Беги, Люба, беги!

— В субботу, двадцать третьего... — трещала Верка. — В шесть... Встречаемся у крыльца. Ну что, Медведева, сможешь?

— Смогу, — кивнула я, разглядывая настенный календарь. — Приду обязательно! Спасибо тебе, Зотова!

Если бы Зотова догадалась, что сегодня для меня сделала, то могла бы быть уверена, что где-то там, наверху, в небесной канцелярии, в списке совершенных добрых дел напротив ее имени поставили большой жирный крестик...

Застегнув пуговицы халата, я вскинула вверх руки и потянулась. Будем считать это утренней зарядкой. Отодвинув занавеску, выглянула в окно. Воскресное утро выглядело весьма многообещающе. Солнышко, птички, первая робкая мать-и-мачеха... Похоже, будет отличный день. Не у меня, конечно. Лично мне радоваться было не с чего: муж, исчезнувший вчера вечером после скандала, не появлялся и не звонил.

Я включила музыку й направилась на кухню. Машинально поглядывая в окно, сварила кофе, сделала бутерброд с сыром. Потом села, отрешенно глядя на свой легкий завтрак. Невеселые мысли прервал звонок в дверь. Я вздрогнула. У Олега ключи...

Приоткрыв дверь, украдкой вздохнула.

— Доброе утро, Любовь Петровна... — с чувством приветствовал меня молодой высокий парень по имени Коля, наш сосед слева, и печально вздохнул.

— Здравствуй, Коля! — обреченно кивнула я и отступила назад. — Проходи.

Деваться было некуда. Ведь Коля пришел лечиться. А я врач...

— Вот, — смущенно сказал сосед и стал косить в сторону, — болею...

Я посмотрела на него укоризненно. Он смотрел на календарь.

Николай Ферапонтов здоров как бык. Однако вече-рами,имеет большую слабость к чрезмерному потреблению горячительных напитков, отчего по утрам частенько страдает и мается.

— Сердце, Любовь Петровна... Щемит, щемит... Терпенья нет!

Коля взглянул на меня с надеждой. Я жестом приказала ему задрать рубашку и пошла за стетоскопом.

Могучее сердце соседа исправно перегоняло по сосудам слегка разбавленную кровью водку и никаких нарушений в работе не предвещало. В очередной раз изумившись, я сообщила, что он совершенно здоров, и прочитала небольшую лекцию о правильном питании и здоровом образе жизни. Сосед огорчился.

— Тебе, Коля, жениться надо, — сказала я, — и перестать глупости выдумывать.

Чтобы совсем не добивать парня, я сжалилась и выписала ему витамины. Получив рецепт, он повеселел и поинтересовался:

— Любовь Петровна, я сейчас на рынок смотыляюсь, может, вам чего надо?

' Я задумалась, потом кивнула:

— Картошки... Килограмма три. Можешь?

Коля посмотрел на меня снисходительно и кивнул.

Выпроводив Колю, я вернулась на кухню. Кое-как запихнув в себя бутерброд, распахнула окно и уселась на широкий подоконник.

Одуревшие от бурного наступления припозднившейся весны почки на ветках бухли и лопались прямо на глазах. Распоясавшиеся воробьи бесчинствовали, затевая бесконечные потасовки на глазах млеющих от героизма кавалеров воробьих. Прижавшись виском к оконной раме, я жадно разглядывала бурлящую жизнью улицу, забывая вытирать катящиеся по щекам слезы.

Зазвонил телефон. Может, это... На ходу ловя соскакивающие тапочки, я торопливо прошаркала в прихожую.

— Слушаю!

— Привет! — раздался голос Лидки Вельниченко, моей подружки.

— Привет, — вяло отозвалась я.

Лидка многозначительно хмыкнула:

— И что у нас с голосом?

Я замялась. Мне рассказывать, так же как ей слушать, одно и то же в сто первый раз едва ли нужно.

Так... Настроение ни к черту.

— Ясно! — Она протяжно вздохнула. — Опять любезный супруг мастер-класс показывал? Что на этот раз?

— Как всегда...

— A-а! Не там сидишь, не так свистишь?

— Ну да...

Пару минут Лидка с чувством поясняла, что думает об Олеге, потом внесла свежую идею:

— Я бы на твоем месте давно бледных поганок намариновала и суженого накормила...

Идея имела свои плюсы, но носила явно выраженный криминальный оттенок. Характер у подружки не чета моему. Будь Олег женат на ней — прыгал бы возле плиты с поварешкой и добровольно мечтал бы о банке маринованных поганок.

