Клин клином

— Как только ваш сердечный друг окажется за решёткой. Я вам позвоню… — И, помолчав, как бы про себя добавил:

— Если ещё понадобится…

— Не могу избавиться от впечатления, что вы меня здорово дурачите, — высказала я на прощание своё недовольство. — Ума не приложу, чему бы это приписать. Наверно, обыкновенному садизму. Всего вам хорошего. Если не сдержите слова, встречаться со мной не советую.

— Думаю, о сохранении нашего разговора в тайне напоминать незачем?

— Незачем. Буду молчать пуще могилы. Честь труду…

Я вернулась домой только по той причине, что больше возвращаться было некуда, ноги сами меня привели, хотя я белого света перед собой не видела. Не видела, потому что смотрела правде в глаза: я проиграла, проиграла бесподобную, потрясающую игру.

О гениальное чутьё любимой моей подруги! Клянусь больше никогда не пренебрегать судом её внутреннего голоса!..

Изо дня в день, каждую минуту я твердила себе, что должна быть довольна финалом.

Чертовски довольна! Прямо на седьмом небе от счастья!

Я раскрыла великую тайну, устроила грандиозную, даже по моим масштабам, заварушку, человека, которого я ненавижу, ожидает расплата… Чего ещё желать?

Пустые хлопоты. На дне моего глупейшего сердца тихо, но чувствительно шевелилась непонятная ноющая тоска.

Не полегчало и от знакомого голоса в трубке:

— Иоанна? Здравствуй, это Януш…

— Как поживаешь? — спросила я, как ни странно, не обнаружив в душе бурной радости.

— Хотел узнать, как у тебя с самочувствием. Последний раз ты, по-моему, была не в своей тарелке.

Не в своей тарелке!.. Господи, вот именно что не в своей! Выражение, точно соответствующее моему состоянию во время той кошмарной сцены в отеле…

Не полегчало и при встрече, — я снова сидела против него за ресторанным столиком и глядела в голубые глаза, а они лучезарно улыбались мне с загорелого лица. Не легче было и оттого, что женщина с малоинтеллигентным голосом больше ничем о себе не напоминала.

Я кружилась в чудесном вальсе-бостоне, и его неизменная ко мне симпатия казалась не такой уж платонической…

А на дне моего глупейшего сердца продолжала тихо шевелиться глупейшая тоска…** Не видя другого спасения от депрессии, я взялась за стирку. Чтобы ещё больше себя измотать, полоскала не в машине, а в ванной, и действительно добилась желанного результата, поскольку уже отвыкла от домашних обязанностей, взваливая их на приходящую прислугу. Насухо протерев стиральную машину, развесив мокрое тряпьё в кухне, я с комфортом устроилась на диване, собираясь с чистой совестью отдаться безделью. Закурила сигарету и откинулась на подушки.

Лампа отбрасывала мягкий свет, радио наигрывало так сентиментально, что прямо душу выворачивало. Стирка, похоже, не помогла. Физически измотала, а душу оставила в неприкосновенности.

Зазвонил телефон. Я с унылым безразличием потянулась к трубке. Звонки меня теперь не колышут.

— Слушаю…

— Добрый вечер…

Я молчала, с головы до пят завибрировав от густых, бархатных звуков знакомого голоса.

— Добрый вечер, — наконец ошеломлённо прохрипела я.

— Ну и как?

Я окончательно обалдела. Это он, он спрашивает у меня: “Ну и как?”! Не знает, что я знаю, или делает вид, что не знает? Что за притча?! Что такое?

На меня вдруг нахлынули сомнения.

— Наверно, подобный вопрос должен исходить от меня? — осторожно заметила я.

— Почему же? Я спрашиваю, как насчёт встречи. За мной ведь должок. Пришла пора объясниться.

— Боюсь, объяснять теперь почти нечего, — вздохнула я с сожалением. — Но если хочешь, пожалуйста. Давай пообъясняемся.

— Ты не против, если я приеду, скажем, через полчаса?

Меня охватили дурные предчувствия. Он знает, что живу я одна, время позднее, моё легкомыслие ему тоже хорошо известно. Значит, решил отправить меня на тот свет. На кой черт ему ещё приезжать?

На моё легкомыслие можно ставить беспроигрышно. Я была бы не я, если бы немедленно и с восторгом не включилась в игру с огнём. Меня уже забирал азарт.

