За семью печатями [Миллион в портфеле]

Халинка Сарницкая отколола номер, породив сына в очень молодом возрасте, Севочка тогда тоже был совсем зелёным юнцом, оба несовершеннолетние. Возможно, позднее Халинка и вышла бы замуж за Севочку, если бы не её тётка. Дело в том, что Халинка обладала прекрасным голосом, могла и хотела петь, что же талант в землю зарывать? Родная её тётка, проживающая в Штатах, обещала помочь племяннице сделать ошеломляющую карьеру, при условии, что та не похоронит себя заживо, выйдя замуж за голодранца без гроша за душой и надежд на будущее. Ребёнок? Ради бога, пусть будет ребёнок, отдадим его на воспитание матери Халинки, её же тётка пригласит в Америку и там поможет стать примадонной Метрополитен-оперы.

Севочку отставили, чем он не особенно огорчился, а молодая мамаша, подкинув дитя родителям, полетела в Штаты. Там выяснилось, что на примадонну следует долго и упорно учиться, а если без учёбы — пожалуйста, тоже можно петь, но тогда не в Метрополитен, а в жалких забегаловках. Правда, для этого требовалось ещё кое-что, чего у молоденькой польки не было и в помине. Ну, скажем, изящество, грация, врождённое достоинство, их же в данном случае нашлось бы не больше, чем у стельной коровы. Не говоря уже об уме, силе воли и трудолюбии. И даже просто секс не мог её спасти, ибо в таких делах, по мнению девушки, надо быть смертельно влюблённой в партнёра, не иначе, и пытающихся попользоваться ею в эротических целях шефов Халинка без зазрения совести била по мордам, пронзительно визжа при этом. Словом, и в куртизанки не годилась.

Так промучилась Халинка несколько лет, меняя места работы и нигде надолго не задерживаясь. Тут, к счастью, тётка померла, оставив племяннице небольшое по американским меркам, но вполне приличное по польским наследство. К тому же Хлюп честно платил алименты на сына. Поэтому, когда блудная певица вернулась в родительский дом, денег вполне хватало на безбедную жизнь трех человек: самой Халинки, её овдовевшей к тому времени матери и уже пятнадцатилетнего Тадеуша.

Все эти пятнадцать лет мальчик жил у деда с бабкой, воспитывался нормальным ребёнком, не в роскоши, но и не в бедности. Время от времени встречался с отцом, и между ними установились хорошие отношения, несмотря на яростное противодействие Богуси. А потом из-за океана вернулась поющая мать и началась свистопляска. Халинка и без того не отличалась особым умом, а теперь и последних его остатков лишилась, растеряв их за долгие годы тщетных усилий сделать карьеру великой певицы, абсолютно ей противопоказанную по всем статьям. Зато приобрела замашки оперной дивы и на полученное от тётки наследство перестроила родительский домик в одном из пригородов Варшавы, соорудив на редкость паскудное строение с башенками, полукруглой аркой и пузатенькими колоннами. Внутри, правда, цивилизация была представлена в полном объёме. Ещё Халинка купила себе иномарку и почила на лаврах. Она занималась делом: воспитывала сына.

Не прошло и года, как овдовевший сосед-сантехник узрел в ней чудо природы и сумел затащить это чудо к алтарю. И откровенно говоря, только тогда Халинка, созданная для семейной жизни, первый раз оказалась на своём месте. Халинка родила сантехнику двух детей и стала нормальной женой, матерью, хозяйкой дома. И все получалось, хотя нагрузка была немалой, все-таки четверо детей: собственный сын Тадеуш, дочь сантехника от первого брака, немного моложе Тадика, и двое общих. Из Халинки вышла отличная домашняя хозяйка, а если иногда за работой — например, моя посуду или гладя бельё — она напевала, все слушали с удовольствием, а случайные прохожие даже останавливались под окнами.

