С неба женщина упала

Положив в рот таблетку, она осторожно выдохнула и показала нам рукой, чтобы сели. Торопливо рассевшись кто куда, мы наблюдали, как губы Ирины Михайловны медленно приобретают нормальный оттенок и восстанавливается дыхание. Наконец, облегченно вздохнув, поднялась со своего места чуткая соседка и, подойдя к Ирине Михайловне, погладила ее по плечу.

— Ну, Михайловна, вроде оклемалась?

Та кивнула и слабо улыбнулась. Потом она перевела взгляд на меня, на Аллу, снова на меня.

— Алевтина Георгиевна...— я закивала, — здравствуйте... Вы меня извините...

Тут она умолкла и вроде побледнела, я испугалась, что ей снова станет плохо. Соседка тем временем принесла ей воды, Ирина Михайловна глотнула и отставила стакан.

— Вы не знаете? — тихо спросила она, опустив глаза, а я начала медленно подрагивать, потому что такое начало могло означать лишь одно: поговорить с Сашей мне вряд ли удастся. И приблизительно представляла уже, что услышу, поэтому зажала ладони коленями, чтобы не тряслись. — Сашеньки... больше нет...

Она заплакала, соседка снова подала ей стакан, неодобрительно косясь на нас, словно желая сказать, как не вовремя мы здесь появились. Но, несмотря на весь ужас происходящего, уйти я не могла, не узнав, что случилось. И не только потому, что очень рассчитывала на Сашину помощь, но и потому, что он не был мне безразличен.

Версию произошедшего изложила все та же соседка.

Ирина Михайловна говорить о Саше не могла. Оставив Аллу с ней в комнате, мы с соседкой вышли на кухню.

— Анна Павловна, — представилась она, открывая настежь окно и закуривая.

— Алевтина, — отозвалась я, а Анна Павловна протянула мне пачку:

— Закуришь?

— Да уж, закурю. Руки дрожат...

Мы постояли немного, молча разглядывая копошащихся в песочнице детишек и зловредного кобелька.

— Кому сказать — не поверят, — качнула вдруг головой женщина. — Так это, значит, у тебя Саша работал?

— У мужа... Мы разошлись. Давно...

Анна Павловна снова кивнула:

— Только схоронили Сашу-то... — она всхлипнула. — Какой парень был, господи, какой парень! Матери хоть бы раз поперек сказал!.. А тут приехал этот твой... бывший. Говорит, чистил Саша пистолет, произошел непроизвольный выстрел в голову...

Я открыла рот и уставилась на Анну Павловну. Что угодно ожидала услышать, но такое... Саша чистил заряженный пистолет? Бред. Полный, окончательный, невозможный бред. Бред, бред, бред... Только не Саша. Вот если бы Андрей Дмитриевич это проделал, я бы еще поверила, но Саша... Нет.

То, что Андрей Дмитриевич денег дал, я не сомневалась. Интересно, сколько еще и кому он дал, чтобы поверили, что Саша сам прострелил себе голову? Наверно, немало. Эх, Саша, Саша... Господи, Сашенька... Я заплакала.

Когда мы вернулись в комнату, Алла выразительно приложила палец к губам, показывая, что Ирина Михайловна уснула.

— Вы с ней побудете? — шепнула мне Анна Павловна. -

Мне отойти надо, я попозже вернусь...

Я кивнула, и она на цыпочках вышла из комнаты. Осторожно присев на краешек кресла, я подняла глаза на Аллу. Она сидела возле дивана Ирины Михайловны, широко

распахнув глаза, полные слез, и внимательно смотрела на меня. Подбородок у нее вдруг затрясся, и она тоненько позвала:

— Алевтина! Что же это?..

Зажав рукой рот, она всхлипнула, бросила испуганный взгляд на неподвижную Ирину Михайловну, боясь ее разбудить. Потом осторожно встала и подошла ко мне.

— Жалко-то ее как! Прям белая вся... Господи, что делается... Что случилось с сыном-то?

Я молчала, не зная толком, как объяснить ей, что произошло. Произошло то, чего произойти не могло, и поэтому было страшно вдвойне.

— Посидим немного, ладно? — кивнула я на лежащую женщину, Алла быстро кивнула:

— Конечно, конечно. Разве ж я не понимаю?

Проспала Ирина Михайловна недолго, не прошло и получаса, как она дрогнула, провела рукой по лицу и открыла глаза. Сначала в глазах ее мелькнуло удивление, потом она вспомнила, и губы задрожали. Видно, во сне она смогла немного забыться, но наши кислые физиономии вернули ее к реальности.

