Скромное обаяние художника Яичкина

- А… - из-за моего плеча возник Пашка и приобнял меня за талию, - любуешься… Хорош, правда?

- Э-э-э… - задумчиво протянула я, чтобы потянуть время, - можно, милый, задать тебе один вопрос?

- Конечно, - благодушно проурчал Пашка, не чувствуя подвоха.

- Скажи мне, дорогой супруг, - осторожно начала я, - что именно так нравится тебе в этом буфете?

- Ну… - смутился Пашка, - его основательность, старинность, его черный цвет, пузатость… Тебе он совсем не нравится?

- Ну… - замялась я, - я еще не решила.

- Значит… - Пашкин голос предательски дрогнул, - значит, я жизнь кладу на то, чтобы в доме была добротная, красивая вещь, а тебе она не нравится?

- Э-э-э… - дипломатично ответила я, прекрасно зная, что означает такой тон.

- Значит, я из кожи вон лезу, а тебе все равно?

- М-м-м… - меня определенно надо послать с дипломатической миссией в какую-нибудь банановую республику.

- Поговори со мной, - трагически протянул Пашка.

- Как сказать… - я с ужасом припомнила, что на нас медленно надвигается День Всех Влюбленных и пошла на попятную, - ты знаешь, мне он нравится с каждой минутой все больше. Пузатость, опять-таки…

Пашка посмотрел на меня недоверчиво, и спать мы отправились в легком раздражении. Засыпая, я бросила взгляд на часы: 03:34. Праздник Святого Валентина в самом разгаре, так сказать.

Глава третья, печальная, в которой мы с Пашкой перебили всю посуду и разнесли полквартиры

- Между прочим, - приговаривала Катерина, собирая в пластиковый мешок остатки посуды, - все могло быть еще хуже.

Некоторое время я смотрела на нее, как на провозвестника апокалипсиса, а потом снова погрузилась в благородные рыдания. Куда уж хуже?

Еще утром я была солидной замужней барышней, и, между прочим, счастливой обладательницей роскошного чайного сервиза с толстенькими амурчиками, натягивающими луки. Теперь же я представляла собой печальное зрелище - зареванное нечто с неясным будущим, печальным прошлым и целым мешком осколков от сервиза.

А начиналось все бодро.

С утра мы с Пашкой, хоть и злились от недосыпа, но торжественно обменялись подарками, выпили кофе и уже были готовы одеваться. Тут-то я и выглянула в окно - думаю, это меня и подкосило. На улице завывала непрекращающаяся метель, по льду с обреченностью каторжан катились прохожие, термометр показывал минус 18, а рассвет за домами занимался такой тоскливый, что выть хотелось. Некоторое время я попереминалась с ноги на ногу, словно мучимая глобальной думой, а потом плюнула, рванула к телефону и принялась набирать Светкин номер. После пятнадцати гудков в трубке захрипел ее сонный голос:

- Але…

- Здорово, начальница, - бодро заявила я.

- Галка, сколько времени? - потерянно бормотала Светка.

- Во-первых, - назидательно начала я, - как главный редактор такого солидного издания, как наша «Современная женщина», ты должна знать, что надо спрашивать: «Который час?». А во-вторых, могла бы и проснуться в девять утра.

- Я тебя уволю, - прохрипела Светка.

- Ага, - покивала я, - а три разворота про восьмое марта пусть Николай Аполлинарьевич пишет. А что? - я закинула ногу на ногу и устроилась поудобнее. - Сама же говорила, что восьмое марта такой мерзкий и сермяжный праздник, что писать о нем надо неординарно, с подходцем, как можно современней. А что может быть неординарней, чем золотое перо Николая Аполлинарьевича?

- Какая же ты поганая, - Светка мрачно зевнула и выдержала подобающую начальственную паузу, - ты мне звонишь в такую рань, чтобы пронести весь этот бред?

- Ну… - я глубоко задумалась, - вообще-то все не так. У меня на душе наболело гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Если ты называешь это бредом - пожалуйста, высокому начальству виднее. Однако я призываю тебя разделить мою скорбь.

- Напилась вчера, - припечатала Светка, - напилась и на работу не явишься. Всего-то раз в неделю я хочу тебя видеть, так ты и в этом мне готова отказать!

- Ну, зачем же так сурово, - смутилась я, - у нас тут такое творится - не поверишь. Вчера Пашка нашел в заброшенном доме монструозный полуразвалившийся буфет, всю ночь мы его тащили домой и спать легли только под утро. Я, конечно, могу, преодолевая всяческие трудности, подняться с постели, только кому я такая несчастная нужна? Нервы мои совершенно измочалены.

- Боже мой, - простонала Светка, - мало того, что на работу не явишься, так еще и нагло врешь. Напилась вчера и нагло врешь. Буфет какой-то придумала…

- Ладно, - я сдалась перед бесчестной клеветой, - вру. Высокому начальству виднее.

- То-то же, - сразу подобрела Светка, - очень голова болит?

- Да… - я прислушалась к своему организму, - вроде бы не очень…

- Все равно полежи. Ты мне и не нужна на этой неделе. Полежи, Пашку за алкозельцером сгоняй, а вечерком за разворот принимайся, ага?

- Ладно, - вздохнула я.

- Вот и славно, - пропела Светка, - отбой.

- Пока, - пожала плечами я.

- Стой! - вспомнила Светка, - с праздничком тебя.

- Ну… - я с ужасом вспомнила, какой сегодня день, - соответственно.

В трубку уже лились короткие гудки и я приготовилась примостить ее на рычаг, как подняла голову и увидела глаза своего мужа. Должна вам со всей ответственностью доложить, что таких страшных глаз я не видела ни разу в жизни - и надеюсь, больше не увижу. Сначала я всерьез озаботилась состоянием здоровья дражайшего супруга, подбежала к нему и попыталась пощупать его лоб, но тот отпрыгнул от меня, как от гадюки, плюющейся кипящим ядом.

- Монструозный полуразвалившийся буфет? - наконец произнес Пашка с другого конца комнаты страдальческим голосом.

Я потерянно молчала. Пашка тем временем продолжал, потихоньку разминаясь:

- Значит, в таком свете ты выставляешь меня перед своим начальством? Мол, здравствуйте, меня зовут Галина Перевалова, а вот и мой дурень-муж, сейчас он вам принесет монструозный полуразвалившийся буфет? Значит, так ты теперь всем говоришь?

Я продолжала молчать, но слушала эту речь с нескрываемым интересом. Пашка тем временем входил во вкус:

- Я ломаю хребет, силясь хоть как-то украсить наш быт, приношу в дом отличную вещь, и как только все трудности позади, появляешься ты и объявляешь на весь свет: мой придурок притащил нечто полуразвалившееся и монструозное!