Жизнь Тадика складывалась непросто, мальчик рос практически сиротой при живых отце-матери, хотя дед с бабкой по-своему о нем заботились. Парень не озлобился, не ударился в беспризорщину, короче, не сбился с пути. Не ссорился с бабкой, не заважничал после возвращения богатенькой и взбалмошной мамаши, не возненавидел сантехника, не обижал младших детей и даже не сбежал из дома. Неплохо закончив школу, он пошёл учиться дальше. С сантехником он даже подружился и не без его влияния специализировался в вузе по водопроводной части. Проживал он с мамулей, бабу лей, сантехником и прочими детьми в той самой архитектурной страшилке с башенками, где им было уже тесновато. Не желая пребывать в одной комнате с бабулей, парень оборудовал с помощью отчима комнатку на чердаке. К сожалению, мечтать об увеличении жилплощади не приходилось, ибо Халинка давно растранжирила тёткино наследство, а её муж продал свой скромный домик, переезжая к новой жене.

После возвращения матери из Америки Тадик стал реже видеться с отцом, ибо ребёнка мужа пани Богуслава ещё могла перенести, но дополнительную женщину — ни в коем случае! Кто её знает, эту заразу, такая способна прибрать к рукам дружка молодости, так что на всякий случай следовало пресечь её попытки в самом зародыше. Встречи отца с сыном были сведены к минимуму.

И в результате о смерти отца сын узнал из некролога в газете, а к его гробу парню пришлось чуть ли не силой прорываться. После похорон Тадеуш осмелился завести с пани Богуславой речь о том, чтобы взять что-нибудь на память об отце. Парню и в голову не пришло претендовать на свою долю отцовского наследства, как одному из трех законных детей покойного, ведь обычно половина имущества достаётся вдове, половина — детям. Он не покушался не только на часть жилплощади, но даже и на мизерные крохи имущества, зная патологическую жадность пани Богуславы. Нет, речь шла лишь о каких-то вещицах отца, не представляющих материальной ценности, но дорогих сыну как память. Разъярённая Богуслава и слушать не стала, просто вышвырнула Тадеуша из дому.

Это, в свою очередь, так разозлило парня, что тот, не долго думая, тут же забрал отцовскую машину. Она по-прежнему стояла в примитивном гараже-сарае, примыкавшем к дому и никогда не запиравшемся. Тадик беспрепятственно зашёл в сарай — дверь и на сей раз оказалась незапертой. Дверцы машины тоже. Ключи от зажигания и документы на машину отец всегда держал в кармашке на дверце, парню это было известно. А поступал так Северин Хлюп не по недомыслию, просто знал супругу. Та из вредности могла отобрать у него и ключи от машины и где-нибудь спрятать, к машине же никогда не прикасалась по причине присущего ей страха перед всякой техникой.

И вот теперь Тадик приехал к Карпинскому, зная, что тот был лучшим другом покойного отца. Ему просто необходимо было кому-то пожаловаться. Или даже поплакаться. Или просто поговорить, узнать, не высказывал ли отец каких-либо пожеланий, адресованных сыну. Или, может, просил ему что-нибудь передать на словах. А также посоветоваться, как теперь быть, ведь, наверное, присвоение отцовской машины — дело нешуточное.

Ничего из этих планов осуществить не удалось. Тадеуш не знал об амнезии Карпинского?

Ясное дело, о чем теперь можно советоваться? Единственное утешение — хоть Эльжбетка его признала. За десять лет она неузнаваемо изменилась. Смутно вспоминалось что-то тощее и голенастое, ничего общего не имеющее с этой потрясающе красивой девушкой.

Заметив, какое впечатление на молодого человека произвело состояние Хенрика, Кристина от души пожалела растерявшегося парня и пришла ему на помощь.

— Мы тебе от всего сердца сочувствуем, — ласково сказала она. — Нас тоже потрясла скоропостижная смерть Северина. Ты давно видел отца?

— Да, наверное, год назад, — с трудом выговорил Тадеуш. — Извините меня, я ведь понятия не имел, что пан Хенрик.., что у него плохо с памятью. Отчего это произошло? Несчастный случай?

— Господи, ты и в самом деле не знаешь? — ужаснулась Эльжбета. — Богуся тебе не сказала? Ты хоть вообще с ней говорил?

— Вряд ли это можно назвать разговором… — замялся Тадеуш. — Да, вспомнил, она жаловалась, что последние дни отец пропадал в больнице у пана Хенрика, но не сказала, почему тот очутился в больнице. Я думал, аппендицит какой…

— Хорошенький аппендицит! — возмутилась Кристина. — У этой бабы и в самом деле ни ума ни сердца! Ну да ладно, не стоит о ней.