С неба женщина упала

— И все-таки это вы! — раздался знакомый голос. — Признаться, до последнего мгновения сомневался, думал, может, совпадение?

— Вот если бы вы, Лев Юрьевич, еще объяснили мне, что здесь с чем совпадает, была бы вам очень признательна!

Я решительно направилась к ближайшему стулу, с грохотом выдернула его из-под стола, развернула и села, стараясь по возможности гневно сверкать глазами.

— Алевтина Георгиевна, дорогая, конечно, это вы! — Лев Юрьевич Гречанин, прозванный в кругу деловых людей Крокодилом, восторженно взвыл и всплеснул руками. — Хороши, словно ангел небесный, сколько мы с вами не виделись, а вы еще похорошели, просто глаз не оторвать!

— Страшно этим тронута! — грубо оборвала я его, — В чем дело, Лев Юрьевич?

Да это я хотел у вас спросить, Алевтина Георгиевна. Что за недоразумение такое? Вы уж не откажите в любезности, объясните ради бога!

Мне было известно, что валять дурака Лев Юрьевич может ничуть не хуже, чем я. Но, сказать по чести, я была сейчас почти что в трансе. И если вы позволите мне оставить на пару минут Льва Юрьевича вместе с его дешевыми трюками, попробую объяснить, что к чему.

Однажды Андрей Дмитриевич появился в комнате и озабоченно сказал:

— Алевтина, завтра в люди (это любимое его выражение), надо выглядеть, поедем, посмотрим чего...

— Андрей, — попробовала я договориться, — у меня, честное слово, все есть, я скомбинирую, никто и не догадается, что я в этом уже была. Не могу я сейчас, мне некогда, поверь мне.

— Послушай, Аля, — терпеливо сказал мой супруг, глядя на меня, как на маленькую, — оставь ты эти плебейские замашки, умоляю! И про галерею твою я больше слышать не могу. Абрамович твой языком чешет да тебя везде подставляет, а ты как дурочка за спасибо рада стараться!

— Семен Абрамович не чешет языком! — обиделась я за нашего старинного семейного друга. — Он человек порядочный и честный, таких еще поискать! И ко мне он относится...

— Да, да, я все помню, — досадливо вздохнул Андрей, — бог с ним. Все равно, не упрямься, одевайся, я тебя в машине жду!

Почти все наши споры кончались подобным образом, но не ругаться же в самом деле из-за ерунды! Хочет муж жене подарок сделать, за что ж его осуждать? Через час мы вошли в самый престижный ювелирный салон столицы. Узрев нас, менеджер едва не скончался от счастья, радуясь так, словно своим приходом мы спасли ему жизнь.

— Ну, выбирай, Алевтина! — улыбаясь, Андрей Дмитриевич широким жестом окинул прилавки.

Менеджер попытался усадить меня в кресло у столика, чтобы приносить украшения туда, но такие покупки были для меня пыткой, я предпочитала разглядывать витрину столько , сколько мне захочется, и чтобы ко мне не лезли с ненужной помощью. Поэтому я решительно отодвинула услужливого зануду и подошла к прилавку.

Но вот за нашими спинами звякнул дверной колокольчик, менеджер издал радостный вопль, охрана подобралась, а мы с Андреем оглянулись. Я увидела входящего в магазин импозантного мужчину лет пятидесяти, он улыбался, и зубы его сверкали, подобно жемчугу. Абсолютное большинство женщин тотчас же признали бы его интересным и даже больше. Я тоже отдала должное благородной седине и не менее благородным манерам.

— О, — с порога обрадовался посетитель, — Андрей Дмитриевич! Как приятно видеть тебя в добром здравии!

Мой супруг откликнулся с не меньшим воодушевлением. Я даже заинтересовалась, не кинутся ли они друг другу на шею. Не кинулись, но руки друг другу трясли долго. Счастливый менеджер едва не смахивал слезы умиления, наблюдая за встречей клиентов. Он сразу понял — сейчас начнется соревнование. Через пару минут я была представлена Льву Юрьевичу, он зашелся длинным комплиментом, я восторженно улыбалась и тосковала, опасаясь, как бы такая радость не вылилась в длительные дружеские посиделки в ресторане. Но, как позже выяснилось, любили Лев Юрьевич с Андреем Дмитриевичем друг друга не больше, чем кобель палку, так что волновалась я зря. Просто в тот момент я этого не знала. Решив, что правила приличия соблюдены, я вежливо кивнула Льву Юрьевичу и переместилась в дальний угол магазина. Рассматривая золотые броши, увидела очень милую вещицу: вытянутая тонкая веточка черемухи, необычайная работа, не перегруженная ни изобилием камней, ни лишними злотыми граммами. Ветка казалась живой. Я обрадовалась. Мужчины к тому времени закончили обсуждение своих важных деловых вопросов, Андрей повернулся ко мне и спросил ласково:

— Ну, Алевтина, приглядела чего?