— Чем думаешь заняться? — спросила Лидка, выпустив пар. — Неужели будешь дожидаться?

Именно это я и собиралась делать, но признаться Лидке язык не повернулся.

— Да мне постирать кое-чего нужно...

— К черту! — отрезала она. — Мне Галька Степанова звонила. У нее муж простудился, теперь два билета в кино пропадают. В четыре жду тебя на остановке. Пока!

— А-а-а... — собралась было отказаться я, но в трубке уже жизнерадостно пикали короткие гудки.

Я положила трубку на рычаг, посмотрела в зеркало на свои заплаканные опухшие глаза и сказала: .

— Что ж... Только если билеты пропадают...

. Лидка окинула взглядом уже почти опустевшее фойе кинотеатра и заторопила:

— Давай быстрее! Опаздываем...

По счастью, опоздали мы совсем чуть-чуть и к концу фильма я смогла понять, за что же все-таки придушили главную героиню.

— Как тебе? — поинтересовалась я.

Пробираясь между рядами кресел к выходу, подруга

пожала плечами:

— Никак... Она — дура, он — козел, а все остальные — настоящие придурки!

Исчерпывающее резюме. В этом — вся Вельниченко Лидия Максимовна.

Оказавшись на улице, мы вдвоем синхронно вдохнули полной грудью весеннего воздуха и посмотрели друг на друга. -

— Ну? — сурово спросила Лидка, поймав мой тоскливый взгляд, брошенный на ближайший таксофон. — Если ты сейчас скажешь, что тебе пора...

— Нет! — перебила я. — Мы вполне можем прогуляться... Погода хорошая...

Подруга удовлетворенно кивнула, я быстренько уцепила ее под локоток, и мы неторопливо двинулись по узкому замусоренному переулку в сторону бульвара.

— А тебе Зотова дозвонилась? — вдруг вспомнила я.

— Дозвонилась. Ты как?

— Пойду, — заторопилась я, — с удовольствием... Интересно на наших посмотреть.

Сразу вспомнились беззаботные школьные годы. Весело хихикая, мы неторопливо брели по мокрому асфальту, кое-где еще покрытому тонким слоем льда. Льдинки звонко хрумкали под каблуками, загадочным образом поднимая настроение. Мне вдруг захотелось попрыгать на одной ножке.

— Все-таки здорово, да, Лид? Весна всегда...

Я умолкла, поскольку услышала за спиной хруст льда под чьими-то торопливыми тяжелыми шагами. Переулок глухой и безлюдный, и по спине отчего-то побежали мурашки. Я оглянулась, и...

И больше ничего не помню...

— Ну, что? — словно сквозь вату, услышала я незнакомый мужской голос. — Все нормально?

— Да... — Женский голос звучал взволнованно и, видимо, оттого казался невыносимо высоким. —Кажется.... Она жива...

Голоса тонули в каком-то странном гудении, словно где-то поблизости находился улей. Чрезмерно удивленная, я попыталась принять участие в разговоре, но сумела произвести только стон.

— Люба! Люба! — испуганно запричитал женский голос, и я вдруг сообразила, что это меня зовет Лидка. — Любочка, ну очнись же!

Господи, да у меня еще и глаза закрыты... Совершив невероятное усилие, я шевельнулась, чуть приоткрыв веки. Надо мной маячило какое-то мутное облако, в середине которого темнели два размазанных силуэта.

— Слава богу, Любонька... — Лидка начала дышать все чаще и наконец заплакала.

Тут кто-то осторожно приподнял меня за плечи. Я снова услышала мужской голос:

— Люба! Вы меня слышите?

—.Угу..тихо сказала я.

Гул вокруг усилился, и я поняла, что шумит у меня в голове. Беспомощно распластавшись на чьих-то руках, я закрыла глаза. «Бред какой-то...» Тот, кто держал меня за плечи, вдруг осторожно наклонился и тихо шепнул на ухо:

— Не бойся... Все будет в порядке...

Что.происходило дальше, я помню частично. Но одно знаю наверняка — Лидка все время была рядом, держала меня за руку и всхлипывала. Приезд «Скорой помощи» я пропустила, очнувшись лишь в тот момент, когда санитары грузили носилки в машину.

По дороге мне стало лучше. Захотелось сесть, однако молоденькая докторша сердито хмурилась, не позволяя подниматься. Я знала, что она права, поэтому не спорила. Лидка сидела рядом, губы у нее дрожали, и она глядела так испуганно, что я не выдержала.