Ой, мамочки

Я собралась с духом, нацелившись на огромный рояль в углу библиотеки, дабы сыграть гимн: "Наступил мой звездный час!"

– Как ни печально, но вы ошибаетесь, monfrère [10], – подал голос Венсан, муж Соланж. – Все мы тут кандидаты, такие же, как и вы. Единственное отличие в том, что мы ответили на призыв чуточку расторопнее.

– О боже! – Выпустив мою руку, Бен наверняка рухнул бы в темно-бордовое парчовое кресло, будь оно свободно. – Не может быть! Я думал, что я единственный кандидат…

– Ну и ну! Шутка что надо! – Голос принадлежал толстому мальчишке лет одиннадцати. На нем была гавайская рубашка, очки в металлической оправе, лицо растянуто в глупой, самодовольной ухмылке.

– А как сюда попал этот юнец? – У Венсана были крашеные черные волосы и багровая физиономия.

– Бинго, детка, какие они грубые! – Это произнесла приземистая дама, которая прошла бы на роль брата Тука, духовника Робин Гуда, если бы не ее тыквенный брючный костюм.

– Не надо, мам! – Мальчик возложил руки на свои пухлые коленки. – Ты только представь: один малый засобирался в рай. Он потирает руки и притопывает от нетерпения. Но тут появляется святой Петр и говорит: "Знаешь, дружок, давай поторапливайся, в аду тебя уже заждались!" Здорово, правда?

Раздался деланный смешок, вслед за чем воцарилось молчание; наиболее концентрированно его излучали четверо, восседавшие на диванчике с украшенной орнаментом спинкой: седовласая матрона в корсаже, седовласый же мужчина с напряженно-взволнованным лицом, тщедушный мужичонка с усами а-ля Чарли Чаплин, а рядом с ним – моложавая дамочка с распущенными волосами, бледным лицом и такая тощая, что почти прозрачная.

– Разве, по-вашему, это не смешно? – вопросил ребенок.

Бен оцепенел, как Кот-Мертвец. До чего же ему, видать, несладко из-за присутствия этого малолетки в святая святых Кулинаров!

– На мой взгляд, mon petit душечка, – обратилась француженка к мальчику, – нам вряд ли стоит особенно веселиться в ожидании прибытия Кулинаров. Не лучше ли нам всем представиться мистеру и миссис Хаскелл?

Мамаша Бинго выдавила тусклую улыбку.

– Я – Эрнестина Хоффман, домохозяйка… – Пауза для аплодисментов, которых не последовало. – Увлекаюсь садоводством, коллекционирую кружки и салфеточки. Вот уже двадцать один год я замужем за своим чудесным супругом Франком, который не смог приехать с нами из-за своей занятости. – Она поправила воротничок тыквенного цвета. – И наконец, что самое главное, – я счастливая мать вот этого чудесного молодого человека.

Бен потрясенно уставился на нее. Эрнестина Хоффман даже не упомянула, чем привлекла внимание Кулинаров. И с какой стати она приволокла сюда своего толстого сынка?

– Прошу любить и жаловать! – Развалившись в кресле, пухлое дитя откинуло назад волосы со своего умудренного чела и сложило руки на объемном пузе, замаскированном гавайской рубашкой. – Не пугайтесь, прошу вас. И можете винить во всем мою мамочку. Это она притащила меня на этот веселый праздник. Нелегко, знаете ли, быть Бинго Хоффманом, чудо-ребенком. Вот вам моя биография: декламировать кулинарные рецепты наизусть я начал в возрасте семи месяцев. В два года я пек блинчики; в пять лет собрал достаточно научных данных, чтобы наконец-то ответить на вопрос: следует ли взбивать омлет по часовой стрелке? В шесть обзавелся собственной колонкой в газете…

Присутствующие дружно зевали. По лицу француженки пробежало виноватое выражение. Мамаша Бинго смотрела на всех волком.

– …выступал с лекциями и показательными выступлениями по всем Штатам. – Бинго надул свои и без того шаровидные щеки, затем испустил утомленный выдох. – А когда я вернулся в Кливленд, то стал выступать по телевидению со своим шоу.

– Отлично, детка! – раздался приятный голос седовласой матроны в корсаже. – Но не стоит так перетруждаться. Ты же еще совсем ребенок. Надо находить время и на развлечения.

– Никто не подгоняет Бинго, кроме него самого, – ощетинилась матушка вундеркинда.

