Пятнадцать суток за сундук мертвеца

«Совсем как я вчера в объятиях Сашки, — подумалось мне. — Вот выйду замуж, заведу собаку...»

Мысли плавно потекли в этом направлении. Я представила себе, как иду вместе с мужем по залитой осеннем солнцем аллее; разноцветные разлапистые листья шевелятся под ногами; веселый рыжий щенок носится вокруг нас, громко лая.

А по вечерам, когда я буду возвращаться с работы, муж и собака выйдут мне навстречу, радостно виляя хвостом. То есть хвостом, конечно, вилять будет собака, а муж... Ну, он тоже найдет какой-нибудь способ выразить свою радость. В роли мужа почему-то упорно виделся Сашка. Я даже потрясла головой, отгоняя мираж.

—    Тьфу, пропасть! — сплюнула я в сердцах. — Привидится же такое...

Однако Сашкин образ покидать меня не спешил. Чтобы избавиться от наваждения, я решительно набрала номер мобильника Александра Михайловича.

—    Слушаю! — бодро откликнулся абонент.

—    Привет... — мрачно поздоровалась я и замолчала.

—    Афоня! — по голосу чувствовалось, что Саня рад моему звонку, но с некоторой долей беспокойства. — Какими судьбами? У вас все нормально?

Не знаю, чего Сашка хотел услышать в ответ. Не говорить же ему, что у меня с головой не все в порядке?! Поэтому я неопределенно промычала и неожиданно для самой себя ляпнула:

—    Ты собак любишь?

—    Что? — растерялся Саня. — Каких собак?

—    Тех, которые друзья человека, с ушами и хвостами. Они еще гавкают иногда. Так любишь или нет?

Сашка сосредоточенно сопел в трубку, пытаясь угадать, сошла я с ума или просто не выспалась.

—    Люблю, — наконец осторожно ответил он.

—    Это хорошо. А каких?

—    Ну... овчарок немецких, питбулей, ротвейлеров. Еще доберманов...

—    А вот это плохо, — разочарованно подвела я итог. — Все они здоровенные какие-то. И едят, наверное, много. Нет, эти не подойдут. Придется тебе, Саня, мелкими породами удовлетворяться. Таксой, к примеру.

Сашка оторопело молчал.

—    Афоня, — вновь заговорил он. — Я не совсем понял: зачем мне удовлетворяться таксой?

—    Не хочешь таксу, можно тойтерьера приобрести. Это вообще карманный вариант...

—    Но зачем? — закричал Саня, потеряв терпение.

—    Так надо! — сурово ответила я и отключилась.

Образ бывшего спецназовца качнулся и растаял, чему я несказанно обрадовалась. Клавки все не было. Чтобы как-то убить время до ее прихода, я положила перед собой лист бумаги и взяла в руки маркер. Однажды по телевизору я видела, как майор Каменская вычерчивает какие-то схемы, крючки, стрелочки. А потом — бац! — и преступление раскрыто. Может, и мне стоит попробовать? Я разделила лист пополам. Справа написала «Павел», слева — «Николай» и аккуратно обвела оба имени в кружок. Красиво получилось! Меня это вдохновило, но что делать дальше? Нахмурившись, я решительно соединила оба кружочка двусторонней стрелочкой и подписала «родственники (дядя и племянник)». Потом я уставилась на кружочек «Николай» и задумалась. Что о нем известно? При знакомстве с Клавкой он представился Геннадием.

Значит ли это, что на встречу должен был явиться Гена и убить хотели именно его? Специально ли Гена отправил в парк Колю? Кто, кроме Гены, знал об этом? По телевизору, кажется, говорили, что бедному Коленьке вкололи какой-то сердечный препарат. А кто мог это сделать? Трудно представить, что молодой сильный мужчина вот так запросто мог позволить уколоть себя. Следовательно, это сделал кто-то, кому Коля доверял. Я аккуратно подписала под Колиным кружочком «Гена, Павел, Ефим» и нарисовала большой знак вопроса. Кто же убил Колю? А главное — за что? Ефим говорил, что пасынок увлекался пиратскими кладами. Но ведь не из-за этого же его прикончили?! Николай — взрослый человек, вынесший из детства столь наивное увлечение. И оно, это увлечение, ну, никак не могло стать причиной смерти, потому что любой нормальный человек не верит в пиратские клады! Завтра поговорю с Геной. Может, тогда что-нибудь прояснится. Ефим, к сожалению, ничего толкового поведать не смог. Да и что можно ожидать от человека, занятого собственной гениальностью, поцелуями господа и добыванием денег на выпивку и последующее похмелье. Надеюсь, содержимое банковской ячейки даст хоть какую-нибудь зацепку.

