Обнаженная дважды

— Что?

— Я сказала… — Жаклин постаралась сопротивляться возникшему импульсу, но не смогла. — Я сказала, какого черта вы включаете телевизор на полную мощность, если вы все равно не можете его слышать?

Она пожалела о своей грубости, как только слова вылетели из ее рта. Прежде чем миссис Свенсон смогла сказать «что?» снова, Жаклин улыбнулась, кивнула и спешно ретировалась.

Если бы она не была выведена из состояния равновесия столкновением с миссис Свенсон, она могла бы вести себя во время следующей стычки более тактично. Но с другой стороны, возможно, и нет. Этим вечером столовая пользовалась популярностью. Несколько посетителей ждали, когда их усадят; Жаклин устроилась в конце очереди. Группа из четырех человек, стоявших как раз перед ней, дружно уставилась на нее с откровенным любопытством провинциальных жителей, считая это выражением дружелюбия. Двое мужчин и одна женщина поздоровались с Жаклин. Другая женщина, одетая в трикотажный костюм и блузку с большим вырезом под двойным подбородком, продолжала пялиться на Жаклин.

— Вы миссис Кирби, — заявила она.

— Вы меня знаете, а я вас нет, — ответила Жаклин, сомневаясь в своей искренности.

— Я Элизабет Паркер — миссис Паркер, президент общества «Женщины в искусстве и литературе». Я удивлена, что не получила ответ на мою записку, миссис Кирби.

Жаклин прокрутила свою память. Записка с цветочным орнаментом или письмо, напечатанное готическим шрифтом, требующее, чтобы она произнесла речь?

— Прошу прощения, — сказала она. — Я много работала, и у меня просто не было времени разобрать свою корреспонденцию. Ваше письмо я увидела только этим утром.

— Миссис Кирби, мы были бы признательны как можно скорее получить подтверждение. — В голосе женщины чувствовалась непреклонность склочника. — Члены нашего общества хотят узнавать о таких событиях заранее. Они очень занятые люди.

Уголок рта Жаклин поднялся вверх. Даже миссис Паркер не могла принять это выражение за улыбку.

— Я тоже очень занята, миссис Паркер. Боюсь, что сейчас у меня нет времени для выступлений.

— О?!

Жаклин знала этот прием, она использовала его сама. Это восклицание с возрастающей модуляцией голоса в сочетании с остекленевшим взглядом и продолжительным молчанием могло толкнуть жертву на бессвязные лживые объяснения, которые легко уничтожаются безжалостным лицом, проводящим допрос. «Вы не водите машину вечером? Мы привезем и отвезем вас. Вы не едите красного мяса? Мы не планировали кормить вас, вы ошибаетесь. Вы всегда ложитесь спать в девять вечера? Но по такому важному случаю, как этот…»

Жаклин не произнесла ни слова. Она ответила миссис Паркер еще более грозным взглядом. Миссис Паркер раскрыла свою маленькую сумочку.

— Тогда в следующем месяце. Я отмечу дату в записной книжке.

Появление Молли, рассыпающейся в извинениях, спасло Жаклин от ответа, а миссис Паркер от поражения. В то время как ее спутники последовали за Молли, она задержалась, чтобы сделать последнюю попытку.

— Мы были бы очень рады, если бы вы присоединились к нам, миссис Кирби. Вы выглядите такой одинокой…

Жаклин не любила, когда ее задирают или снисходительно к ней относятся. Она чувствовала, как из нее начинает вырываться раздражение, и не видела причин, почему должна отказывать себе в удовольствии.

— Мне нравится быть одной, миссис Паркер. Я собираюсь пойти сейчас к себе в комнату, миссис Паркер, чтобы сесть за работу. Написание книги — это работа. Если я не буду работать, мне не заплатят. Именно так я зарабатываю себе на жизнь, миссис Паркер, — а не выступлениями перед организациями, которые не предлагают мне гонорара. Спокойной ночи, миссис Паркер. Хо-хо, хо-хо, мне работать нелегко…

Так как миссис Паркер строила из себя благородную леди, то она считала ниже своего достоинства броситься вдогонку за Жаклин, которая, выдав эту тираду, быстро направилась к двери.

Она бесцельно пошла вниз по улице.

