Возвращение блудной мумии

— Г-груди? Б-белой женщины? — вытаращился на негра Миллендорф. От возмущения он даже начал заикаться.

— Девственницы, — с невинным видом поправил Бонгани.

— Каннибал! — скрипнул зубами Ник. — Ты что же, и белых женщин… потреблял?

— Да не ел я их, успокойся, — поморщился негр. — Это была всего лишь поэтическая метафора. Но вообще-то грудь белой девственницы во многих племенах считается лучшим деликатесом.

— По-моему, гориллы находятся под защитой закона, — заметила я. — На них запрещена охота.

— Закон? — удивился Бонгани. — А при чем тут закон?

— Видишь, во что выливается отмена апартеида, — мрачно изрек Миллендорф, яростно всаживая дротик в потолок. — Сначала они жарят горилл, потом белых женщин, а потом…

— Отбивные, — сказала я. — Потом они жарят отбивные.

— Ну уж нет, — решительно заявил Ник. — Пусть твой черномазый приятель в своей Африке разделывает обезьян и жарит их на костре, предварительно напичкав гусеницами, кузнечиками и тараканами. К плите я его не подпущу, пусть даже не мечтает. Ниггер-каннибал в роли кулинара опаснее, чем слепой сапер с граблями вместо миноискателя, так что отбивные я приготовлю сам.

Бонгани не остался в долгу и принялся детально излагать Миллендорфу свои взгляды на политику апартеида вообще и на придурков-расистов в частности.

Я решила не вмешиваться. Все равно толку от этого не будет, да и на Бонгани я обиделась за проявленное им равнодушие к моей судьбе. Делать мне больше нечего — то и дело их разнимать. Хотят подраться — пусть дерутся, а если соседи вызовут полицию — это их проблема.

Без особого интереса понаблюдав за разгорающимся конфликтом, я, осененная неожиданной идеей, удалилась в спальню. Вдохновенно скандалящая парочка, казалось, даже не заметили моего исчезновения.

Плотно прикрыв за собой дверь, я разложила на кровати купленные у индуса “убойные сюрпризы” и пульт управления к ним. Все-таки я молодец, что приобрела столь интересные и полезные вещи. Теперь оставалось сделать последний шаг.

Прежде чем использовать психическое оружие против зловещего южноафриканского теософа-психопата, я решила, следуя мудрым традициям американского правительства, опробовать его на ничего не подозревающем мирном населении, то есть на Миллендорфе и Бонгани.

Спорщики тем временем успели переместиться на кухню. Насколько я поняла из доносящихся из-за стены обрывков фраз, они собрались устроить соревнование — каждый поджарит свою порцию отбивных, а потом, использовав меня и Марио в качестве арбитров, они разберутся с вопросом кулинарно-расового превосходства.

Хлопала дверца холодильника, звенела посуда, Ник громогласно цитировал Ницше, Кьерке-гора и маркиза д'Аннунцио, а негр на столь же повышенных тонах — Фиделя Кастро, Нельсона Манделу и Мартина Лютера Кинга. Отбивные шипели на сковородках, как сердитые змеи, внося свой вклад в общий шум. Мужчинам явно было не до меня.

Передвигаясь по квартире неслышной поступью разведчика, совершающего диверсионный акт в лагере врага, я незаметно разложила по укромным уголкам “убойные сюрпризы” и опустила во всех комнатах плотные внешние жалюзи. В квартире стало темно, как в желудке эфиопа.

Затем, в лучших традициях саботажников и диверсантов, я вырубила электричество и притаилась в углу.

— Черт, — выругался в кухне Ник. — Свет отключился.

— Ирина! — позвал Бонгани. — Похоже, пробки выбило. Где они находятся? Я молчала.

— Ирина! Где ты? — крикнул Ник.

В его голосе звучала тревога. Неужели сказалась спецназовская выучка, и детектив решил, что меня похитила очередная группировка охотников за Универсальным Могуществом?

Я продолжала молчать.

Голоса на кухне тоже затихли. Теперь оттуда доносилось только злобное шипение отбивных, r которое еле слышным комариным писком вплелось короткое и мелодичное звяканье металла. Я догадалась, что расовые противники, временно заключив перемирие, вооружаются кухонными ножами.

Мысль о холодном оружии слегка встревожила меня. Как же я не подумала, что мужчины первым делом схватятся за тесаки! Не хватало еще, чтобы они порезали друг друга в темноте.

