Золотая муха

Рядом со мной стоял мой драгоценный пёсик, мой Пупсик, мой обожаемый муженёк, и тоже не сводил разгоревшегося взора с блистающей полоски.

— Такого быть не может! — восхищённо выдохнул он. — И самое удивительное, что тот тип сказал правду. Стой, ты куда?

Дотронуться до сокровища, убедиться, что оно мне не снится, что существует на самом деле, куда же ещё?!

Упомянутый Пупсиком правдивый тип был нашим постоянным спутником в Сопоте. Как и мы, он целыми днями бродил по пляжу, невзирая на ногу в гипсе, но в отличие от нас, лихорадочно выискивающих микроскопические крупицы янтаря, снисходительно посмеивался над нашим увлечением и без конца рассказывал о заливе и косе Вот где море выбрасывает подлинные сокровища, не то что здесь. Мы не очень-то верили его россказням. И оказалось — зря.

Мой муженёк устремился следом за мной.

— А ты сомневался, — упрекнула я его, склонившись над золотистым чудом — Вот он, можешь пощупать.

— Тоже мне янтарь! — скривился Пупсик. — Я-то надеялся, что будут покрупнее куски.

— И покрупнее наверняка были, только ради них следовало встать пораньше. Вон сколько народу побывало здесь до нас, глянь на следы, толпы и орды, стада и стаи. Куски побольше выбрал тот, кто явился первым, с восходом солнца.

Пупсик опять скривился.

— Я тебе не Соколиный Глаз или Быстроногий Олень, чтобы следы разгадывать. Может, ещё заставишь определить, кто здесь натоптал первым, а кто пришёл позднее, чьи следы свежие, а…

— Подумаешь, искусство! Ничего особенного, но не бойся, не заставлю, в данном случае это не имеет значения. Завтра мы тоже придём с восходом солнца.

— Спятила?! Тогда уж лучше просто здесь и заночевать. О, гляди, вот такого точно в Сопоте не найдёшь!

Пупсик был прав, такую основательную горошину в Сопоте мы и в самом деле не находили. Хотя, может, потому, что на берег заявлялись ближе к вечеру. Вставать на рассвете мы оба не любили, в этом наши вкусы полностью совпадали, так что понятия не имели, что там валялось на рассвете. К тому же по сопотскому пляжу бродили ещё более многочисленные стаи и выклёвывали янтарь до последнего зёрнышка. Здесь народу было поменьше, а отдыхающих и вовсе кот наплакал.

— Так что, остаёмся? — с надеждой поинтересовалась я.

— Остаёмся, — милостиво согласился Пупсик. — Надеюсь, какую-нибудь комнату удастся снять?

В этом-то я не сомневалась — стояла вторая половина ноября. Пупсик выкаблучивался, никак не мог понять моего желания ехать к морю в такую идиотскую пору года; его тянуло в горы, надеялся покататься на лыжах, но я проявила твёрдость. Горы плохо сказываются на моем здоровье, так что я еду к морю, а он — как хочет. Возможно, Пупсик ещё немного любил меня, а может, просто учитывал материальную сторону дела, потому как перестал капризничать и согласился на море, которого не видел ни разу в жизни. Поскольку пребывание в отпуске оплачивала я, а он хоть и Пупсик, но считать умел.

И вот теперь золотистая полоска на косе, похоже, примирила его с моим безрассудным решением.

Следует уточнить, что этот сладкий пёсик, этот Пупсик был моим мужем, ещё точнее — вторым. Три года состояли мы в браке, и пролетели эти три года незаметно; казалось, всего месяц назад черти занесли нас в ЗАГС, совершенно непонятно с какой стати. Хотя… по крайней мере одна веская причина для этого имелась: ему требовалась варшавская прописка, а проще всего заполучить её — жениться на варшавянке с жилплощадью. Я же охотно поверила в большую любовь. Три года совместного проживания изрядно подорвали мою веру.

Уже через год я осознала, сколь феноменальную глупость совершила. Год — слишком большой срок, могла бы и раньше пораскинуть умом, сообразить, что выхожу замуж за бабника и обманщика, к тому же капризного, как прима-балерина. И расстаться с ним следует как можно скорее. Но мозги — одно, а сердце — другое. Было в моем Пупсике что-то обвораживающее, порвать с ним не хватало духу, и я, глупая, все надеялась — а вдруг возвратится к нему пламенная любовь, которую он вроде бы питал ко мне вначале. Нет, наверное, и тогда притворялся, ничего он не питал.