— Буду рада, — любезно откликнулась я. — Тем более что уже проклёвывается традиция — у меня как раз постирушка развешена. Жду…

Через полчаса в дверь позвонили. Я открыла и впустила его в прихожую.

— Понятно, зачем ты пришёл, — обречённо вздохнула я. — В принципе ничего не имею против. Погибнуть от руки такого незаурядного мужчины… Большая честь! Предпочитаю, правда, быть убитой в комнате.

— Как тебе угодно…

Я провела его в комнату и включила верхний свет.

— Позволь все-таки перед смертью как следует тебя рассмотреть. Чтобы на том свете в очередной раз не обознаться… Присядь для удобства, при таком росте да в стоячем положении осмотр затруднителен.

Он без возражений уселся в кресло, посматривая на меня со своей лёгкой, такой знакомой и такой обаятельной усмешкой. На нем был серый пиджак с кожаным воротничком, белая рубаха и очень красивый галстук. Чего лукавить, вид неотразимый!.. Хотя по-прежнему не мой тип… Покорясь судьбе, я подумала, что о смерти в таких романтических обстоятельствах можно только мечтать…

— Ну и как? — спросил он. — Разглядела? Тогда выключи, пожалуйста, свой юпитер, мы не на съёмке.

Я исполнила его просьбу и пристроилась в кресле напротив. Неординарная ситуация напрочь запечатала мне уста.

— А ты намного красивей, чем я думал, — сказал он с улыбкой. — Хорошо, что раньше не разглядел.

— Это почему же?

— Наверняка выкинул бы очередную глупость, попытавшись увидеться ещё раз. Тебе в такой статуарной позе удобно?

— Имею право встретить смерть в достойной позе, — гневно вскинулась я. — А пока могу предложить чаю.

— Не откажусь.

Заваривая чай, я лихорадочно соображала, нет ли в доме какой-нибудь отравы с отсроченным действием. Он меня укокошит, а потом и сам рухнет бездыханным рядом с моим трупом.

Нет, не получится, не пускать же в ход пятновыводитель…

Я поставила на стол чай, пепельницу, сигареты и уселась на диван. Откинулась на подушки и устремила на него проницательный взор.

— Это ты читал логатомы? — непроизвольно вырвался у меня вопрос.

— Я главным образом. Что ещё прояснить?

— Если уж прояснять, то в порядке хронологии. Зачем ты меня науськал на невинного человека?

— Видишь ли, он мне пару раз попадался на глаза. Я знал, что он на меня похож и собаки у нас одной породы. А тут ты ударилась в розыски. Не взыщи, пришлось тебя обезвредить…

— А что у вас голоса одинаковые, ты тоже знал?

— Да. В натуре разница, конечно, ощутима, но в записи звучат похоже. Вот я и решил его подставить…

— Должна воздать тебе должное, блестящая идея…

— Мне казалось, твои поиски займут больше времени. Я тебя явно недооценил.

— Далее. Хотелось бы что-то услышать и о ключевой сцене драмы.

— Ты, наверно, и своим умом дошла, какой я допустил прокол, — сказал он со вздохом.

Помолчав, стал рассказывать дальше своим мягким, густым, магнетическим голосом. Я слушала, ничему не удивляясь, потому что действительно дошла до многого своим умом. С помощью меткой подсказки знакомого отставника. Можно не только забыть ключ от сейфа, можно по рассеянности унести его с собой…

— ..Я пытался связаться от тебя с человеком, у которого второй комплект, но не застал на месте. Разволновался так, что сообщил твой номер телефона. А тот недоумок, с которым я толковал, записал его черт знает куда, отсюда и чудовищная неразбериха…

— И ты о ней не знал?

— Никто не знал. Никому такая дикость и в голову не могла прийти. Если бы не твои реплики! Твои гениальные поддавки всех ввели в заблуждение, надо отдать тебе должное, кашу ты заваривать мастерица.

Святая правда. Признавая мой гений, он слегка конфузился, что в сочетании с обаятельной улыбкой делало его совсем уж неотразимым. В душе моей бушевали сумбурные, неслыханно противоречивые чувства, которые не прорывались наружу исключительно благодаря моей безупречной, с молоком матери усвоенной воспитанности. В самом деле, ну не бестактно ли сейчас вспоминать о его преступной деятельности, а тем более участи, которая его ждёт! Мучительная тема, касаться нельзя…