Талисман из Ла Виллетт

— Это случилось после войны 70-го?

— Нет, намного раньше, мне повезло — я не участвовал в той бойне.

— А вот Сильвен Брикар уверял, что знавал вас в те времена.

— Сильвен Брикар? — Отец Бонифас закрыл окно и почесал щеку. — Решительно, память стала совсем никудышная, имя Брикар ничего мне не говорит.

— Это тем более странно, что он тоже свидетельствовал на том процессе. Брикар был любовником Эрманс Герен, а она ведь, кажется, — мать Софи Клерсанж.

Отец Бонифас покачал головой.

— Сожалею, мсье Легри, но я и правда не помню этих людей. Что вовсе не означает, будто я их никогда не встречал. Стареть чертовски неприятно. Возможно, в конце концов я вспомню, так что не стесняйтесь спросить снова. А теперь я должен сделать еще одну попытку накормить Жозефину — она ничего не ела со вчерашнего дня.

Виктор понял, что дальнейшее присутствие в этой жалкой комнатушке бессмысленно, откланялся и, минуя улицу Монжоль, добрался до улицы Боливар. Он собирался зайти за Таша в «Ревю бланш» и отвести ее пообедать в ресторан, но сначала нужно было позвонить в магазин и кратко пересказать Жозефу разговор с отцом Бонифасом. Необычный человек… Чистосердечный. Всегда готовый помочь тем, кто ему доверился. Но делать хирургические операции, не имея врачебного диплома… Бред какой-то! Кому верить? Ему или Сильвену Брикару? Рядом с Виктором остановился фиакр, он сел на скамью, сделал кучеру знак трогаться и подумал: жаль, что сейчас он не может помочь Жозефу. Главное, чтобы тому удалось поговорить с Великим Абсалоном…

Забыв о желудке, бунтовавшем после приготовленной Эфросиньей дорады с турецким горохом, Жозеф любовался ротондой Зимнего цирка, украшенной двумя фризами с барельефами во славу искусства верховой езды. Гнусный Зандини тоже едва не свернул шею, разглядывая стоявшую слева от входа бронзовую амазонку. Он отвлекся всего на мгновение, но Кармелла успела раствориться в толпе прохожих на бульваре Тампль. В животе у Жозефа громко заурчало, но он презрел эти звуки и подошел к двери дирекции двух цирков, что на улице Крюссоль. Слуга с внешностью императора Августа, которому Жозеф отрекомендовался журналистом, пригласил посетителя в маленькую гостиную, попросил подождать, очень скоро вернулся и провел его в кабинет господина Франкони. Директор восседал за огромным столом, на зеленом сукне лежал ворох пожелтевших афиш. Он жестом пригласил незваного гостя сесть в кресло красного дерева, подпер подбородок руками и сделал страдальческое лицо, давая понять, что готов к самым нелепым вопросам.

— Я не отниму у вас много времени, мсье, мне всего лишь нужно встретиться с Абсалоном Томассеном, — пояснил Жозеф, чем несказанно порадовал директора.

— Он завтра возвращается с гастролей по провинции и утром будет у меня. Мы должны обговорить последние детали вечернего представления. Вам лучше всего отправиться домой к Абсалону — на улицу Мартир, 2.

Виктор Франкони явно надеялся, что обрадованный посетитель немедленно исчезнет, но Жозеф словно прирос к стулу, не обращая внимания на досаду собеседника. Не каждый день удается встретиться с директором цирка, нужно расспросить его и выведать секреты, которые могут пригодиться в писательском деле.

— Читатели «Пасс-парту» жаждут узнать подробности закулисной жизни артистического мира. Не будет ли дерзостью с моей стороны попросить вас поведать детали будущего номера великого Абсалона? Наши подписчики — и особенно подписчицы — обожают этого гениального акробата.

— Вы правы, акробат он великолепный. И все же рискую разочаровать его поклонниц: я не знаю никаких деталей, Абсалон со мной не откровенничает. Наша звезда весьма капризна — этого не пишите! Взять хотя бы его контракт: костюмы должна была заказывать дирекция. Так вот, он настоял на изменении этого пункта: ему самому нравится играть в кутюрье! Да, Абсалон талантлив, но публика начинает уставать от его опасных прыжков, она жаждет чего-нибудь новенького. Наши несчастные львы и лошади ей уже тоже наскучили. Трудно соперничать с мюзик-холлами! Вот вам «Мирлитон», взгляните сами: «Олимпия» обещает зрителям Белони, Мариетту и их попугаев-акробатов, а еще стрелка кабальеро Гарсиа с ассистентом — псом по кличке Вильгельм Телль!

