Приключения Шуры Холмова и фельдшера Вацмана (СИ)

Кроме того, довольно часто Холмов приводил в квартиру подруг, каждую из которых он представлял Диме одной и той же дежурной фразой: «Знакомься, Вацман, это моя будущая жена». После чего Дима покорно одевался и отправлялся гулять на улицу, ожидая момента, когда в их окне появится горшок с фикусом — условный знак того, что ему можно вернуться в квартиру.

Все это плюс грязный пейзаж вечно пьяной Молдаванки отнюдь не способствовало появлению у Димы жизнерадостного настроения. Если бы не ожидание долгожданного вызова и скорого отъезда, он, конечно же, давным-давно бы сменил место проживания. Но тут Диму постиг жестокий удар…

Не скрывая ехидной улыбки, сотрудник военкомата, майор в засаленной фуражке, сообщил Диме пренеприятное известие. Оказывается, полк, в котором Вацман начинал службу, был оснащен новейшими, еще не рассекреченными танками. Так что согласно положению номер такой-то выезд за рубеж ему в течение ближайших пяти лет по соображениям государственной безопасности запрещен. Напрасно Дима, срывая голос, орал со слезами на глазах, что эти паршивые танки он вблизи видел только один раз, когда в техпарке откачивал прапорщика, выпившего тормозную жидкость. Военные были неумолимы. Осунувшийся, похудевший Дима страшно переживал, но в конце концов смирился с мыслью, что Родине придется отдать еще пять лет жизни.

Известив об этом родителей, он принялся искать, куда бы устроиться на работу: деньги подходили к концу. Тут его ждала очередная «невезуха»: без прописки Диму никуда не брали. Лишь благодаря огромным стараниям Холмова, ему удалось устроиться сменным фельдшером в районный медвытрезвитель. Зарплата там была более чем скромная, поэтому по финансовым соображениям мысль о другой квартире пришлось оставить. Впрочем, постепенно Дима привык и к Молдаванке, и к своему беспокойному соседу, с которым он действительно подружился.

Как-то холодным осенним днем они сидели дома и молча занимались своими делами. Дима писал очередное письмо родителям в Нью-Йорк, а Шура, попыхивая «Сальве» (кроме этих папирос он больше ничего не курил), записывал очередные сведения в свою картотеку-досье. Он любил порядок и систему в работе, поэтому любая информация о гражданах, ведущих хоть в какой-то степени неправедный образ жизни, тотчас заносилась им в это досье. Окончив работу, Холмов зевнул, потянулся, хрустнув суставами, и сказал:

— Слушай, Вацман, а не перекинуться ли нам в картишки? В преферансик, по копеечке вист, а? Правда, вдвоем неинтересно, но все-таки…

— Может лучше в шахматы? — предложил Дима, облизывая своим толстым языком конверт.

— Шахматы, Вацман — это умственный онанизм, — подняв указательный палец выше головы, назидательно произнес Холмов. — Видя перед собой все фигуры неприятеля, с переменным успехом может играть и круглый дурень. То ли дело карты, где постоянно приходится учитывать элемент случайности, неизвестности. Только при игре в карты можно по-настоящему определить способность человека к логическому мышлению. Разумеется, в честной.

— Я в преферанс не умею играть, — развел Дима руками.

— Еврей и не умеешь играть в преферанс?! — изумился Шура. — Вот это да… Ладно, давай научу. Смотри сюда…

Он достал колоду карт и принялся объяснять правила игры. IЪ тут дверь распахнулась, и на пороге появилась Муся Хадсон.

— Шурик, там тебя какая-то баба ищет, — равнодушно произнесла она, косясь на стол. Увидев, что он пуст, Муся нздохнула и задумчиво почесала пятерней подбородок.

— Баба это хорошо, — рассеянно сказал Холмов, морщась от табачного дыма. — Ну-ка давай ее сюда.

Муся Хадсон исчезла, и в комнату вошла девушка лет двадцати пяти. Если бы не широко выпяченные губы, отчего ее лицо удивительно напоминало дружеский шарж на Софи Лорен из «Крокодила», девушку вполне можно было назвать симпатичной. В руках она держала сумочку.

— Который тут из вас будет этот… сыщик? — забыв поздороваться, хриплым голосом спросила она, переводя взгляд с Димы на Шуру.

— Я, — сухо произнес Холмов, исподлобья глядя на гостью. — Что вам угодно?