Возле него сиротливо маялся бледный менеджер, выглядел он несчастным, потому что явно рассчитывал на покупку раз в пять дороже.

— Да, Андрюша, посмотри! — радостно позвала я.

Муж, заметив, что я отираюсь у дальнего прилавка,

улыбку с лица убрал и двинулся ко мне явно недовольный. И более всего, я думаю, огорчало его то, что Лев Юрьевич двинулся за ним как приклеенный, бормоча что-то о том, что у его сестры юбилей и я, безусловно, должна помочь ему сделать хороший выбор.

— Вот! — ткнула я в витрину пальцем, менеджер с ловкостью фокусника извлек брошь, а Андрей Дмитриевич побледнел.

— И... — сказал он, повертев ее в руках, нашел цену и едва не скончался, — и это тебе нравится?

Я, почувствовав собирающиеся над моей головой тучи, обреченно кивнула, уже поняв, что в присутствии постороннего человека брошь эту мне не видать как своих собственных ушей. Андрей Дмитриевич огорчился. С улыбкой смертельно уставшего человека он сунул брошь в руки менеджера и молча направился к центральной витрине, туда, где, сверкая и переливаясь, притаились бриллиантово-сапфировые монстры. Менеджер радостно перевел дух, бросил на меня победный взгляд и пулей бросился к Андрею Дмитриевичу, который уже указывал на какую-то вещь. Я готова была спорить, что это самое дорогое изделие во всем магазине. Лев Юрьевич передвигался по магазину рядом с моим мужем, они что-то обсуждали, качали головами и улыбались. Но иногда Лев Юрьевич бросал то на меня, то на мужа заинтересованные косые взгляды, и мне показалось, что он понимает, в чем дело, и над нами посмеивается. Разозлившись на него за несвоевременное появление, из-за которого сорвалась покупка единственной за долгое время приглянувшейся вещи, я мстительно усмехнулась. Подплыв к мужу и убедившись, что приобретается очередной двухсотграммовый отвес на шею, я разразилась воплями восторга и, ткнув пальцем в брата-близнеца этого изделия, дурным голосом запищала:

— Лев Юрьевич, смотрите, какая красота! Вы должны непременно купить это колье вашей сестре, ей должно понравиться!

Лев Юрьевич сначала выкатил на меня изумленные глаза, потом заморгал, а я продолжила:

— Да это же совсем недорого, для родной сестры нельзя жалеть. А в юбилей и совсем грешно!

Смекалистый менеджер уже вывалил товар на прилавок, расхваливая неземную красоту и изысканность изделия. Растерявшийся Лев Юрьевич, чтобы не ударить лицом в грязь перед моим супругом, заикаясь, попросил колье упаковать в футляр. На меня он косил с испугом и, должно быть, раскаивался, что не заглянул в магазин часом позже. После чего, расшаркавшись, мы одновременно покинули магазин, Андрей Дмитриевич довольный, а мы с Львом Юрьевичем — несчастные. Итак, наше знакомство ознаменовалось обоюдной неприязнью: Лев Юрьевич убивался по огромным деньгам, выложенным сдуру под моим натиском, а я — по веточке черемухи, странным образом запавшей мне в душу. На обратной дороге муж, конечно, сделал мне внушение, пояснив, что за столько лет я могла бы запомнить, что являюсь своеобразной визитной карточкой супруга, и, увидев на мне такую безделушку, люди могут подумать, что дела его идут из рук вон плохо. Он жил по законам своего мира. Сейчас мне кажется, что именно этот вечер и стал отправной точкой длинной цепи событий, прервавшихся ненастным осенним днем словами:

— ...на основании... Ваш брак расторгнут...

Но случится это еще не скоро, а через неделю после моего знакомства с Гречаниным Львом Юрьевичем за ужином муж вдруг вспомнил и воскликнул: