Окно в Европу

– Всего-то?! – оптимистично удивилась Наталья количеству проживающих в Москве Синельниковых Марий Павловн. – Если разделить на четверых – тебя, меня и девчонок – получится по двадцать одной штуке. Штук двадцать успеем обзвонить сегодня…

Пока она вела расчеты, меня осенила еще одна идея – следовало добыть медицинскую карту больного Синельникова Андрея Александровича. Раз его допрашивал следователь, он уже в состоянии сообщить врачу кое-какие сведения о себе. В том числе о наличии у него страхового полиса. Без него в больнице никак нельзя. Нам-то он на фиг не нужен, главное – адрес.

– …итого остается всего-навсего одиннадцать адресов, по которым вероятность проживания покойницы меньше, чем по семидесяти трем… Семидесяти двум! У тебя тут случайно затесалась чужая Марь Павловна – Синельникова…

– Наталья! Ты воровать умеешь? – решительно оборвала я считалочку подруги.

– Только мороженое из своей морозилки. В основном – Лешкино. Потому что он его не любит, а я когда покупаю, все время на его долю беру. Вроде как он от него тоже без ума.

– Нет, это слишком круто!

Я поделилась с ней своей идеей. На внесение корректировки в Натальин план ушло совсем немного времени. Больше – на внесение некоторых изменений в мою внешность. Она должна была стать такой, чтобы не привлекать к себе внимания. Что-то среднее между бледной поганкой и истинной леди. Так, чтобы медперсонал и пациенты больницы не шарахались в сторону от страха, но и не провожали липкими взглядами. Короче – не запомнили бы.

Обошлись без парика. Коротко стриженные волосы слегка подросли, и Наташка мастерски уложила их феном. Все дело испортил макияж. В том смысле, что от бледной поганки ничего не осталась. Из зеркала на меня смотрела сплошная леди.

– Протезы бы тебе зубные, – простонала Наташка, – поверх собственных зубов! Хоть лицом бы немного на лошадь смахивала. Как истинная англичанка. Просто не знаю, чем тебя изуродовать… Ладно, хватит рассиживаться. Обход уже наверняка закончился. Уж что получилось, то и получилось.

Я ощутимо занервничала:

– Наталья, давай я возьму на себя роль переломанной женщины. Тебе легче справиться с ролью врача! Ты с ними столько лет общаешься, все повадки знаешь и…

– Не мели чепуху! Для того чтобы задавать вопросы Андрею, нужна именно твоя голова. Все пройдет, как надо…

По дороге в больницу подруга уверенным голосом начала меня инструктировать:

– Запоминай!.. Да не записывай, а запоминай, говорю! Зав. отделением – Штейнберг Артур Исакович. Дурак не запомнит! Хирург-травматолог, на шее которого сидит наш Андрюша, – Штейнберг Александр Артурович. Дежурная медсестра – Левина Оля. Дальше действуем, как договорились. И не вытягивай вперед нижнюю челюсть. До лошади тебе все равно не дотянуть. У нормального врача-гинеколога не может быть такой челюсти. Окружающие могут подумать, что у тебя производственная травма – вывихнула ее в том месте, в котором проводила осмотр. Или оперировала… И я, неблагодарная пациентка, вспорхнув с гинекологического кресла, тащу тебя спасать… Блин! До боли знакомая мелодия – соло для свистка с гаишником! Откуда он тут нарисовался? И что я вообще такого сделала, чтобы таким свистом подманивать?!

Притормозив у обочины, Наташка взглянула в зеркало, примерила голливудскую улыбку и выскочила из машины. Но тут же вернулась – забыла прихватить документы. Направляясь к автоинспектору, лениво помахивающему жезлом, улыбку погасила – терпение перегорело.

Не прошло и трех минут, как она снова сидела за рулем.

– Ир, как говорится, вы будете смеяться, но ищут угнанную «Таврию». Мельчают угонщики…

2

Смеяться не хотелось. За все время пути я молчала, окончательно убитая своей тупостью. Классическое изречение «Повторение – мать учения!» было явно не для меня. Чем больше повторяла в мыслях фамилию, имя и отчество специалистов по травматологии, тем больше они превращались в нечто уродливое. Окончательно остановилась на варианте Исакберг Штейн Андрюшевич. Дальше уже ехать было некуда. Не только в мыслях. Прямо перед нами оказались ворота территории больничного комплекса. В них нас сначала не пустили. Из окна машины я наблюдала, как Наталья деловито оплачивала пропуск на въезд. Мы с машиной неторопливо поехали назад – подруга забыла поставить «Ставриду» на «ручник». Рявкнув почище сирены, Наташка даже на расстоянии мигом привела меня в чувство, и я притормозила. Сзади надрывался водитель «Ауди» со слегка помятым левым крылом. Не нами!

