Шпион в тигровой шкуре

— Это вряд ли поможет!

— Но и не помешает. Твои политические связи тоже пригодятся. Ты мог бы попытаться… черт, не хочу учить тебя уму-разуму, ты ведь, бог свидетель, в таких делах большой мастер. Уж если кто и способен отделить факт от фикции — так это ты, Таннер. Но в то же время мне бы не хотелось заставлять тебя зря терять время на дело, которое не стоит выеденного яйца. Может быть, у тебя сейчас есть на примете что-то более интересное? Что-нибудь по-настоящему многообещающее?

А вот и повод увильнуть от задания! Шеф чуть ли не намекнул мне, что я могу отказаться.

— В данный момент ничего, сэр.

— А в ближайшее время ничего не может всплыть?

— Да нет.

— Гмм. Ну тогда, может, попробуешь?

Какая мне разница, что происходит в кубинском павильоне? Никакой. Хочется ли мне съездить осмотреть монреальскую выставку? Нет. Хочется ли мне свалить из расплавленного жарой Нью-Йорка? Еще как!

— Попробую! — твердо сказал я.

Он настоял, чтобы я взял у него деньги на авиабилеты, с усмешкой заметив, что после выполнения заданий я никогда не предъявляю ему ресторанных чеков и билетов для возмещения моих расходов. На это я сказал, что обычно стараюсь сам возмещать свои расходы во время заданий, а он опять усмехнулся и пробурчал что-то насчет того, как же удобно иметь состоятельных оперативников, действующих по собственной инициативе.

— Вряд ли эта поездка принесет тебе лично какую-то выгоду, Таннер, — ведь ты всего-навсего летишь в Канаду.

Я сообщил Шефу, что возьму с собой в Монреаль свою дочурку. Он похвалил меня, заметив, что Минна послужит для меня хорошим прикрытием. И дал мне еще денег на детский билет. Честно говоря, мне в голову даже не приходила мысль использовать Минну как прикрытие. Я просто подумал, что ей не помешает выбраться из раскаленной печки под названием Нью-Йорк, да еще и побывать на этой дурацкой выставке.

Я оставил Шефа наедине с вонючей кожей. На 42-й улице я купил авиабилеты на ближайший рейс до Монреаля — на вечер вторника. Все более ранние были уже выкуплены. Клерк авиакассы посоветовал мне захватить с собой в Монреаль удостоверение личности. У меня уже имелся паспорт Минны: мне хватило ума озаботиться его оформлением задолго до того момента, когда он мог бы ей реально понадобиться. Любой, у кого в ящике письменного стола не лежит заготовленный на всякий случай паспорт, — просто болван. Потому что никто не гарантирован от того, что в один прекрасный день у него вдруг не возникнет острейшей необходимости по-быстрому слинять из страны.

Я поймал такси и вернулся домой. В машине работал кондиционер, и мне не хотелось оттуда вылезать. Я поднялся пешком на четвертый этаж. Теплый воздух имеет свойство подниматься снизу вверх, и чем выше я взбирался по лестнице, тем жарче становилось. Я вошел в квартиру и обнаружил Минну около радиоприемника с пачкой ксерокопий приказов командования Латвийской армии в изгнании.

— Ты бы лучше освежила в памяти французский. Во вторник вечером мы летим в Монреаль.

— В Монреаль!

— Если, конечно, у тебя нет других планов…

— О, Ивен! Мы едем на «Экспо»?

— Мы едем на «Экспо».

Но теперь, похоже, наша поездка сорвалась.

Глава третья

Мы приземлились в аэропорту имени Кеннеди, и я на руках вынес Минну из самолета. Один из пассажиров, глядя на нее, скорчил умильную улыбку. Минна спала и, к счастью, не видела его рожу.

— Какая симпатяшка! — сказал он. — Наверно, она замерзла?

— Наверно.

— Наверно, утомилась на выставке? Детям там раздолье! Видели ли бы вы моих чертенят. Долго там пробыли?

— Не очень, — смиренно ответил я.

Минна проснулась, когда я уже стоял в зале выдачи багажа. Она спросонья не сразу поняла, где мы, и я сказал, что в Нью-Йорке. Это известие заставило ее погрузиться в задумчивое молчание. А потом Минна спросила, впервые за все время, почему нас не пустили на выставку. Потом что они дураки, объяснил я, и не захотели пускать нас в Канаду.