Подскочив на стуле, будто от удара током, Бен заявил:

– Лично я считал, что члены Общества Кулинаров должны быть шеф-поварами в общепринятом смысле этого слова.

Я чувствовала, что становлюсь такой же красной, как эта комната. Это злоупотребление малиновыми и бордовыми тонами просто душило, особенно вкупе с потолком красного дерева, нависшим над нами, словно крышка гроба.

– Времена меняются, mon garçon. – Француз поднялся на ноги. Одет он был в обычный темный костюм. Тем не менее я без труда представила его в цилиндре, просторной накидке и белых перчатках. – Должно быть, Кулинарам требуются свежие силы. Сам я происхожу из одного из благороднейших семейств Франции. Но не это главное. – Он взял с этажерки серебряную табакерку и обхватил ее длинными холеными пальцами левой руки. – Я волшебник, граф Венсан! – Француз раскрыл правую ладонь, и в ней оказалась табакерка. – У себя в ночном клубе я выступаю с номером, в котором кладу в кастрюлю яйца, муку, шоколад, делаю вот так руками – un, deux, trois! Вспышка пламени, громкий хлопок! Я снимаю шляпу, раскланиваюсь – и voila, Un Gâteau Magnifique!

Приятная дама в корсаже зааплодировала, к ней вяло присоединились остальные.

Я будто воочию увидела, как колышутся складки плаща графа Венсана. Он положил на место табакерку, схватил рожок для обуви с длинной рукояткой и взмахнул им, как волшебной палочкой.

– Ma chère графиня Соланж неизменно является моей ассистенткой. – Дама наклонила голову. Ее безупречно уложенные волосы и скромное черное платье как-то не сочетались с густо нарумяненными щеками и кокетливой мушкой над верхней губой.

– Ну, я на вашем фоне выгляжу чертовски заурядной личностью, – проворчал костлявый мужичок с усами Чарли Чаплина. – Зовут меня Джим Грогг, я работаю поставщиком продовольствия в крупной авиакомпании и признаюсь откровенно: лично я поклонник заранее расфасованной еды. Вишенки на наших пудингах всегда на местах.

Воспоминание о недавнем трансатлантическом перелете было слишком свежо для Бена. Он побледнел как полотно, составив отличную пару дамочке с распущенными волосами, которую мистер Грогг гордо представил как Дивонн, свою любовницу с проживанием.

Напряжение нарастало.

Бен тут был ни при чем. Слова "Когда же появятся Кулинары?", казалось, полыхали на стенах этой чертовой комнаты. Бинго энергично обстреливал бумажными катышками брючно-тыквенные ноги своей мамаши, и ее улыбка тускнела на глазах. Дама с приятным лицом возилась с завязками своего корсажа. Мистер Грогг обвил за плечи свою прозрачную Дивонн. Граф жонглировал карандашами, все быстрее и быстрее…

– Меня зовут Элли Хаскелл, – обратилась я к женщине в корсаже. Лицо ее соседа было изрезано горестными складками.

– Рада познакомиться. Я – Лоис Браун, а это мой муж Хендерсон. – Она разгладила подол своего шелкового платья в мелкий цветочек. Смех у нее тоже оказался приятный. – Чувствую себя, как запеленутая. Это все наши детки, выбрали и купили для меня этот корсаж. У нас их семеро. И все как на подбор! Такие лапочки! Порой мне даже хочется, чтоб им не было так хорошо дома. Мы с Хендерсоном то и дело трясем наше гнездышко, но – дай бог им здоровья – детки отказываются вылетать. – Она бросила нежный взгляд на упомянутого мужа, который еще больше помрачнел. – Как и Эрнестина, я самая обычная домохозяйка. Ничего не имею против работы, но отсиживать где-то целый день – это же невыносимо! А когда пришлось заняться стряпней, я даже и не задумывалась, нравится мне это или нет. Конечно, накормить эти вечно раскрытые клювы нелегко. За свои пироги я получила несколько наград на окружной ярмарке, но никогда не думала, что чем-то отличаюсь от любой другой американской женушки. А пару месяцев назад отправила я свой рецепт мороженого с яблочным соусом на благотворительный вечер Американского общества плодоводов и пекарей и выиграла гран-при: путешествие на пароме, две ночи на курорте Нэнтакет и пятьдесят долларов. А вы, как я погляжу, ждете маленького, моя милая?