Дьявол и паж

— Дитя мое! — ее светлость едва не лишилась сознания от увиденного. Она низко присела перед Конде. — Месье, не позволяйте ей утомлять вас.

— Но я вовсе не утомляю принца, мадам, честное слово! — вспылила Леони. — Он тоже испытывал жажду! О, здесь и Руперт!

Руперт наслаждался обществом шевалье д'Анво. Заметив Леони, он сдвинул брови, что не укрылось от глаз принца.

— M'sieur, on vous demande! [111] — Конде жестом отослал Руперта прочь. — Мадемуазель, как насчет обещанной награды?

Леони отцепила от платья букетик фиалок и с милой улыбкой протянула. Конде поцеловал пальцы девушки, прикрепил цветы к отвороту камзола, поклонился и вернулся в галерею. К Леони подкрался Руперт.

— Вот это да! Вот так-так!

— Идем, Руперт! — приказала Леони. — Отведи меня к мадам де Помпадур.

— И не подумаю! — любезно откликнулся его светлость. — Я только-только вырвался из твоих лап, а теперь ты снова хочешь навязать мне какую-то скукоту! Ну уж нет.

— Дитя мое, ты мне нужна. — Это вернулась леди Фанни.

Она отконвоировала Леони к окну, где препоручила девушку заботам престарелой мадам де Воваллон, а сама отправилась на поиски Эйвона.

Его милость обнаружился неподалеку от Оружейной залы в компании Ришелье и герцога де Ноай. Заметив ее светлость, Эйвон извинился и подошел к сестре.

— Фанни, а где дитя?

— С Клотильдой де Воваллон. Джастин, она подарила Конде свои фиалки, и тот нацепил их себе на грудь! К чему это приведет?

— Ни к чему, дорогая, — невозмутимо ответил его милость.

— Но, Джастин, нельзя же так кокетничать с членом королевской семьи! Избыток расположения не менее опасен, чем его недостаток.

— Прошу тебя, дорогая, не преувеличивай. Конде вовсе не влюблен в дитя, равно как и она в него.

— Влюблен?! Боже, об этом я даже боюсь думать. Но этот флирт…

— Фанни, иногда ты бываешь поразительно слепа. Конде просто развлекается.

— Ну хорошо! — пожала плечами ее светлость. — А что теперь?

Его милость осмотрел галерею сквозь лорнет.

— А теперь, дорогая, я желал бы, чтобы ты представила Леони мадам де Сен-Вир.

— Зачем? — леди Фанни недоуменно уставилась на Эйвона.

— Мне кажется, наше дитя может заинтересовать графиню! — его милость чуть заметно улыбнулся.

Леди Фанни пожала плечами и отправилась выполнять распоряжение его милости. Увидев Леони, мадам де Сен-Вир смертельно побледнела.

— Мадам! — Леди Фанни изумленно смотрела на графиню. — Мы так давно не виделись! Надеюсь, вы здоровы?

— Со мной все в порядке, мадам. А вы в Париже со своим братом? — Графиня де Сен-Вир с трудом выговаривала слова.

— Да, я здесь в качестве дуэньи! Правда, забавно? Позвольте представить воспитанницу моего брата. Мадемуазель де Боннар, мадам де Сен-Вир! — Ее светлость посторонилась.

Графиня невольно протянула руку.

— Дитя, — голос ее дрогнул. — Прошу вас, посидите со мной. — Она повернулась к леди Фанни. — Мадам, я присмотрю за вашей подопечной. Я хотела бы… хотела бы поговорить с мадемуазель де Боннар.

— Разумеется! — ее светлость снова пожала плечами и удалилась вне себя от удивления.

Леони осталась наедине с мадам де Сен-Вир. Графиня боязливо коснулась руки девушки.

— Пойдемте, дитя мое! — прошептала она дрожащим голосом. — Там у стены есть диван.

— Хорошо, мадам, — вежливо согласилась Леони, недоумевая, почему эта невзрачная женщина вдруг пришла в такое возбуждение. Девушке не понравилось, что ее оставили с женой Сен-Вира, но она послушно последовала за графиней.

Мадам де Сен-Вир, казалось, потеряла дар речи. Она лишь держала Леони за руку и не сводила с девушки глаз.

— Скажите, chérie, — пролепетала она наконец. — Вы… вы счастливы?

Леони удивленно взглянула на странную женщину.

— Да, мадам. Конечно, я счастлива, очень счастлива!

