Ложь напрокат

Уехал он в тот же вечер. Вернулся на третий день рано утром, радостно поздоровался. А вечером, когда она уже собиралась домой, забежал и принес большой торт и коробку конфет. Торт – от себя, конфеты – от жены. Маргарита растерялась. Оставить этот великий соблазн в кабинете было неудобно. Вдруг человек обидится? А взять с собой не могла – набрала домой кучу документов. Сергей оценил ситуацию правильно и предложил ее подвезти. Жил он вместе с бригадой при больнице, торопиться было некуда. Маргарита обрадовалась – не придется мерзнуть на остановке и ждать автобус.

Проводил он ее аж до порога кухни и с интересом принялся оглядываться по сторонам. Маргарита поняла это как попытку примерить кое-какие детали интерьера на свою новую квартиру и неожиданно ощутила гордость и желание похвалиться своим двухкомнатным чудом. Дело в том, что спасенный криминальный авторитет, которому Маргарита старалась не попадаться на глаза, наслушавшись от медперсонала хвалебных песен в ее адрес, решил поразить главврача размахом своих возможностей. Узнав, что квартира Маргариты Артемьевны перестала надеяться на ремонт, он через старшую сестру уговорил Маргариту воспользоваться услугами одной дешевой ремонтной бригады. Она подумала и согласилась, тем более что следовало убрать только самое необходимое. Остальное бригада сделает сама. Но возникало одно неудобство – с недельку ей следовало где-нибудь перекантоваться. Две ночи провела у сестры – больше не выдержала. Слишком привыкла к одиночеству. Три ночи – в своем кабинете. В субботу вернулась в квартиру – и остолбенела. Удивленный отсутствием радости на лице клиентки прораб испугался и не смел разинуть рот. Ее вопрос: «Я что, тут буду жить?» – уверенности ему не прибавил. Он уже рисовал в своем воображении жуткие картины расплаты… Но когда клиентка в полуобморочном состоянии заговорила как раз об этой самой расплате, он понял, что еще поживет. И может быть, даже хорошо. Маргарита, пожалуй, была напугана больше него. Даже голос слегка охрип, когда пыталась выяснить стоимость евроремонта, а также новой сказочной мебели в комнатах и на кухне, включая бытовую технику. Испытывая огромное облегчение, счастливый прораб сообщил, что все оплачено, вручил ключи от входной двери и моментально исчез, рассудив, что клиентка как-нибудь сама с ними разберется.

Клиентка долго не могла прийти в себя. Не надо было вычислять. В какой-то момент ей даже хотелось влепить благодетелю в задницу вторую пулю. И не потому, что ей не понравилось новое лицо жилплощади. Оно вызывало прямо-таки щенячий восторг. Она не знала, что ей делать дальше. По сути, следовало поблагодарить мецената. Вопрос в том – каким образом? И следует ли ей считать себя в неоплатном, вернее, неоплаченном долгу? И чем больше она думала, тем больше злилась на него.

Звонок телефонного аппарата, сверкавшего белизной и позолотой, прервал ее размышления. На проводе был сам подранок. Спросил, как впечатления.

Она окончательно растерялась и промычала что-то неразборчивое. Меценат расценил это мычание по-своему. Сказал, что она хороший человек и должна жить по-хорошему. Сообщил, что улетает долечиваться за рубежом, и предложил обращаться, если будут проблемы.

Больше Маргарита его не видела…

Сергей попытался заглянуть в комнату, и она неожиданно для самой себя предложила поужинать вместе. Он было воспротивился, но потом согласился. По этому поводу Маргарита даже достала бутылку «Бейлиса», подаренную хирургу и передаренную ей: хирург употреблял исключительно медицинский спирт и коньяк. Было весело и непринужденно. Пять лет разницы в возрасте ничего не значили, разговор крутился вокруг веселых историй на работе, потом она вспомнила годы учебы и потащила его в комнату показывать фотографии старых друзей по институту. Непринужденность прошла, когда он спросил, почему она не замужем. Пришлось коротко ответить, что муж погиб в Чечне. Он промолчал. А Маргарита, обведя взглядом все свое уютное великолепие, вдруг поняла, что живет в пустыне и вся эта сияющая квартира – не что иное, как мираж благополучия. Слезы хлынули непроизвольно. Скорее всего, виноват был ликер. Сергей испугался, принялся уговаривать, сбегал на кухню за посудным полотенцем и все пытался ей, как маленькой, вытереть слезы. В общем, остался он до утра. На работу ехали вместе, и она всю дорогу мямлила, что он ничем ей не обязан, что ему следует постараться все забыть, что все пройдет. Он молчал. Вечером зашел в кабинет, попросил простить его и уехал. Через день на его месте был другой человек. Он приезжал еще только один раз, вместе с Павлом Петровичем. Они поздоровались – и все. Обоим было достаточно неловко.