Сладким пёсиком и Пупсиком он стал в тот момент, когда в разгар очередного скандала я ехидно обратилась к нему с этими словами. Так и назвала: «Ах ты мой Пупсик, пёсик мой сладкий». Он не обиделся, напротив, рассмеялся и одобрил кличку. Наверное, и сам осознавал, что, когда захочет, делается потрясающе умилительным. Эх, не везло мне с мужчинами, не везло. Может, потому, что я присматривала для себя наиболее заметных, за что и приходилось расплачиваться.

Комнату в Большой Крынице мы нашли без труда и к вечеру уже обосновались на новом месте, съездив в Сопот за вещами. Хозяйка даже пообещала пожарить нам рыбу на ужин.

И уже на следующий день мы с самого утра отправились знакомиться с окрестностями.

Извилистое асфальтированное шоссе устремлялось куда-то вдаль, судя по карте — к границе, до которой, тоже в соответствии с масштабом карты, было около одиннадцати километров. По дороге мой Пупсик неоднократно делал попытки свернуть в лес. скрывающий от нас море и пляж, но проехать нигде не мог. Каждый раз следы, оставленные неизвестным транспортным средством, заводили в непроходимые, точнее, непроезжие заросли. И каждый раз я нервничала, ведь машина принадлежала мне.

— Ну куда лезешь? Кто нас отсюда вытянет, из этого песка? Или того хуже, угодишь в какую-нибудь яму… Стой, не видишь, какие корни? По лестнице машина ездить не умеет.

Пупсик вышел из себя:

— Тогда вылезай и иди впереди, смотри, есть ли дорога.

— Как же, разбежалась! Ты будешь ехать, а я идти? Кто из нас мужчина? Мужчинам положено быть первопроходцами!

С большой неохотой он внял моим увещеваниям Знал — по бездорожью я езжу лучше. Никакой моей заслуги в том нет, просто дано от природы. Вот как летучих мышей ведёт какой-то внутренний радар, так и меня неведомая сила заставляет выбирать среди колдобин и ухабов относительно ровные участки Помогала также уверенность в том, что мой «жучок-фольксваген» непременно сумеет выехать оттуда, куда умудрился заехать.

После нескольких неудачных проб, туда-сюда по-тыркавшись, мы единодушно решили — вон тот кривой проезд самый подходящий.

Я пустила Пупсика за руль и посоветовала:

— Посмотри на спидометр и давай хорошенько заметим место.

В результате детальное обследование местности заняло у нас весь день. Асфальтом были покрыты только уже упомянутые одиннадцать километров, все остальное составляли так называемые грунтовые дороги и ещё хуже.

На обратном пути пришлось затронуть такую неприятную тему, как восход солнца. Мы не очень хорошо разбирались во всех хитросплетениях янтарной проблемы, но ведь каждому дураку ясно — кто поспел, тот и съел. Видимо, у янтаря есть привычка вылезать на берег по ночам — значит, его обнаружит тот, кто раньше других увидит утром… Лучше на рассвете.

Попытка встать с первыми лучами солнца удалась лишь с третьего захода. Правда, солнце всходило не в такую уж безумную рань, в семь часов, но вскакивать в осеннюю холодрыгу ни свет ни заря… И не в семь, а гораздо раньше, чтобы успеть и одеться, и чаю выпить, и на машине подъехать к облюбованному месту, а потом ещё галопом промчаться через совсем уж непроходимую чащобу к морю. Значит, проснуться надо минимум в шесть. Ещё затемно!!!

Наученные предыдущими неудачами, мы для верности выползли из постелей даже в пять. Горячий чай с вечера заготовили в термосе. Напялить на себя бесконечные одёжки, все эти свитера, носки, тёплое исподнее и шарфы было непросто, но мы уложились в пятнадцать минут. И тут оказалось, что не знаем, чем теперь заняться.

Сидеть и ждать, пока не рассветёт, было выше наших сил. На цыпочках покинули спящий глубоким предутренним сном дом, сели в машину и, как назло, на отыскание лучшего проезда к дюнам затратили намного меньше времени, чем обычно. Оставили машину и, спотыкаясь в темноте, вскарабкались на вершину дюны. Нас окружали темнота и тишина, дул лёгкий ветерок и накрапывал дождичек.