Сообразив, что и меня по горячке могут пырнуть, я неслышно скользнула в ванную и заперла дверь изнутри. Здесь, по крайней мере, я буду в безопасности.

Над ванной располагалось небольшое окошко для вентиляции с узорчатым матовым стеклом.

Оно выходило в гостиную. Забравшись в ванну, я приоткрыла окно и выглянула в него.

Различить движение в кромешной тьме я просто не могла. Отчасти я услышала, отчасти почувствовала, как Бонгани и Ник, передвигаясь почти бесшумно, вышли из кухни, а затем разделились. Один из них, я так и не поняла кто, свернул налево в спальню, а другой — направо в кабинет.

Облегченно вздохнув — теперь-то мужчины точно не поранят друг друга, да и меня в ванной им не достать, — я одновременно нажала на две кнопки дистанционного управления.

Эффект превзошел все мои ожидания. Несмотря на готовность к началу “психической атаки”, я вздрогнула, поскользнулась и чуть не грохнулась в ванну. Чтобы удержать равновесие, мне пришлось изо всех сил вцепиться в оконный проем.

Стены гостиной сотряс “загробный гомерический хохот”, удачно дополненный “мучительным стоном растревоженного привидения”. Из кабинета донесся иступленный “зов сексуально озабоченного мертвеца”, коридор порадовал “ревом голодного оборотня”, а спальня разразилась чмокающе-давящимися звуками “агонии кровавого вурдалака”.

Подсвеченные лампочками “разноцветные привидения” атомными грибами заклубились в воздухе.

Воодушевленная произведенным эффектом, я нажала на третью кнопку, и мины-сюрпризы взорвались с оглушительным грохотом. Темноту рассекли ослепительно серебристые сполохи, похожие на скрестившиеся клинки в смертельной битве невидимых демонов.

Через гостиную в направлении спальни метнулась тень. На туманном фоне бледно-лилового привидения мелькнули зловещие очертания занесенного для удара огромного мясницкого ножа.

Этого еще не хватало!

Я быстро нажала на кнопку, отключая “мешочки со смехом”.

Из спальни донесся короткий полувскрик-полустон, сопровождаемый грохотом переворачиваемой мебели и звуком падающего тела. Затем наступила тишина.

Неужели Ник и Бонгани, не разобравшись в ситуации, атаковали друг друга? Представив себе последствия, я чуть не завыла от ужаса. Допрыгалась-таки со своими розыгрышами!

Выбравшись из ванны, я дрожащими руками нащупала защелку на двери, открыла ее и выскочила в коридор. Несколько бесценных секунд ушло на поиск рубильника на электрощите. Наконец в квартире вспыхнул свет.

Отбросив в сторону пульт управления, я ринулась в спальню, надеясь, что все обошлось и никакого несчастья не случилось. Надежды рухнули, едва я переступила порог.

Над неподвижным телом распростертого на ковре негра хищно склонился Миллендорф с окровавленным ножом в руках.

— Ой, — сказала я и тихо осела на кровать.

Впервые в жизни при виде покойника у меня закружилась голова. Ощущение было такое, словно я, не желая того, прикончила негра собственными руками. В общем-то, по большому счету так оно и было. Всего десять минут назад Бонгани ссорился с Ником, жарил на кухне отбивные — для меня, между прочим, — и вот он с искаженным страданием лицом лежит на полу и уже никогда не попробует приготовленных Беатрис свиных ушей.

Мысль о том, что Бонгани был врагом, почему-то не утешала. Врагом он, конечно, был, никто не спорит, но вел себя при этом вполне по-джентльменски. Я даже начала привыкать к нему.

Мое горе явно требовало артистического самовыражения. Интересно, как племя тсонга оплакивает своих покойников? Может быть, исполняют какие-нибудь ритуальные песнопения?

— Ай-яй-я-яй-я-яй, убили негра, Убили негра, убили негра, Ай-яй-я-яй-я-яй, ни за что ни про что… — жалобно затянула я по-русски известный шлягер, Как меня только угораздило устроить это дурацкое представление! Чего бы я сейчас ни отдала, лишь бы никогда в жизни не забредать в проклятый магазинчик “убойных сюрпризов” с его самонадувающимися летающими гробами, масками Дракулы и “загробным гомерическим хохотом”!