— Вам нужна Анни Оукли! Но ее — увы! — уже нанял Буффало Билл. [81] Она так управляется с карабином, что сам Ситтинг Балл прозвал ее Ватанайя Чичилия — «Та, что никогда не промахивается»!

— Браво, молодой человек, вы отлично владеете языком сиу, — насмешливо заметил директор. — Но я вряд ли соберусь в ближайшем будущем на берега Миссисипи, где, по слухам, имеет огромный успех плавучий цирк.

— Жаль, — совершенно серьезно отвечал Жозеф. — Можно мне — для репортажа — одним глазком заглянуть за кулисы?

— Да хоть двумя, если пожелаете! — воскликнул Виктор Франкони, мечтавший как можно скорее закончить разговор.

Чтобы попасть к артистическому входу, требовалось пересечь двор. Директор проводил «журналиста» до дверей реквизиторского цеха и оставил одного.

Жозеф шел по узкому проходу мимо вонючих клеток, где дремали хищники, над головой у него раскачивались трапеции и кольца. Неожиданно тигр с грозным рыком бросился на прутья решетки. Жозеф ринулся в коридор, где резвились ребятишки и разминались наездницы в трико. На ковровой дорожке китайские жонглеры в кепи и куртках репетировали пантомиму. В красно-золотом стойле два английских клоуна резались в домино. На одном были пышные панталоны и камзол конюха, на другом — шелковый костюм фисташкового цвета, затянутый в талии, и маленький заостренный колпачок. Жозеф подошел к ним.

— Вы знаете Великого Абсалона?

«Пышные панталоны» пожал плечами, давая понять, что не понимает. «Колпачок» произнес на ломаном французском:

— Слыхал, он очень… very good, but we… лучше! — Он подмигнул в сторону своего партнера, без предупреждения вспрыгнул ему на плечи, оттолкнулся и перелетел через дверцы стойла на арену, где выдал каскад прыжков на зависть обезьянке. Партнер поймал его, и они сделали несколько виртуозных кувырков.

— Школа коверных… — сообщил, пытаясь отдышаться, «Колпачок». — Настоящий акробатика!

«„То, что гимнасты вытворяют с помощью своих тел, сын мой, вы должны сотворить разумом“, говорил Барбье д’Оревильи, — напомнил себе Жозеф в омнибусе. — Он был чертовски прав, однако если я буду пользоваться чернильницей так же, как эти двое скачут по манежу, получатся одни только кляксы!»

Неприветливый консьерж дома номер 2 по улице Мартир пробурчал, что мсье Томассен часто отсутствует, а возвращается, как правило, в неурочный час, что неудивительно для человека, который проводит жизнь, болтаясь на веревке. Но в данный момент мсье Томассен отсутствует.

Жозеф обещал вернуться в магазин сразу же после того, как оценит — якобы! — партию книг у букиниста. Разочарованный неудачей с Абсалоном, он побежал к омнибусу: тот остановился, пропуская повозку с надписью «Перевозки Ламбера».

Корантен Журдан считал фиакры: это помогало забыть о ледяном ветре, гуляющем в окрестностях церкви Нотр-Дам-де-Лоретт. Желтый фиакр с кучером в белом котелке и светло-бежевой куртке стал девятнадцатым, повозку молочника, мчащегося во весь опор по улице Сен-Лазар, он не засчитал. Двадцатым номером прошла фура Компании мини-экипажей с кучером в зеленой куртке и кожаном картузе. Ну когда же тот паяц вернется наконец в претенциозное здание, которое выбрал для своего проживания? Как там было сказано на афише — «Абсалон, король акробатов и акробат королей»? Жалкий шут!

При виде омнибуса, следующего по маршруту «Пигаль — Винный рынок», который с лязганьем катил по рельсам в конце улицы Мартир, сердце Корантена сжалось. Он дважды видел, как кучер впрягал пристяжную лошадь, чтобы помочь двум першеронам втащить тряский вагон на Монмартр. Корантена ужасала страшная участь парижских лошадей. Порочность людская воистину безгранична — объявляют себя защитниками животных, а сами мучают их, эксплуатируя в хвост и в гриву. Взять хотя бы этих пристяжных: почему бы не взять и не отменить движение омнибусов по крутым холмам? Пусть пассажиры карабкаются вверх на своих двоих! Корантен вспомнил своего Флипа и разозлился еще больше. И хотя судьба животных никак не сопрягалась с тем, что он задумал, гнев укрепил его решимость. Он должен во что бы то ни стало преуспеть — во имя любви к Клелии, которую погубило лицемерное общество, ради…