Своя Беда не тянет

– Мерси! – вылезла из машины Ритка. Я еще не отошел от разговора с Питровым и не был готов к новым неожиданностям. Но передо мной стояла прежняя Ритка. Вместо шубы на ней была легкая куртка, глаза блестели, а не сверлили.

– Зря приехала, – сообщила она. – В школе никого нет.

– Похороны.

– Да. Я знаю. И новое убийство. Просто маньяк какой-то завелся.

– Я, слава богу, раньше ушел. Лилька милицию вызывала. Слушай, забываю тебе сказать, – нужно было срочно уходить от скользкой темы, – я тогда на крыше допросил немного Глазкова. Он признался, что в банду Грибанова, которая охотилась за бомжами, входили Малявин, Сорокин и Башмаков из мужского одиннадцатого, как ты и предполагала. Еще трое из шестой гимназии, но фамилий он не знает.

– Знаю, – кивнула Ритка, – допросила уже Ваньку в психушке. Он все рассказал. Я всех прошерстила, все признались. Так как парням больше четырнадцати, на всех завели уголовное дело. Грибанов их здорово обработал. Он называл больных и нищих «лишние люди». Парни свято верили, что делают правое дело. Грибанов и наркотой-то торговал, чтобы очистить землю от слабаков и уродов. Только сам Ванька на траву и подсел, слава богу, до героина еще не дошел. Психика у него слабая, наследственность не очень...

– Как он там?

– Лечится.

Она села в машину, махнула мне рукой и уехала. Похоже, мне все померещилось в прошлый раз. Ритка «свой парень» и настоящий друг.

Я забежал в киоск, купил пачку виноградного сока, бутылку водки, и поехал в больницу.

Ильич в больнице шикарно устроился. Одноместная палата была укомплектована хорошей мебелью, телевизором, холодильником, душевой кабиной и больше напоминала дорогой гостиничный номер. Охранник на вахте платного отделения был при оружии, и шутить с ним совсем не хотелось. Он тщательно проверил мои документы, попросил надеть белый халат, бахилы, и выписал пропуск. У меня осталось впечатление, что мне разрешили посетить секретное химическое производство.

Медсестры здесь все почему-то были молодыми блондинками одного роста, возраста и телосложения. Они сновали по коридорам в голубеньких брючках, и казалось, что вот сейчас они возьмутся за руки и спляшут канкан. На секретном химическом производстве.

Ильич порозовел и потолстел в этом раю. Одобрительно кивнув, он забрал у меня водку и сунул ее в холодильник. Пакет сока взболтал как виртуозный бармен и поставил на тумбочку у кровати.

– Это девчонкам. Тут такие девчонки!

Я почувствовал, что устал. Что я тоже не прочь полежать в этой палате, на этой широкой кровати, и посмотреть по ящику какой-нибудь боевик. Я даже не прочь, если девчонки-блондинки станцуют передо мной канкан. Не став противиться своему желанию, я повалился на кровать, закинул ноги на спинку и закрыл глаза. Ильич, судя по звуку, придвинул к кровати кресло и сел.

– Устал? – с неподдельным сочувствием спросил он.

– Еще как! – не открывая глаз, сказал я.

– И как ты меня нашел?

– Позвонил Нэльке.

– Ты знаешь ее телефон?

– Во-первых, у меня твой мобильный, а там все телефоны. Во-вторых, Нэлька – соседка Элки, и я всегда могу ее найти.

– Ах, черт, ну да! – судя по звуку, он ударил себя ладонью по лбу. – Вы же с Элкой того, на ножах вроде были... Помирились?

– Что-то вроде того.

– Она баба правильная, – не очень уверенно сказал Ильич. – Хоть и резкая.

Какой-то он был сегодня странный, Ильич. Не матерился, не стал сразу пить водку, не поинтересовался как дела в школе. Я открыл глаза и в упор посмотрел в его розовое, отдохнувшее, излишне простецкое лицо. В его хитрые, бегающие глазки. Я давно заметил, что именно на таких простецких лицах бегают именно такие хитрющие глазки.

– А почему ты не спрашиваешь, как дела в школе? – спросил я его.

– Ты бы и так сказал, если что не так!

– Опять труп.

– Здрасьте, жопа! – подлетел Ильич с кресла как упругий мячик. И схватился за сердце. – Чей?! – побелевшими губами прошептал он.

