Кофе с ограблением

– Да, женщины на многое способны, – сказал ее брат и перевернул страницу. – И послушай, ни картины, ни деньги не возвращены. – При этом его голос звучал весело и радостно.

– Да, у мамы явно еще есть порох в пороховницах. Подумать только, они смогли получить и выкуп тоже. Просто шайка воров!

– Шайка пенсионеров, – улыбнулся Андерс. – Мать утверждает, что все деньги пропали на одном из ходящих в Финляндию паромов. Якобы их сдуло за борт. В это я ни капельки не верю.

– Нет, они наверняка их спрятали. И маме причитается часть добычи, поверь мне.

– Ты уже подумал о нашем будущем наследстве?

– Ну, фактически она ведь должна поделиться. Несколько миллионов пропало – во всяком случае, если верить газетам.

– Мать вроде бы получит по меньшей мере два года, – сказал Андерс и ткнул в место в «Афтонбладет», где репортер выдвинул именно такое предположение. – Послушай, мы навестим ее в тюрьме и спросим, где находятся деньги. Попросим наследство вперед.

– Но, Андерс, здесь явно что-то не так. Почему они сдались сами? Никто не подозревал их. Сначала они совершают идеальное преступление, а потом идут в полицию и во всем признаются. Словно сами хотели попасть за решетку.

– Вы здесь хорошо относитесь к старикам? – спросил Андерс, когда сестра Барбара вернулась. – Никто ведь не идет в тюрьму добровольно.

– Пожилые – народ своеобразный, – ответила та уклончиво. – С ними ничего не знаешь наперед. Не хотите кофе? У нас есть кофейный автомат.

– Спасибо, с удовольствием, – сказала Эмма.

– У вас есть пять крон? – Сестра Барбара протянула руку.

Андерс и Эмма дали ей каждый по пятерке и, в то время как она ходила за кофе, продолжили читать свежие утренние газеты. Там много было написано о сенсационной краже.

– Меня мучает совесть, нам следовало чаще навещать маму, – сказала Эмма и отложила в сторону последний номер «Дагенс Нюхетер».

– Да, тогда этого, пожалуй, не случилось бы, – согласился Андерс, но запнулся на полуслове, поскольку вернулась сестра Барбара. – У вас есть булочки? Мы не успели перекусить в обед.

– Нет, к сожалению…

– А печенье?

– Я сожалею…

Эмма рассматривала кучу прессы на диване. Рядом с ней лежали два экземпляра вчерашнего выпуска «Экспрессен», она отодвинула в сторону чашку с кофе и взяла одну из газет.

– Мы не успели купить ее вчера. Можно забрать вашу?

– Нет, к сожалению, они принадлежат дому престарелых, – ответила сестра Барбара.

Тогда рассмеялся Андерс.

– Пошли Эмма, нам пора. – Он поднялся и направился к двери.

– Что относительно комнаты? Нам надо договориться сейчас, – сказала сестра Барбара.

– Мы оставляем ее за собой. Мать еще не осуждена, и пока ее здесь нет, мы сэкономим на кофе.

Сестра Барбара вздрогнула. Она сама связалась с детьми Стины в надежде получить помощь, а они с ней обошлись таким образом. В любом случае ей, пожалуй, следовало просто угостить их кофе.

– Тогда так и решим, но есть еще одно дело… – Барбара нервно сжимала руки и не знала, как ей начать. – Ну, я подумала о нашем разговоре. Хорошо, если бы он остался между нами. Я очень не хотела бы, чтобы «Диамант» вообще связывали с какими-то преступлениями.

– То есть вы заинтересованы умалчивать, что наша мама жила у вас?

Сестра Барбара кивнула и поднялась.

– Знаете, что я думаю, – сказал Андерс. – Если бы ей и другим было хорошо здесь, ничего подобного не случилось бы. Вам необходимо пересмотреть ваши правила.

Они направились к выходу, но в дверях Эмма неожиданно остановилась.

– Кстати, на вашем месте я позаботилась бы о тех, кто остался, иначе они тоже могут сбежать, – сказала она. А потом они с братом вышли на улицу и немного постояли перед входом в богадельню.

Андерсу надо было ехать на работу в службу занятости, а Эмме за покупками, прежде чем она поедет домой. Сейчас, когда у нее должен был родиться ребенок, она работала до полудня.

