Очки для близости

Кто из них? Не мог же Леня действовать в одиночку?!

Я продолжала жить в вопросах без ответов. И их количество росло пропорционально неприятностям. Скоро вопросы меня похоронят, придавят грузом поступков, не обеспеченных мотивацией, и заставят отвечать сообразно статьям Уголовного кодекса.

Одна из них уже отвесила мне срок за недонесение о преступлении. Надеюсь, условный, как стрелочнику.

Но бежать к телефону и набирать 02 я не могла. Леонид что-то для меня подготовил, и мне требовалась передышка, хотя бы для ровного дыхания на стуле перед следователем. Объяснять, как труп хозяина попал в мою комнату, придется, прежде всего, мне.

И я очень надеялась, что дети к тому времени будут спать.

Итак, с точки зрения разумности, я действовала правильно (крепко подумав, всегда можно найти кучу поводов для оправдания своих поступков, и сейчас все выглядело достаточно благопристойно — дети не должны видеть тело отца на носилках). Эти размышления я стыдливо убрала за скобки и принялась размышлять над действительной причиной своей нерешительности.

Почему Леонид заставлял меня войти в темный кабинет? Он знал, что меня тут же схватят, и я залью слезами себя и его обвинениями. На что он надеялся?! На мое молчиние?! Или убийца все-таки не он?

Бог мой, как же я устала! Я ничего не понимала и чем больше думала, тем больше запутывалась. Вопросы плавно подводили меня к единственному выводу — Леонид не мог рассчитывать на мое молчание. Во-первых, такого уговора не было. Во-вторых, я не Зоя Космодемьянская и партизан сдаю тут же.

Значит, убийца не Леонид? Тогда кто?

Гости перемещались от скрипок к гитарам, вокруг меня журчали приятные голоса и достойные речи; я сидела с почти засыпающими детьми и пыталась определить самого достойного из гостей на роль злодея.

По совокупности статей за экономические преступления у многих здесь набиралось на пожизненное заключение. Кто-то мог ответить и за уголовные дела, но меня интересовал лишь один. Тот, кто сегодня входил в дом минимум один раз, тот, кого охрана спокойно пропустила на второй этаж, тот, у кого имелся для всего этого повод.

Дети совсем сомлели от усталости, я растормошила их и повела прогуляться по парку. Предлагать им лечь в постели нечего было и думать. Малыши ждали фейерверк и страдали за дело стойко.

В стороне от гостей я увидела депутата Вохрина, беседующего с Флорой Анатольевной. Беседа протекала жарко. Совсем недавно, полчаса назад, Аркадий Семенович стоял недалеко от меня и важно рокотал что-то о прелестях пейзанской жизни. Теперь же, со сбившимся набок галстуком, он то и дело убирал пятерней растрепанную челку со лба и наседал на Флору довольно агрессивно.

Я прошла по дорожке рядом с ними и услышала могучий депутатский рык:

— У меня самолет через два часа! Где Дима шляется?! Такой возможности долго не будет…

Мадам отвечала очень тихо, по-моему, успокаивала его, но Вохрин не сдавался:

— Вы мне за это заплатите! Я все подготовил…

Флора развернулась, увидела детей и гувернантку и невозмутимо произнесла:

— Что-то случилось, Мария Павловна?

— Нет. Дети устали от шума, я их прогуливаю.

Мадам кивнула и обратилась к Вохрину:

— Пойдемте, Аркадий Семенович, к гостям. Выпьем водки.

Хозяйка подхватила депутата под ручку и повела к столам. Аркадий Семенович понуро плелся рядом, очень напоминая мне воздушный шарик, из которого медленно выпускали воздух.

«Занятная сцена», — подумала я. Меня не покидало ощущение, что в доме что-то происходит. Все играют расписанные роли и выполняют их с натугой.

Взять хотя бы Веру Филипповну. Она приехала на юбилей на короткое время, сухо поздравила племянника, выслушала несколько тостов, словно отбывая повинность, и уехала самой первой, часов в восемь. Я сосредоточилась и попыталась вспомнить, когда точно это было — до прохода Феликса в дом или после? По-моему, до. Да, буквально за несколько минут.

Но клиентка Феликса не она. Даже принимая во внимание, что роман дамы с Бурмистровым — вымысел, печаль изощренного Эндимиона бабуля с богатым комсомольским прошлым вызовет навряд ли.

