Девушка Бандераса

— И хто такой этот Макс? — визгливо поинтересовались из-за двери.

Час от часу не легче!

— А как зовут Симиного мужа? — вопросом на вопрос ответила я.

— Мужа моей дочери зовут самовлюбленный идиет, — тут же последовал уверенный ответ.

Значит, никакая это не израильская разведчица, а всего-навсего Симина мамочка… И битых полчаса я убеждала недоверчивую мадам Финкель, что я не аферистка, а бескорыстная помощница. В конце концов, матушка Симы согласилась взглянуть на паспорт дочери как на единственное подтверждение моих полномочий. Я проворно влезла в карман джинсов и, пока не передумали, сунула Симин паспорт в приоткрытую на длину цепочки дверь. И тут же услышала торжествующий вопль:

— Аха-а! Ну и хто такой этот Хадованюк? Ваш сообщник? И даже фотохрафию не потрудились приклеить, мурло какое-то намалевали! Так, прописка московская, а живет он в соседнем доме. Наводчик! Розочка, срочно звони в милицию, здесь орудует целая шайка!

Я засуетилась, стала что-то лопотать в свое оправдание и, придержав дверь ногой, все-таки изловчилась сунуть настоящий Симин паспорт в медленно, но верно сокращающуюся щелку между дверью и косяком. Только после этого мадам Финкель немного успокоилась и даже вернула мне документ неизвестного Гадованюка. А вместе с ним отдала и медицинские бумаги Симы.

В состоянии, похожем на легкий обморок, я спустилась по лестнице, позабыв про лифт. В руке я крепко сжимала пластиковый файл, с боем вытребованный у тещи Макса, и удостоверение личности непутевого Эдуарда Эдуардовича. Посидела на лавочке перед подъездом, тупо листая паспорт незнакомого мужика и с сожалением прощаясь с версией про МОССАД.

Она, к моему большому огорчению, не выдерживала никакой критики. Никогда не поверю, что в шпионы вербуют целыми семьями. А в том, что мадам Финкель на самом деле приходится родной матушкой нашей Симе, я ни секунды не сомневалась с того самого момента, когда в щелку двери увидела светлый лик почтенной матроны. Просто копия доченьки, одно лицо. Да, жаль, что не бывает шпионских династий… Вся надежда оставалась на Макса. Может, хоть он не подведет и окажется масоном?

Я перелистнула страничку в паспорте Эдуарда Эдуардовича и стала с интересом рассматривать штамп с пропиской. А ведь и правда, растеряша живет в доме пятнадцать по улице Генерала Ермолаева… Зайти отдать, что ли? И я поднялась со скамейки и направилась в сторону соседнего строения.

Дверной звонок трещал без умолку, но, хотя шорохи за дверью выдавали пребывание в квартире людей, открывать мне не торопились. Я уже собралась спуститься вниз и положить паспорт невнимательного гражданина в почтовый ящик, как дверь наконец-то распахнулась и на пороге, пошатываясь, предстала молодая женщина со следами недельного запоя на лице.

— Чего надо? — грубо спросила она, даже не подумав накинуть халат. Нижнее белье — единственное, что было на ней надето.

Я смутилась, опустила глаза на половичок и, не глядя на хозяйку, протянула злосчастный документ, с трудом выдавив из себя:

— Я вот тут паспорт принесла…

И совсем тихо добавила:

— Гадованюка… Эдуарда Эдуардовича…

— Ну что ж, заходи, — вдруг развеселилась нетрезвая тетка. — Посидим, выпьем, помянем мою пропащую семейную жизнь… А ты заодно расскажешь, как Эдик паспорт у тебя оставил. Небось штаны снимал, вот он из кармана-то и выпал!

И она расхохоталась леденящим душу русалочьим смехом. Мне сразу же захотелось как можно скорее уйти из этой захламленной квартиры, уставленной пустыми бутылками от всевозможных вин и ликеров, но пути к отступлению были отрезаны. Хозяйка заперла дверь на четыре сейфовых замка, методично повернув их один за другим, и, чуть не упав в самом узком месте коридора, вернулась в комнату, подталкивая меня перед собой.

