Талисман из Ла Виллетт

В дверь постучал Василий: директор Франкони начал проявлять нетерпение. Абсалон сделал последнюю попытку прогнать из головы все мысли, как это делают пловцы перед прыжком в воду, но не сумел избавиться от ощущения, что с ним вот-вот случится удар.

Виктор без труда проник в цирк, прокрался к лестнице, которая вела к скамьям под конным фризом, и выбрал место у самой арены, чтобы оказаться как можно ближе к Абсалону Томассеном, когда тот закончит номер.

Свет свисающих из-под свода люстр освещал только нижнюю часть зала и арену, над которой реквизиторы натягивали страховочную сетку. Колосники оставались в тени, из которой выступали лишь кресла первых рядов с белыми деревянными спинками и красными бархатными сиденьями.

Человек во фраке и котелке уселся в одно из них. Виктор предположил, что он и есть директор, о котором говорил Жозеф. Потом его внимание переключилось на арену, над которой крутился на тросе артист, больше напоминавший марионетку, чем человека. «Странно, что не звучат фанфары», — подумал Виктор. Акробат с набеленным лицом зажимал зубами прицепленную к тросу пробку и крутился все быстрее и быстрее, его украшенное стразами трико сверкало разноцветными отблесками, превращаясь в огненную черту. Постепенно вращение замедлилось, акробат замер и перехватил трос мускулистой рукой, отведя его в сторону. В тот же момент молодой ассистент с силой толкнул к центру две трапеции, и они начали раскачиваться. Великий Абсалон находился метров на двенадцать выше. Когда первая из трапеций оказалась перпендикулярно полу, акробат нырнул в пустоту, ухватился за нее и снова полетел, потом мгновенно перехватил руки, сделал полуоборот и оказался лицом ко второй скользившей к нему трапеции. Он раскачался, выбросил тело вперед и на мгновение замер. В воздухе что-то мелькнуло, черный шар врезался ему в затылок, и Абсалон Томассен рухнул в страховочную сетку. Зал замер в изумлении, кто-то закричал, началась паника. Виктор вскочил, обшаривая взглядом трибуны, увидел метнувшийся к выходу силуэт и кинулся в погоню, расталкивая артистов и машинистов сцены. Он выбежал на бульвар Фий-дю-Кальвер, где оставил велосипед у будки контролера фиакров, и успел заметить хромого: тот вскарабкался на сиденье двуколки с надписью «Перевозки Ламбера» и послал лошадь в галоп.

«Хромой! Значит, это он», — подумал Виктор, подпрыгивая на сиденье велосипеда по булыжнику мостовой.

Погода, на его счастье, стояла сухая, экипажей было немного, и он не терял повозку из виду. Она свернула налево в первую же улицу и покатила в сторону бульвара Ришар-Ленуар.

Знает ли хромой, что за ним следят? Похоже, нет. Убийца пытается скрыться с места преступления, что вполне закономерно. Шлюзы моста Жеммап мелькали мимо один за другим, но натренированный глаз фотографа машинально отмечал детали, достойные быть запечатленными на пленке: хлопающее на ветру белье на веревке, шарманщик, ругающий пса, задравшего ногу на его инструмент, военный в красных брюках, обнимающий полногрудую дамочку.

Двуколка свернула на улицу Эклюз-Сен-Мартен. Виктор, стараясь держать дистанцию, обогнул тележку угольщика и съехал в водосточный желоб. Метров через двадцать у велосипеда лопнула задняя шина. Виктор чуть не задохнулся от злости, решил искать помощи на почте и тут заметил паренька лет двенадцати — тот стоял, сложив на груди руки и привалясь спиной к стене, и с любопытством наблюдал за происходящим.

— Эй, парень, хочешь заработать пять франков?

— Надо подумать.

— Половина сейчас, остальное — когда вернешься.

— Откуда?

— Видишь двуколку «Перевозки Ламбера», что застряла на перекрестке? Беги за ней следом, а если остановится, запомнишь название улицы, вернешься к почте и скажешь мне. Поторопись!

Мальчуган зажал в кулаке монетки и стартовал со скоростью, удивительной для столь юного создания. Виктор подумал, что вряд ли снова его увидит: даже если предположить, что мальчишка захочет получить остаток денег, преследование хромого может увести его аж до самого Пантена, если не дальше. Еще пять франков — так недолго и разориться — помогли ему уговорить торговку скобяным товаром присмотреть за его велосипедом.