Взгляд переместился на кружочек с именем Павла. О нем известно еще меньше. Дядя Николая, шантажист, сидел. Вот, пожалуй, и все. Предположительный и наиболее вероятный мотив убийства Павла Леонидовича — это его деятельность. Наверное, тайну смерти Павла стоит пока отодвинуть на второе место.

Клюквиной до сих пор не было. Я потыкала пальчиком в кнопки телефона, но тетенька бесстрастно ответила: «Абонент не отвечает или временно недоступен».

—    Черт! — И я рысцой пробежала по квартире. — Где, спрашивается, ее носит? Неужели забыла, что мы в розыске?!

В крайнем волнении я еще раз обежала все, ненадолго задерживаясь возле окон. На кухне, остановившись возле аквариума, принялась жаловаться на Клавдию Тырочке:

—    Нет, ты только подумай! Бросила меня одну, не сказала даже, куда поехала. Сиди тут, волнуйся. А вдруг ее арестовали? Внешность-то мы изменили, а вот в паспорте фотографии старые! Где гарантия, что какой-нибудь усердный милиционер не вздумает проверить у нее документы? И все, сушите сухари! Господи, ну за что ты меня наградил такой непутевой сестрицей?! — заломив руки, воскликнула я.

В этот момент хлопнула входная дверь.

—    Афоня, — раздался долгожданный голос Клюквиной, — ты дома? Помоги мне!

Вместо того чтобы броситься на зов, я словно приросла к месту. Что с ней?! Ее избили! Поймали, изувечили, но мужественной Клавке удалось бежать из лап... Кого? Ладно, это потом. Моя сестра, с трудом передвигаясь, оставляя за собой страшный кровавый след, добралась до дома, желая предупредить меня об опасности... Эх, были бы у меня ордена! Я бы обязательно один подарила сестренке. Или даже два.

—    Афоня, блин! — снова зазвенел Клавкин голос. — Сколько можно звать?! Спишь, что ли?

Для пострадавшей от рук врагов кричала она как-то очень громко, да и голос у нее был довольный и чересчур бодрый. Очнувшись, я поспешила на помощь. В коридоре, прямо на полу, сидела Клавдия, зачем-то спрятавшись за двумя огромными спортивными сумками, и тяжело дышала.

—    Клава, это ты? — на всякий случай уточнила я. — Зачем ты прячешься?

—    Нет, это не я, это призрак коммунизма! — съязвила Клюквина. — Разгружай сумки, не болтай...

Забыв про волнение, одолевавшее меня еще несколько минут назад, я с трудом втащила баулы в комнату и дернула «молнию» на одном из них. Восторженный стон сам собой вырвался наружу.

—    Клавочка, что это? — прошептала я, заметив сестру на пороге.

—    Нравится? — самодовольно спросила она.

Я молча кивнула. В сумке уютно поблескивала драгоценным мехом шубка из голубой норки.

—    Ты только особенно не возбуждайся, — предупредила Клавка, зная, что меховые изделия из этого зверька — моя давняя мечта, — все это послезавтра надо вернуть.

Не обращая на Клавку внимания, я извлекла шубку из сумки и моментально в нее облачилась. Легкий, почти невесомый мех нежно обнял плечи. К моему немалому удивлению, под этой шубкой оказалась еще одна, тоже из норки, но только коричневая. Да и фасон другой. Если голубая — до пола, приталенная, с широким поясом, то эта была несколько короче, с капюшоном и слегка расклешенная.

—    Это тебе, — я царским жестом накинула коричневую шубку на плечи Клюквиной. — Носи на здоровье. Только хотелось бы знать, для чего ты все это притащила?

Мой интерес был вполне понятным. В сумках, кроме шубок, обнаружились шикарные сапожки, полуботинки, куча одежды, косметики, парфюма и какая-то коробка, упакованная в пластиковый пакет.

—    А в чем ты собиралась вояж по банкам совершать? — вопросом на вопрос ответила Клавка. — В наших курточках неизвестного мастера, купленных на вещевом рынке? А к богатеньким клиентам, особенно клиенткам, между прочим, и отношение другое...