– Ты что, охренела! – легко переорала его Наташка, чуть не оторвав со злости дверцу машины.

– Артур Исакович Штейнберг! – неожиданно выдала я и прикусила язык.

– Понятно… – вздохнула Наташка. – Прекрати нервничать – все дело испортишь.

Именно в это время дверца «Ауди» открылась и красный от натуги водитель, согнувшись пополам, вылил на нас целое ведро словесных помоев, перемежаемых обещаниями, что при наличии его желания, нам придется лететь отсюда, обгоняя запчасти от нашей «Таврии». Пока я медленно наливалась яростью – в конце концов его машину даже не зацепило, Наташка наслаждалась потоком оскорблений, с чувством удовлетворения кивая мужику головой. Потом многозначительно взглянула на помятое (не нами!) крыло «Ауди» и промурлыкала – сначала что-то неразборчивое, потом отчетливое: – …лететь с одним крыло-о-ом! – и резко оборвала мужика: – Ну хватит! Мы устали! – Хлопнула дверцей и рванула через открытые ворота на территорию больницы.

В справочном отделении подруга уверенно подошла к старенькому телефонному аппарату локального действия и набрала номер травматологического отделения…

– Оля, ты?.. Замечательно! Никак не могу разыскать Артура Исааковича!.. В отпуске? А Александр Артурович?.. В ординаторской? Да уже звонила туда, больше не буду. В конце концов, делать мне, что ли, нечего?! Увидишь его – передай: Александра Артуровича через справочную соседи с нижнего этажа разыскивают. Он их, кажется, затопил – уже весь потолок мокрый и отваливается…

Озабоченное лицо Натальи разгладилось далеко не сразу после того, как она положила трубку – сопереживала затопленным соседям врача. Мы вышли на улицу и на свежем воздухе в тенечке дождались, пока мимо нас со свистом не пролетел Александр Артурович. Лет тридцати от роду и очень похож на хозяина небольшого магазинчика рядом с нашим домом – Ашота. Армянина по национальности. Поскольку больше в таком темпе здание больничного корпуса никто не покидал, мы решили, что не ошиблись.

Прихватив из машины пакет с одеждой, вернулись в справочную, где Наташка для верности снова набрала номер травматологии и басом поинтересовалась, где Штейнберги? Ответ ее явно удовлетворил, но она этого не показала. Не поблагодарив за полученные сведения, шваркнула трубку на место.

Пост охраны преодолели легко, несмотря на неприемное время и отсутствие пропусков. Наступив мне на ногу, отчего я невольно сморщилась, Наташка с лицом убитой горем женщины тихонько шепнула охране, что нам надо на консультацию в травматологию к лечащему врачу, в доказательство чего сунула охраннику сотню. Он, не теряя чувства собственного достоинства, порылся в коробке из-под торта и в обмен на нашу сотню выдал нам две потрепанные бумажки на фамилии Бурлаков С.И. и Литвинова О.К. и вежливо разъяснил, как попасть на третий этаж в нужное нам отделение.

По дороге мы зашли в туалет и вышли оттуда совсем другими людьми. Не имеется в виду Бурлаковым и Литвиновой. Просто я была облачена в белоснежный халат лечащего врача гинекологического отделения. Немного смущало отсутствие лошадиной челюсти, но я решила не выставлять свою собственную напоказ – наклонив голову, смотрела строго на рисунок линолеума, то бишь себе под ноги. Наташка выглядела более экзотично – яркий по колено халатик, напяленный поверх топика и бермудов, по-хитрому забинтованная левая рука, уютно зафиксированная в пестрой косынке. Такой прикид был призван контрастировать с выражением болезненной муки на бледном, изможденном физическими страданиями лице. Правда, в наличии на этом самом лице бледности как раз и не имелось. Природный Наташкин румянец сводил все ее гримасы на «нет». Не помогла даже компактная пудра – она слишком заметно выделялась и подвергала еще большему сомнению сам факт болезненной муки. В конце концов Наташка разозлилась и умылась, заявив, что у нее щеки пылают от температуры.