— Садись-садись, не стесняйся… — подбадривала она, видя мое замешательство. — А то, как с чужими мужиками гулять, все вы смелые, а как перед их женами ответ держать — сразу дрейфите…

Меня, очевидно, с кем-то спутали, и я принялась разъяснять недоразумение. Но проще было объяснить удаву, почему не следует питаться кроликами, чем что-то доказать обманутой жене злополучного Эдуарда Эдуардовича. О том, что хозяйка квартиры — обманутая жена, мне стало понятно буквально через пять минут нашей беседы.

— Что, думаешь, ты у него одна такая? — издевательски щурилась тетка, дыша мне в лицо перегаром.

Я отодвинулась в сторону и вдруг вспомнила, как ее зовут. Светлана Николаевна, вот как. Во всяком случае, так в паспорте Гадованюка написано.

— Да у Эдика этих баб было — вагон и маленькая тележка! — распалялась она. — Ведь знала я, что этим все кончится, да только не верила, дура! Думала, пусть себе гуляет, все равно ведь ко мне возвращается… А тут — р-р-раз! И не вернулся! Да еще подставил, сволочь, по полной программе!

К концу бессвязного монолога Светланы Николаевны я начала понимать, что же произошло в семье Гадованюков. Муж Эдуард был большой любитель гульнуть налево. Светлана с этим мирилась, тем более что супруг неплохо зарабатывал. Он работал в фирме своего приятеля, где был на хорошем счету. Ему даже поручали иметь дело с деньгами, и деньгами немалыми. Прямо скажем, большущими деньгами. И вот с этими-то большущими деньгами злокозненный муженек в один прекрасный день и смылся. С деньгами и с какой-то блондинкой.

— И ведь я их видела своими собственными глазами, — горевала обманутая жена. — В «Ашан» вечерком заехала, продуктов купить, а они идут себе в обнимку, тележечку перед собой катят… У нее патлы белые, длинные… Крашеные. Жалко только со спины и посмотрела, на кого он меня променял. Я ведь сначала и значения не придала… Думала, что, как всегда, нагуляется и домой прибежит… А он день не бежит, два не бежит… А там уж заявился Генка, его начальник, и давай права качать… Дескать, твой Гадованюк фирму кинул на сто штук баксов, и посему мы тебя из квартиры выселяем… Ну, я схватила ножницы да и все фотки Эдькины прямо у Генки на глазах и искромсала. Хотела, дура, показать, что знать его не хочу и никакого отношения к его делишкам не имею. У-у, сволочь, ненавижу его… А ведь он у меня красавец! Высокий, шатенистый, не мужик — мечта! Да что я тебе рассказываю, сама небось знаешь…

«Толик!» — мелькнуло у меня в голове. «Жалко, фотографий Гадованюка больше нет, а то я бы сразу Толика опознала…»

— И он, гад, этим пользовался… — разорялась Светлана Николаевна. — Даже ту бабу, что купальники их рекламировала, тоже ведь, паскудник, в постель уложил! Что, не веришь? Знаешь, какая краля? Не тебе чета… На вот, посмотри…

И хозяйка, встав на четвереньки, полезла на заваленную рекламками полку журнального стола и стала скидывать бумажный хлам прямо на пол. Переворошив буклеты каких-то пиццерий и тренажерных залов, она выудила каталог купальников фирмы «Луи» и сунула мне под нос.

— Нет, ты морду-то не отворачивай, ты смотри, какие девочки у Эдьки моего были, — шумела тетка, наседая на меня. — А ты чего приперлась? Думаешь, нужна ты ему? Я, значит, не нужна, а ты — нужна?

— Нет-нет, что вы, я тоже не нужна… Знаете, я ни на что не претендую, — скороговоркой пробормотала я и, посчитав момент благоприятным, поспешила покинуть этот неуютный дом.

Про паспорт, ради которого я, собственно, и приходила, никто из нас даже не вспомнил. В машине я закурила и принялась размышлять. Интересно получается! Как говорит Янка, чем дальше в лес, тем толще партизаны… Значит, Толик, который на самом деле Эдуард Гадованюк, кинул свою фирму на сто тысяч долларов и вместе с Алкой решил начать новую жизнь. А свою терпеливую жену подставил под раздачу.

Валентин Кузьмич, старая лиса, каким-то образом разнюхал, что жених Алки не тот, за кого себя выдает, и хитростью завладел паспортом преступника. За что и поплатился жизнью. Думаю, что Алка рассказала своему другу про преступление четырехлетней давности, Эдик и не стад оригинальничать, а просто повторил его, ткнув любопытного старичка шампуром в ребра, вот и все.