— Этот человек… — Мадам прижала к губам платок. — Этот человек добр к вам?

— Вы говорите о Монсеньоре, мадам, о моем опекуне? — холодно спросила Леони.

— Да, petite, о нем. — Рука графини предательски дрожала.

— Naturallement [112], он добр ко мне, — надменно ответила девушка.

— Вы обиделись, но… Дитя мое, вы еще так юны! Я могла бы быть вашей матерью! — Мадам де Сен-Вир нервно рассмеялась. — Вы не станете возражать, если я кое-что скажу вам? Он… ваш опекун человек недобрый, а вы… вы…

— Мадам, — Леони решительно отдернула руку. — Мне не хотелось бы выглядеть грубой, но вы должны понять: я не желаю слушать, как чернят Монсеньора.

— Вы так любите своего опекуна?

— Да, мадам, я люблю его de tout mon coeur [113].

— Mon Dieu! — прошептала мадам. — A он вас любит?

— О нет! — легкомысленно ответила Леони. — Во всяком случае, я не знаю, мадам. Он очень добр ко мне.

Графиня внимательно смотрела на девушку.

— Это хорошо, — она вздохнула. — Скажите, дитя мое, вы давно живете у него?

— Depuis longtemps [114], — последовал туманный ответ.

— Дитя мое, не надо таиться от меня. Я не выдам вашу тайну! Где герцог нашел вас?

— Простите, мадам. Я забыла.

— Это его милость велел вам так говорить! — быстро прошептала графиня. — Верно?

На диван упала тень. Графиня съежилась и замолчала. Леони обернулась: перед ней стоял граф де Сен-Вир собственной персоной.

— Счастливая встреча, мадемуазель, — выдавил Сен-Вир. — Надеюсь, вы в добром здравии?

Леони вздернула подбородок.

— Месье? A, je me souviens! [115] Вы месье де Сен-Вир! — Она повернулась к графине. — Я встречала месье… peste, забыла! Ах да, в Ле Денье. Это деревушка неподалеку от Гавра, мадам.

Сен-Вир помрачнел.

— У вас хорошая память, мадемуазель.

Леони посмотрела графу прямо в глаза.

— Да, месье. Я не забываю людей. Никогда!

За сценой у дивана во все глаза наблюдал Арман де Сен-Вир.

— Черт подери, черт подери, черт подери! — бормотал он вполголоса.

— Это выражение, — раздался за его спиной тихий голос, — никогда мне не нравилось. В нем нет выразительности и силы.

Арман резко обернулся и оказался лицом к лицу с его милостью.

— Друг мой, ты сейчас же скажешь мне, кто такая мадемуазель де Боннар!

— Сомневаюсь! — безмятежно откликнулся его милость и щелкнул табакеркой.

— Ты только взгляни на нее! — скороговоркой произнес Арман. — Это же Анри! Вылитый Анри! Теперь, когда они стоят рядом, я вижу это совершенно отчетливо!

— Ты так полагаешь? Я нахожу дитя намного привлекательнее нашего любезного графа, и манеры ее куда приятнее.

Арман с силой дернул его милость за рукав.

— Кто она такая, Джастин?

— Дорогой Арман, я не испытываю ни малейшего желания беседовать с тобой на эту тему. — Эйвон высвободил рукав и тщательно разгладил атласную ткань. — Вот так. Друг мой, ты поступишь благоразумно, если будешь слеп и нем во всем, что касается моей воспитанницы.

— Вот как? — Арман пристально посмотрел на его милость. — Хотел бы я знать, что за игру ты затеял. Она его дочь, Джастин! Готов поклясться в этом!

— Будет гораздо лучше, дорогой мой, если ты воздержишься от подобных умозаключений, — его милость нахмурился. — Позволь мне завершить эту игру самому, и ты не пожалеешь.

— Но я не понимаю! Я даже не представляю, что ты можешь сделать…

— Тогда и не пытайся, Арман. Я же сказал, что ты не пожалеешь.

— Советуешь мне молчать? Но скоро весь Париж заговорит об этом!

— Я тоже так считаю, — доброжелательно согласился его милость.

— Анри это не понравится, — задумчиво произнес Арман. — Но я не понимаю, как это может повредить ему. Так почему ты…

— Дорогой мой, игра это гораздо тоньше, чем ты полагаешь. Поверь мне, тебе лучше в ней не участвовать.