Итак, кто?

Кроме Веры Филипповны, неадекватно ведет себя Вохрин, голландец уехал буквально тут же после объявления тревоги; остальные гости пьют, едят, вяло ищут юбиляра.

Леонида я не вижу, но он может быть в доме, куда Ольга час назад увела Тину. Девочка устала, и мама уговорила ее дождаться фейерверка у окна детской комнаты.

Мои воспитанники тоже бодро не выглядели, они все чаще зевали и спрашивали, не пора ли бабахнуть из всех стволов и на боковую.

За пять минут до начала фейерверка я вывела детей из парка на лужайку, и мы застыли лицами в небо. Но, как всегда это бывает, первый залп заставил нас вздрогнуть.

Звезды погасли, не в силах соперничать с феерическим зрелищем, огненные фонтаны поливали темную высь, слепящие букеты возникали один за другим и вяли, вяли, вяли. Сорок раз.

Сквозь грохот канонады ко мне пробились слова:

— Кричали женщины ура и в воздух чепчики бросали.

За моей спиной стоял Феликс, с платком у щеки, и зрелищем не любовался.

— Вы, Феликс, в школьной самодеятельности Чацкого играли?

Секретарь почему-то испугался и пробормотал:

— С чего вы взяли?

— Из цитат.

Феликс смутился еще больше и, ни слова не говоря, скрылся в толпе. Странный парень. Чем я его напугала? По-моему, он шел ко мне поговорить и — надо же.., исчез.

Шквал огня разбудил детей, они восторженно взвизгивали, хлопали в ладоши и скакали среди гостей. Вероятно, мальчики успели вздремнуть на ходу и теперь они будут прыгать, пока не свалятся где-нибудь под куст и не уснут, свернувшись калачиком. Придется быть бдительной и не растерять воспитанников в темном парке.

Дремлющую Тину вынесла из дома на руках Ольга. Леонид попросил охранника подогнать машину к крыльцу и торопливо прощался с гостями. За руль он не сел, или устал, или много выпил, но домой их повез тот самый черный пиджак, который не пускал нас писать.

Вместо «до свидания» Тина смогла лишь зевнуть, чем моментально напомнила братьям о постелях. Близнецы прикрыли рты ладошками и медленно, спотыкаясь, побрели в дом.

В холле, у двери в столовую, Тамара Ивановна давала распоряжения прислуге. Я задержалась рядом с ней и спросила:

— Тамара Ивановна, извините, что напоминаю, но пятно помады уже отмыли?

Мне не хотелось бы всю ночь ждать, а потом дышать химией.

Экономка недовольно посмотрела на меня.

— Не переживайте, Мария Павловна, за испорченный ковер с вас не вычтут. Завтра, все завтра.

Настаивать дальше было подозрительно и неловко, и я отправилась догонять мальчиков.

Без обычных уговоров близнецы разошлись по своим комнатам и улеглись в постели, слегка побрызгавшись в умывальниках. Заставлять малышей чистить зубы мне не позволила совесть. За одну ночь кариес их не одолеет.

Я стояла над посапывающим Филиппом, смотрела на него и думала. В свою комнату, где под кроватью лежит тело отца этого мальчика, одна я войти не смогу. Это выше моих сил. Спуститься вниз, побродить среди гостей, предложить свою помощь экономке? Что угодно я готова была сделать, но только не идти к себе. Пусть постовой у темного кабинета зафиксирует мое возвращение позже. Я найду себе компанию и отправлюсь «обнаруживать» то, что сейчас остывает под моей кроватью, прикрытое пологом шелкового покрывала.., бр-р-р…

Оказывается, присутствие воспитанников заставляло меня держаться, не поддаваться панике. Лишенная мальчиков, я стремительно приближалась к первобытному состоянию вечного ужаса. Каждая клетка моего тела вопила от желания забиться в нору, молила о снисхождении непонятно кого, но мозг удерживал мое сознание от темной норы бессознательной трусости. Игры страуса с песком закончены. В бетон голову не спрячешь.

Покидая правую половину дома, я заглянула в левую, кивнула охраннику у железной двери и еле отогнала от себя шальную мысль — а не пригласить ли черный пиджак к себе на чашечку кофе? Обнаружение трупов — его работа, вот пусть и расстарается.