— Понимаете… — потупив взор медленно произнесла девушка. — Исчез мой любимый, мой жених. Таинственным образом исчез. Был — и нет его. Найдите его, мы так любили друг друга, умоляю ради всего святого — найдите…

Последние слова гостья произнесла с надрывом, заломив в отчаянии руки. Дима с сочувствием смотрел на нее. Что же касается Холмова, то он сохранял полнейшую невозмутимость.

— Каким же таким таинственным образом он исчез? — поинтересовался Шура, и в его голосе Диме послышался оттенок иронии. — Попрошу подробности.

— Мы сидели у меня дома, на Среднефонтанской, пили чай, — сбивчиво затараторила девушка. — Я пошла на кухню за вареньем, прихожу — а его и след простыл. И вот уже несколько дней о нем ничего не слышно…

— Вещи все целы? — перебил даму Холмов.

— Господь с вами, конечно! — замахала та руками. — Кристальной души был человек.

— Так. Второй вопрос — вы, пардон, не беременны от него? Девушка отрицательно покачала головой и презрительно фыркнула.

— Ну, хорошо, — вздохнул Шура. — Дома, на работе, его за эти дни видели?

— Понимаете… — замялась гостья. — Дело в том, что я не знаю, где он живет и работает. Мы очень мало еще были знакомы.

— Гм, — нахмурился Холмов. — Это плохо. Тогда сообщите, хоть как его зовут: имя, фамилия, отчество. Фотография его есть у вас?

— Нет, фотографии тоже нет, — уныло покачала головой дама. — А звали его Гриша. Фамилии-отчества не знаю…

Заложив руки за спину, Шура стал мерять нервными шагами комнату, бормоча что-то себе под нос.

— Ну, ладно, — несколько успокоившись, сказал он. — Опишите его внешность словами. Особые приметы и так далее…

— Ну это… — замялась девушка. — Одет он был в синие трусы в горошек, майку…

— Он что, в трусах и по улице ходил?.. — раздраженно перебил ее Холмов.

— Нет, конечно. В костюме и плаще, — смутившись, ответила девушка. — Что касается особых примет… у него на ягодице прыщ… величиной с пятак.

— Ах ты господи-боже мой! — вздохнул Холмов. — Послушайте, я же не собираюсь опознавать его труп! Опишите внешность! Рост, возраст, цвет волос и глаз, форма лица, губ и так далее…

— Голова у него круглая, а какая еще, — пожала плечами девушка. — А волос вообще нет: он лысый.

— Слава богу, хоть что-то сказали, — проворчал Шура. — Спасибо и на этом. Да, скажите еще вот о чем: у вас хоть что-нибудь осталось от него на память? Письмо, записка, подарок, какая-нибудь вещь, наконец…

— Это есть! — обрадованно закивала девушка. — Это пожалуйста. Вот, я специально захватила с собой, как чувствовала!

Раскрыв сумочку, она изящным жестом извлекла из нее мужской ботинок и протянула его Холмову. Шура взял ботинок и оторопело уставился на него.

— В тот роковой день я обнаружила, что он потерял ботинок в моей прихожей, — объяснила дама.

Холмов, скорчив уморительную гримасу, выразительно посмотрел на Диму, внимательно следившим за разговором, и, размахивая ботинком, стал снова в раздражении ходить туда-сюда по комнате. Воцарилось молчание.

— Найдите моего любимого, умоляю вас! — просительно пробормотала девушка и зашмыгала носом, очевидно, собираясь заплакать.

— Да я бы, конечно, с удовольствием, — ответил Шура, и опять в его голосе Дима уловил иронию. — Но согласитесь, что отыскать в миллионном городе лысого Гришу с прыщом на ягодице, имея в наличии только один его ботинок, будет несколько затруднительно, не так ли, мадам?

— Может, это… ботинок дать собачке понюхать? — растерянно сказала мадам.

— С таким же успехом его может обнюхать все министерство внутренних дел Союза вместе со Щелоковым! — довольно резко заметил Шура.

В комнате снова стало тихо. Какое-то мгновение Холмов молчал, пристально глядя на даму, а потом вдруг металлическим голосом произнес.

— Может, хватит все-таки ваньку ломать? Выкладывай, что там у тебя с клиентом получилось? Не заплатил или все-таки слямзил что-то? Рассказывай все, как было. И, может, я смогу тебе чем-то помочь.