— Мы совершили что-то нехорошее?

— Нет.

— Это потому, что я тебе не настоящая дочка?

— Нет. Дело во мне.

— Не пойму.

— Не важно, — я подхватил чемодан, который вроде бы в полете малость потяжелел. — Ты устала?

— Сколько времени?

— Почти час ночи.

— «Экспо» уже закрылась до утра?

— Скорее всего, да.

Она обдумала мой ответ.

— Куда мы теперь?

— А ты куда хочешь?

— В туалет.

Я подождал Минну под дверью дамской комнаты. Она вышла с глубокомысленным выражением на лице.

— Полагаю, нам надо поехать домой, — изрекла девочка.

— Нет.

— Нет?

— Мы поедем в Канаду.

— Но они же нас не пускают.

— Ну и черт с ними! — огрызнулся я. — Мы сейчас найдем тут поблизости мотель и… Минна, ты сможешь поспать в самолете?

— Я не хочу спать.

— А, ну коне-ечно! — Я подвел ее к креслу в зале ожидания и попросил подождать меня здесь, а сам пошел к стойке авиакомпании «Америкэн эйрлайнз». Там мне сказали, что мы уже опоздали на последний сегодня рейс до Буффало, а первый утренний самолет вылетает в 4:55. Я купил на этот рейс два билета «туда», сдал чемодан и вернулся к Минне. Она уже уснула.

Пока она спала, я успел выпить кофе и прочитать «Нью-Йорк таймс». Когда объявили посадку на наш рейс, я взял Минну в охапку и внес на борт самолета. Она открыла глазки только после взлета, сразу выпрямилась в кресле и начала без остановки лопотать по-литовски — какие-то стишки про лошадей и поросят. Я спросил, о чем это она, но Минна не ответила, закрыла глаза и снова уснула. Окончательно она проснулась только в аэропорту Буффало. Солнце стояло высоко, и в утреннем воздухе уже скопилась вязкая влажность.

Авиакомпания и на этот раз умудрилась не потерять наш багаж. Я выудил чемодан из груды вещей на резиновом транспортере. Мы позавтракали в здании аэровокзала, а потом я просто сидел и дожидался момента, когда можно будет начать обзвон знакомых, не рискуя их разбудить. Первые два звонка были неудачными: люди переехали. Четыре последующих тоже оказались безрезультатными: эти уже уехали на работу. Практически исчерпав список знакомых в Буффало, я остановился на самом малообещающем фигуранте моей телефонной книжки, набрал его номер, и трубку снял мужчина, который, судя по голосу, последние месяцев восемь не знал ни дня трезвости.

— Мистер Пжижешевский? — осторожно спросил я.

— Ну…

— Мистер Ежи Пжижешевский?

— Ну, это мистер Пжижешевский. Ктойта?

— Мистер Пжижешевский, это Ивен Таннер, — представился я. — Вряд ли мы с вами знакомы, но я старый друг ваш…

— Пока, друг! — и он повесил трубку.

Я несколько секунд глядел на онемевшую трубку, потом скормил автомату еще одну десятицентовую монетку и снова набрал тот же номер. На этот раз мистер Пжижешевский был чуть более словоохотлив. Он сообщил мне, что я проклятая сволочь и что ему хочется спать.

Тогда я произнес по-польски:

— Ежи, дружище, мой старинный приятель Тадеуш Орлович посоветовал связаться с вами, если мне понадобится помощь в Буффало. Ежи, я нахожусь здесь по заданию руководства движения, и позвонил вам, потому что…

— Матка бозка, ты поляк?

— Да, я…

— Ты знаешь Тадика?

— Он мой хороший друг. Я…

— Ну надо же! — Он расхохотался в трубку так громко, что мне пришлось оторвать ее от уха, чтобы не оглохнуть. — И как там поживает наш алконавт-бабник? Будь я проклят! Тадик Орлович! А я был уверен, он давно окочурился!

— Нет еще. Он…

— Я не видел Тадика… хрен его знает сколько лет. Он что, вернулся на родину?

— Мы с ним виделись в прошлом году в Кракове.

— Да ты чо? Он все так же бухает по-черному? И все так же бегает за каждой юбкой?

Я тихо застонал.

— Все так же.

— Годы идут, а старина Тадик не меняется!

— Не меняется.

— Ну надо же! Как, ты говоришь, тебя зовут?