– Маме нелегко жилось здесь, она ведь провела почти всю свою жизнь в большой квартире в Остермальме. Такой поворот в судьбе – сильный поступок, – заметила Эмма.

– Конечно, это круто. Особенно для нее. Когда они жили с папой, она не осмеливалась и слова сказать поперек. Бедняге приходилось только организовывать шикарные ужины и презентации. Веселого мало. Слава богу, они развелись, и сейчас… сейчас она сбежала!

– Наконец мама осмелилась на что-то. Раньше она всегда хотела угождать кому-то, ведь у ее поколения женщин на первом месте всегда стояла вера в бога и курсы домоводства, чтобы заботиться о муже и детях. Не дай бог, папа увидел бы недовольную мину на ее лице.

– Нет, послушай, он думал только о себе, но сейчас она наверстывает упущенное. Знаешь, мне начинает нравиться все это. – Андерс засунул руки в карманы брюк.

– Мама напоминает мне металлическую пружину в старом матрасе, которая долго находилась в сжатом состоянии, но потом распрямилась, и ее невозможно вернуть обратно. – Эмма хихикнула.

– Но преступления, подобного этому, я и представить себе не мог. С другой стороны, ты же видишь, что пишут в газетах: «Одна из крупнейших краж произведений искусства в Швеции». Я чертовски зауважал мать. Она попыталась изменить свою жизнь, а я только хожу по замкнутому кругу и еле свожу концы с концами. Сколько бы я ни работал, все становится только хуже.

– Это касается всех нас, – вставила Эмма.

– Да, но моей зарплаты больше не хватает. После замены проводки и труб они в три раза увеличили квартплату, и сейчас нам с женой надо переезжать. А у меня нет никакого желания жить в пригороде.

– Тогда тебе тоже надо становиться преступником или просить наследство авансом, – сказала Эмма.

– На него я не надеюсь, мама проживет, наверное, еще лет двадцать.

– Ты прав. Вдобавок нам надо заслужить наследство, не так ли? – Эмма закурила сигарету и посмотрела на серое здание, где их мать жила в течение последних трех лет. Она сделала затяжку и медленно выдохнула дым. – Если она отправится в тюрьму, нам стоит навещать ее немного чаще. Заботиться о ней или найти другой способ сразу хапнуть кучу денег.

– А ты ведь сама думаешь как преступник.

– Ах, ничего там особо опасного, конечно, нет, – сказала Эмма, – но нужен хороший стимул.

Придя в пристройку за своим рабочим инвентарем, временно подменявшая уборщицу Петра застыла в недоумении. Ее резиновые перчатки пропали, а картины, которые она взяла из апартаментов принцессы Лилиан, больше не стояли на ее тележке. Исчезла также жидкость для мытья окон, а средство для мытья полов почти закончилось. Она разозлилась на саму себя. Собиралась ведь вернуть тележку на склад и просто остановилась в пристройке, чтобы оставить здесь картины, но как раз в этот момент позвонил ее друг. Он видел ее с незнакомцем в баре и потребовал объяснений. Ей долго пришлось убеждать его, что тот парень и она – просто коллеги. Их разговор полностью выбил ее из колеи, и она совсем забыла про тележку, и только в метро по пути домой вспомнила, что оставила картины в пристройке. Сейчас поезд ушел, кто-то попользовался ее инструментом, и полотна как корова языком слизала. Она поискала их среди других картин, но не нашла. Потом поразмышляла немного, стоит ли уведомлять руководство об этом деле, но испугалась, что, возможно, в чем-то превысила свои полномочия. Она же, что ни говори, действовала по собственному усмотрению и могла лишиться работы. И если сейчас никто ничего не обнаружил, стоило держать язык за зубами, а картины найдутся когда-нибудь.

Она поставила новые моющие средства на тележку, принесла себе новую пару резиновых перчаток и поехала на лифте вверх. Как обычно, у нее было полно работы.

37

Боцман Янсон вел машину между ангарами гавани Вертахамн, остановился перед нужными воротами и открыл их с помощью пульта дистанционного управления. На причале не было ни души. Во всяком случае, кроме дремавшего на грузовом поддоне одинокого портового рабочего, он не увидел никого и, проехав дальше, затормозил перед местом 4Б. Аллансон вышел из машины и привычными движениями направлял своего товарища, когда тот подавал прицеп задним ходом. Потом Янсон заглушил мотор и тоже вылез наружу.