«Нужно немедленно вызвать Жозефа, пусть даже ситуация выглядит безнадежной».

Кэндзи в крайнем раздражении повесил трубку. Когда же графиня де Салиньяк запомнит, что по воскресеньям книжный магазин закрыт? Дама, которую он втайне от Жозефа тоже называл «бабищей», жаждала сию же минуту получить книгу о воспитании, которую не единожды заказывала. «Она так настойчива, потому что сама не получила никакого воспитания», — подумал Кэндзи, поднимаясь к себе. Его дочь и зять еще спали, а может, просто нежились в постели. Эфросинья — благодарение Небу! — отправилась со своей товаркой по Центральному рынку в театр Шатле на представление «Сокровища раджей», избавив Кэндзи от своего присутствия.

Он лег в горячую ванну, расслабился телом и душой и попытался представить, как Джина раздевается в его холостяцкой квартирке на улице Эшель, для которой идеально подошли подобранные ими шторы. Вот сейчас упадет последнее препятствие из тончайшего батиста, и он увидит корсет на китовом усе, облегающий бедра и приподнимающий грудь (он уже успел украдкой полюбоваться глубокой ложбинкой в магазине на Бульварах!). В дверь постучали. Он решил не отвечать. Стук повторился. Кэндзи кинул на пол махровое полотенце, надел халат и открыл дверь.

— Сегодня воскресенье, — рявкнул он в лицо Жозефу. Тот был полностью одет и почему-то выглядел озабоченным. — Что-то случилось? Айрис?

— Я промучился всю ночь. Как одержимый. Вы, случайно, не знаете, кто такой Вельпо?

— Вы что, издеваетесь?

— Да нет, что вы, клянусь, у меня и в мыслях ничего такого не было. Я просто не решился идти среди ночи на склад, а вы ведь ходячая энциклопедия, вот я и подумал…

Польщенный Кэндзи сдержал раздражение.

— Он был знаменитым хирургом, специалистом по трепанации черепа. Почему, черт побери, вы им интересуетесь?

— Это для моего романа. Премного вам благодарен.

— Тогда ответьте на звонок, — буркнул Кэндзи и закрылся в ванной, совершенно уверенный, что снова звонит графиня де Салиньяк.

Жозеф медленно спускался по винтовой лестнице. Его мысли были заняты не имеющим решения математическим уравнением. Звонила Таша, она была недовольна и исполнена подозрений. Неужели обязанности книготорговца действительно обязывают Виктора отлучаться из дома в воскресное утро? В полумраке торгового зала перед мысленным взором Жозефа возник Зимний цирк. Он кашлянул и прикинулся несведущим, а потом крикнул — так, чтобы было слышно на другом конце провода:

— Да, дорогая, уже иду! Извините, мадам Таша, меня зовет Айрис.

Не успел он положить трубку, как раздался новый звонок. Это был взволнованный до крайности Виктор.

— Я уже час не могу дозвониться, у вас все время занято! Вы меня слушаете? На Абсалона Томассена покушались во время репетиции, он ранен, возможно, даже умер. Я проследил за нападавшим, это хромой. Мне пришлось выйти из игры — я проколол шину и… Подождите.

Жозеф услышал, как его шурин что-то с кем-то обсуждает. Голос у его собеседника был высокий и визгливый.

— Мальчишка довел его до улицы Бюрнуф, — возбужденно сообщил Виктор, — это рядом с улицей Монжоль! Бегу туда, присоединяйтесь.

— Улица Монжоль? Не там ли живет… — Туман рассеялся, и уравнение явилось Жозефу во всей своей красе. — Виктор! Думаю, я нашел…

Но тот уже повесил трубку.

— Черт возьми! — воскликнул Жозеф. — Никогда меня не дослушает! Если я не вмешаюсь с револьвером, этот шут попадет в переделку… Куда он его подевал?

Жозеф помнил, что после батиньольского расследования [84] застукал Кэндзи, когда тот прятал оружие в один из ящиков бюро. Он начал обыскивать ящики один за другим, с трудом сдерживая желание вывалить их содержимое на пол. В конце концов пистолет обнаружился под книгой счетов за 1890 год. Жозеф схватил его, волнуясь, как новичок во время первой в жизни перестрелки. Одно плохо — он не умеет обращаться с этой игрушкой. Ну почему нельзя на время превратиться в гнусного Зандини, который так ловко владеет оружием!