больному расслабиться, ничего не вспоминать, ходить по квартире и нюхать цветочки, а сами тем временем принялись накрывать на стол. Уставили его вкусностями, которых Карпинский и не пробовал в больнице. Шурин предложил выпить по рюмочке. Поскольку медики запретили больному спиртное, исходя из того, что и нормальный пьяница, проспавшись, ничего не помнит, Кристина резко отвергла предложение. Клепа выдвинул другое — пиво или лёгкое вино, дескать, они ещё никому не приносили вреда. На этот счёт врачи никаких указаний не давали. Кристина заколебалась. А вдруг и в самом деле in vino veritas? <Истина в вине (лат.).>.

Карпинский отведал пива. Понравилось, и он принялся попивать его мелкими глотками. Почти опорожнил бокал, когда кто-то позвонил в квартиру.

Клепа сорвался со стула и бросился открывать. Что-то он последнее время очень услужлив, подумали обе женщины, с какой это радости? Но ничего путного на этот счёт не успело прийти им в голову, ибо Клепа уже ввёл в гостиную-столовую темноволосого молодого человека приятной наружности. Остановившись на пороге, молодой человек вежливо поздоровался и со смущённой улыбкой произнёс:

— Извините, что врываюсь к вам без предупреждения. Разрешите войти?

— Проше бардзо, — привычно улыбнулась в ответ Кристина, пытаясь сообразить, где она могла видеть этого молодого человека и кто он такой. А что видела — совершенно точно. Глянула на Эльжбету — судя по всему, девушку мучили те же сомнения.

Ещё раз вежливо поздоровавшись с дамами, молодой человек обратился прямо к Карпинскому:

— Пан меня не узнает, как я вижу? Так ведь, пан Хенрик?

Если после автокатастрофы характер Хенрика Карпинского и изменился, то лишь в лучшую сторону. Он стал мягче и сдержаннее. Своей амнезии нисколько не стыдился и не пытался её скрывать, вообще не слишком переживал по этому поводу. Напротив, с большим интересом и любопытством открывал для себя этот лучший из миров, к людям всем без исключения относился доброжелательно, а к жулику шурину уже проникся симпатией.

Вот и теперь с улыбкой ответил:

— Не узнаю. Я вообще никого не узнаю. А пан кто?

— О Езус-Мария! Не называйте меня паном, мне непривычно такое слышать. Я — Тадеуш Сарницкий. Северин Хлюп, пусть ему земля будет пухом, мой отец. Даже если бы вы и узнавали всех, меня наверняка бы не узнали, потому как видели лет десять назад. А я с тех пор немного.., подрос.

— А! — одновременно вырвалось у Кристины и Эльжбеты.

Карпинский к этому времени уже усвоил, что некий Северин Хлюп, недавно скончавшийся, был его лучшим другом. А поскольку с сыном друга встречался лет десять назад, и в самом деле не обязан был того узнавать. Понятно. И радушно пригласил сына друга разделить с ними ужин.

— Вот это пиво, — стал потчевать он. — Очень хороший напиток. Советую выпить. А тебя я, похоже, и в самом деле знал когда-то давно.

— Мы недавно виделись с тобой, — « сказала Эльжбета, — на похоронах твоего отца. Хотя я тебя помню с детства. Ты, разумеется, уже позабыл, как вылил на меня ведро воды, когда мы к вам пришли в гости. А на мне были новые туфельки.

— Неужели я тогда был такой скотиной? — изумился Тадеуш.

— Да нет, ты случайно…

— Садись, садись! — приглашала и Кристина. — Ну чего жмёшься? Давай без церемоний.

— Выпей пива, — гнул своё хозяин. — Очень рад снова с тобой познакомиться.

От такого натиска скромный парень совсем потерялся, сел за стол и отдал должное пиву, хотя и был за рулём. Следует отметить, что упорное расхваливание пива вовсе не означало развивающейся в Карпинском склонности к алкогольным напиткам, просто пиво было новым открытием. Заново познавая мир, Карпинский старался особо запомнить явления и вещи, которые производили на него наибольшее впечатление, а известно, повторенье — мать ученья, вот он и повторял до тех пор, пока новое понятие не закреплялось прочно в его свежей памяти.

В гости к Карпинским Тадик Сарницкий явился по вполне конкретному поводу, но пока что ему не дали возможности его изложить. Он и в самом деле был сыном Северина Хлюпа, правда внебрачным, но признанным отцом и числящимся в документации загса как сын Халины Сарницкой и Северина Хлюпа.