Маргарита Артемьевна закончила рассказ и устало сказала:

– Вот и судите сами, как я могу помочь вам и Сергею? Да никак. Скажите… Как это случилось? Я имею в виду несчастный случай с его женой?

– Это не несчастный случай, – уныло пояснила я.

Маргарита Артемьевна вопросительно и недоверчиво смотрела на меня, пытаясь осмыслить услышанное.

– Да, – поддержала меня Наталья. – Разве ж это несчастный случай? Это трагедия!

– Вы правы. В свое время я пережила схожую ситуацию. Знаю, о чем говорю. От души желаю Сергею только одного – пусть скорее пройдет время, чтобы притупилась боль. Только не рассказывайте ему, что были здесь. Думаю, ему это будет не очень приятно.

– Ваш подстреленный авторитет отблагодарил вас не совсем правильно, – проворчала Наталья. – Ему бы найти умного, порядочного и просто хорошего человека, которому удалось выжить в наше нелегкое время, да и заставить его жениться на вас. Чтобы служить верой и правдой…

– Так это же словесный портрет дворника нашего дома Льва Викторовича, – рассмеялась Маргарита. – У него высшее образование, он начитан, щепетилен в вопросах чести и очень душевный человек. Только одна беда – ему под восемьдесят.

Расстаться спокойно нам не удалось. Едва мы, тепло простившись с главным врачом, открыли дверь, как перед глазами предстало значительное количество людей, одетых в униформу медработников. Со всех сторон их плотным полукольцом окружали пациенты клиники. Наш выход был блокирован.

– Спасибо, господа. Не провожайте. Мы сами… – невольно вырвалось у меня.

С правой стороны к группе шло подкрепление – два человека в хирургическом наряде. Даже не притормозив, они начали вещать, что обнаружение синегнойной бактерии в хирургии – миф, разбитый кувалдой анализа лабораторного исследования. С другой стороны заорали, что бесчеловечно и противу правил врачебной этики выгонять бомжа на улицу во время приступа желчно-каменной болезни, осложненной начавшимся перитонитом. Надо хотя бы дать ему умереть по-человечески. И никто не виноват, что ему потребовалась срочная операция раньше, чем его успели помыть. Мужчина, мы так поняли, что это главный хирург, запальчиво заявил, что лично для него как для профессионала лучше иметь на операционном столе грязного полудохлого бомжа, чем его сверкающий чистотой труп. Мы не возражали и отступили к двери. Оттуда рвалась на свободу и что-то кричала Маргарита Артемьевна. Мы ее не пускали, забыв, что дверь открывается снаружи…

Впереди, по центру, стояла Надя, чуть ранее пытавшаяся прервать наши переговоры с главврачом. Подозреваю, что зачинщиком стихийного митинга была именно она. В защиту медперсонала и главного врача выступили больные. Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы перед нами не появился ангел. В лице солнечной хохотушки – лаборантки с пробирками в руках, одетых в изящные резиновые перчатки. Ее громкий смех с эмоциональными приседаниями внес некоторую сумятицу в толпу. Нам благополучно удалось улизнуть. Спасительница сквозь смех пыталась сообщить, что мы никакого отношения к ревизионной поверке больницы по поводу антисанитарного состояния хирургии не имеем. Уже добежав до первого этажа, мы услышали звонкий негодующий голос главного врача. И, только усевшись в машину, перевели дух. Безопасность радовала, и я с чувством пропела:

– Наша служба и опасна, и трудна…