– Вчера на церемонии награждения убили физрука из десятой гимназии. Вышел покурить на улицу, и... точно так же – выстрел в спину. Физрук молодой, светловолосый, высокий, чем-то похож на Грибанова.

– Фу, слава богу, – Ильич с размаху рухнул в кресло так, что тонкие никелированные ножки накренились и он чуть не опрокинулся назад. – ...ть! ...ть! ...ть! Зачем ты так говоришь – опять труп?!!

– Так труп же! И убит точно так же!

– Так не у нас же! Мы то тут при чем?

– Ни при чем, – хмуро согласился я.

– Вот и пусть менты работают, следователи расследуют... а мы тут ни при чем!

Я вдруг разозлился. На себя в первую очередь. Мне пришла мысль, что, таская физрука на лавочку и обратно, а потом сбежав с места происшествия, я поступил так, как советовал когда-то Ильич: «за ноги его, и на улицу!» Я разозлился, снова закрыл глаза и сказал:

– Ильич, на твой телефон звонят какие-то ублюдки и угрожают!

– Кому? – снова перешел на шепот Ильич.

– Думаю, что тебе. Это твой телефон! – Я услышал, как он шумно сглотнул.

– И... что они говорят... мне?

– Отдавай то, что взял, или заключай договор. Что ты там опять взял? Какой договор?

– Ой, Петька, ерунда это все! Не обращай внимания! – шеф ненатурально изобразил беспечность.

– Да я и не обращаю. Не хочешь, не говори.

Я встал. Что-то пропала охота у меня отдыхать и смотреть канкан. Оставался последний вопрос, ради которого я и пришел.

– Слышь, Ильич, что там у нас с оборудованием школы противопожарной системой? Вроде, сроки уже поджимают, а ты мне ничего не сказал. Вроде, как проверки на носу, а я ничего не знаю. И деньги давно выделены.

– Какие сроки? Какие проверки? Какие деньги? – Ильич из розового стал белым. – Кто тебе это сказал?

– Папочка в сейфе лежит. Там бумага о том, что деньги выделены. Я так понял, что ты остановился на услугах фирмы «Эталон». Там гораздо дешевле и страховка входит в сумму. Скажи мне, что дальше нужно делать, я сделаю. Да и Дора копытом бьет, спрашивает, где противопожарка?

– Дора Гордеевна? – из белого Ильич стал бледно-голубым. – Дора тебя об этом спрашивала?!

Мне захотелось дать ему нашатыря. Наверное, он и правда болен, раз так лихо меняет цвета.

– Ну да, говорит, проверки вот-вот.

– Петь, слышь, ты эту папку спрячь, сожги, уничтожь, – шепотом попросил Ильич.

– На фига? – удивился я.

– Я тебе потом все расскажу. Точно Дора об этом говорила?

Я заржал.

– Вряд ли я мог ее с кем-нибудь спутать.

Ильич помассировал себе виски.

– Спрячь папку, Петь!

– Глеб.

– Глеб! – он опять схватился за голову. Наверное, он, и правда, болен.

– Гипертония? – спросил я, собираясь уходить.

– У меня почки, – простонал Ильич и перебросил руки с головы на поясницу.

– У меня тоже, сначала тараканы, потом мыши. Записывать надо.

– Что-о?!

– Что с сигнализацией-то делать? Вломят нам по первое число.

– Глеб, никаких сигнализаций пока. Проверок не будет. Дору посылай. – Ильич лег на бочок, подтянул к подбородку колени, накрылся одеялом, вызвав у меня приступ жалости и доверия.

– Понял, отстал, – пожал я плечами и ушел.

Элка шлялась по дому в моем длинном свитере на голое тело и босиком. Может, это было и сексуально, но я не рискнул ее шлепнуть по попе, как сделал бы это пришедший с работы законный муж. То, что Элка стала такой домоседкой, с одной стороны меня радовало, с другой пугало. Зная Беду, можно было предположить, что она или заболела, или сошла с ума. Может, конечно, Беда рассчитывала найти в квартире кейс, но где у нее гарантия, что я не унес его с собой, пока она дрыхла?

Элка шлялась по дому в длинном широком свитере, ступая босыми ногами по паркетному полу, и вызывала своим несчастным видом у меня почти жалость. Я понюхал воздух – в квартире странно пахло. Будто долго размораживали рыбу и квасили капусту.

– Ужинать будешь? – спросила Элка. Я огляделся, чтобы убедиться, что в квартире никого нет, и она сказала это мне.