— Вот так, Алевтина Георгиевна. — Женщина тяжело приподнялась, к ней тотчас кинулась Алла, помогая сесть. — И зачем мне теперь жить, не знаю.

Я села рядом и обняла ее за плечи:

— Ирина Михайловна, что вы говорите! И думать так не смейте! У вас же дочка, Алена. Вы нужны ей...

— Да, — словно опомнилась Ирина Михайловна и посмотрела на часы, — Аленка... Сейчас придет.

Она пригладила ладонями волосы и посмотрела мне в лицо. Трудно было выдержать этот взгляд, непосильное материнское горе плескалось в нем, враз опутав глаза паутинками морщин.

— Он вас очень уважал... — Она вдруг улыбнулась и коснулась моих волос ладонью. — Всегда о вас только хорошее говорил, а когда вы от мужа ушли, переживал. Много о вас рассказывал. А последние дни все что-то беспокоился. Хмурый такой приходил да все молчал. А потом вот Андрей Дмитриевич... Куда-то поехал Саша, я не помню... Он сказал, несчастный случай. Помог нам, сама-то я не могла...

Тут она снова тяжело задышала, я сжала ее ладонь и попросила:

— Не надо, Ирина Михайловна, не надо. Пожалуйста...

Она кивнула и, немного помолчав, спросила:

— Может быть, чаю? Сейчас я поставлю...

Ирина Михайловна сделала попытку подняться, но Алла уже шла на кухню:

— Сидите, я сейчас поставлю чайник!

Вскоре мы сидели на кухне, пили чай, осторожно пытаясь разговаривать, но разговор все время вяз, словно мы толклись в густой липкой глине, сердце колотилось в ребра, и горло сжималось болью. Из всех сумбурных объяснений картина мне представилась следующая: Саша поехал куда-то, где неизвестно почему принялся чистить свой собственный пистолет, причем разрядить его он не догадался. В процессе чистки кто-то или что-то Сашу отвлекло, он случайно нажал на курок, после чего, естественно, последовал выстрел, разворотивший Саше висок. Пытаясь переварить и хоть как-то упорядочить эту информацию, я боролась с мучительными приступами тошноты, потому что была абсолютно уверена, что история, предложенная Ирине Михайловне моим бывшим супругом, — чистой воды липа. Но сказать это в глаза Сашиной матери я не могла, а сдерживать свои чувства, сидя рядом с ней, становилось невмоготу. Поэтому, когда наконец на пороге кухни появилась младшая Сашина сестра Алена, я испытала огромное облегчение. Попрощавшись с ними, мы почти вылетели из квартиры на улицу.

Всю обратную дорогу мы с Аллой не сказали друг другу и пяти слов. Выйдя из троллейбуса возле дома, молча направились к продуктовому магазину. Алла купила закуски, я взяла две бутылки «Юбилейного». Поднимаясь по лестнице, оглянулась на Аллу:

— К себе будешь заходить?

Она отрицательно качнула головой:

— Иначе с Ленькой сцеплюсь...

Улыбающаяся Вера Матвевна открыла дверь. Взглянула на нас, и улыбка тотчас сползла с ее губ. Торопливо отступив в сторону, молча пропустила нас в коридор, суетливо захлопнула дверь. Устроившись за столом на кухне, я, стараясь, чтобы голос особенно не дрожал, вкратце рассказала ей о результате нашей поездки.

— Открой, — я пододвинула к Вере Матвевне коньяк,

помянем...

Голос все-таки сел, я долго пыталась прокашляться, отворачиваясь к двери, и плакала. Глядя на меня, Алла еле сдерживала слезы, Вера Матвевна запричитала, шмыгая носом и одновременно ругая неподатливую пробку.

Просидели мы долго, за окошком давно уже стемнело, слабо переливались первые неяркие звезды, и кончился коньяк, и встать было почти невозможно. А я все рассказывала и рассказывала про Сашу, про все, что, мне казалось, я могу рассказать. Неожиданно загремел телефон. Мы дружно подскочили, с удивлением оглядывая друг друга и пытаясь определить источник громоподобных звуков. Первой сориентировалась хозяйка, после нескольких попыток ей удалось подняться и попасть в коридор.

— Ага... ага... ага... ага... угу, — слушали мы, гадая, с кем же ведет столь содержательную беседу Вера Матвевна. Наконец до нашего слуха донеслось обнадеживающее: — Да я сама ее провожу. Будь спок! — лихо добавила она и повесила трубку.