Было бы опрометчиво возвращаться в коттедж; миссис Паркер могла последовать за ней, продолжая уговоры. Люди такого сорта бросают тень на преданных читателей, что несправедливо; большинство из них деликатны, учтивы, вежливы и интеллигентны. В особенности мои читатели, самодовольно подумала Жаклин. По крайней мере, члены общества библиотекарей отличались честностью и скромностью. Их бюджет, как она знала по своему опыту, мог выдержать угощение любимого писателя только чаем и печеньем. Она напишет «Друзьям библиотек» завтра и примет их приглашение как расплату за свои плохие манеры. (Она покажет этой миссис Паркер.)

Прогулка охладила ее пыл, и к тому времени, когда Жаклин дошла до бара «Элит», она громко смеялась над своей злополучной стычкой с миссис Свенсон. «Она сослужила мне хорошую службу, подумала довольная Жаклин. Ненавижу, когда ко мне снисходят, но именно это я проделала с миссис Свенсон».

Хозяева бара «Элит» не стали к ней снисходить; они приветствовали ее как старого друга. Жаклин заняла кабинку в уединенном углу и заказала обед, абсолютно лишенный питательной ценности. Предвидя потребность что-либо почитать во время еды, Жаклин прихватила с собой несколько более или менее интересных писем, включая и письмо от своего сына. Она перечитывала его с материнской нежностью, проявление которой считала неуместным у писательницы, когда официант принес заказанный ею чизбургер с беконом делюкс.

— Вы, конечно, получаете массу писем, — заметил тот.

— Вы не представляете и половины ее, — сказала Жаклин, отодвинув конверты в сторону.

— Да? Я люблю получать письма, но ненавижу писать их. Думаю, вам нравится сочинять их, вы же писатель и все такое.

— Ф-ф, — двусмысленно фыркнула Жаклин с полным ртом.

— Да, — произнес официант, — вы, без сомнения, одна из известных особ. Все спрашивают, когда вы придете сюда.

Жаклин проглотила еду.

— Кто все?

— О, вы знаете. Те, кто не был здесь тогда вечером, хотят встретиться с вами.

— И увидеть мое представление? — ухмыльнулась Жаклин. — Я не составляю заранее расписание своих драк, Джим. Мистер Картер не вернулся, не так ли?

— Не он. Пара туристов спрашивала о вас этим утром.

— Туристов?

— Они забавно говорили, — объяснил Джим.

— На кого они были похожи?

Вопрос заставил Джима напрячь все свои способности к описанию. Единственной отличительной чертой, которую он смог вспомнить, была:

— Уши у одного из них. Они торчали.

Скудное описание укололо неприятной, знакомой подробностью. Уши были наиболее приметной чертой внешности некоего репортера, с которым Жаклин столкнулась во время недавнего рекламного бума. По крайней мере, она могла не сомневаться, что Брюнгильды не было среди этих туристов. Джим припомнил бы ее.

— Ты бы мог сделать мне большое одолжение, Джим, — сказала она. — Ты и другие, кто работает здесь. Если меня будут спрашивать, постарайтесь разузнать, кто они и откуда приехали.

— Конечно. Что-нибудь еще?

— Не сейчас. Спасибо.

Джим ушел неторопливым шагом, и Жаклин приступила к еде. Прикончив все, вплоть до последнего восхитительного жареного кусочка картошки, она заняла место у стойки бара.

Разговор с Берни, хозяином и барменом, просветил ее еще меньше, чем она надеялась. Несколько человек задавали о ней вопросы. Один или два открыто назвали себя репортерами.

— Я ничего им не сказал, — сообщил Берни. — Но я не могу поклясться, что никто другой этого не сделал. Некоторые из парней вывалят все потроха за бесплатную выпивку.

Он многозначительно посмотрел в сторону одного из служащих заправки «Эксон», который открыто подслушивал их разговор.

— Я тоже ничего не сказал, — неубедительно запротестовал тот.

Начали сползаться постоянные посетители, и разговор становился общим. Слухи были одним из наиболее любимых видов спорта завсегдатаев бара «Элит»; в Пайн-Гроув было мало развлечений. Жаклин только слегка направляла разговор в нужное русло. Ей пришлось выслушать массу посторонней информации, но она ничего не имела против. Став писательницей, Жаклин начала проявлять к людям особый интерес. Теперь у нее появился предлог, оправдывающий подслушивание сплетен. Разве не на основе сплетен были написаны великие романы? Посмотрите, часто замечала она, на Джейн Остин.