Крокодил из страны Шарлотты

– Еще чего! – взбеленился Михал. – Не хватало мне рыться в отбросах, а потом цацкаться с вонючей колбасой! И вообще, какой дурак посылает вареную колбасу летом!

– Для того и послали, чтоб она провоняла, – с нажимом сказала я.

Трубка молчала, очевидно, Михал размышлял над странной формой поразившего меня безумия. Слишком хорошо мы друг друга знали, не мог он заподозрить меня в контрабанде, ну, скажем, бриллиантов.

– Погоди, – пробормотал он, – кажется, сумасшедшим нельзя противоречить, так и быть, пойду поищу твою колбасу.

Через пару минут – я в это время отбивалась от телефонистки: «да-да, говорим, говорим» – он снова взял трубку.

– Ну, нашел я ее, – выдохнул он с омерзением. – Смердит еще больше. Попробую уговорить хозяйку, может, на что-нибудь употребит, может, заинтересуется таким экзотическим лакомством. Изволь все-таки объяснить, как все это понимать? Меня что, отравить хотят?

– Узнаешь, когда съешь колбасу. Чем скорей, тем лучше, и сразу сообщи мне о своем состоянии. Будь здоров!

– И тебе того же, – упавшим голосом пробормотал Михал.

Ничего не поделаешь, скоро лишь сказка сказывается. Пока Михал – у него ведь нет даже ключа – проберется в прачечную, пока отопрет кофр, пока я получу какую-нибудь весточку, на Збышеке можно будет уже поставить крест.

День я скоротала за любезным сердцу занятием – боролась с собственным воображением. Глазами души видела Збышека – как он кончает с собой в тюремной камере. Для полноты ощущений представила и собственный труп в безлюдном варшавском закоулке. Надо всем этим с неодобрительной гримасой витал призрак Алиции. Дьявол вернулся домой уже не в таком победоносном настроении.

– Неладно с этим Збышеком, – кисло пробормотал он. – Надо бы его перевести в больницу.

У меня не хватило духу спросить, что с ним. Я долго молчала, лихорадочно ища хоть какой-нибудь приемлемый выход. Смотрела в окно, за которым ничего интересного не было.

– Что вам нужно для того, чтобы его отпустить? – наконец спросила, не оборачиваясь.

– Другой убийца, – не задумываясь ответил Дьявол. – Збышек увяз крепко, больше его ничто не спасет.

– Позволь тебе напомнить – ты в этом доме на правах частного лица, – решительно заявила я, внимательно изучая пейзаж за окном. – И потому потрудись пораскинуть мозгами, только не как законник, а как частное лицо. Збышек не бывал у Алиции вот уже два года, никогда не ездил в Копенгаген и вообще с самой войны не выезжал за границу. Если бы вдруг обнаружилось, что Алиция имела…

Я умолкла, соображая, как бы половчее выразиться.

– Что имела? – навострил уши Дьявол.

– …имела отношение… Если бы оказалось, что Алиции угрожали… что она в последнее время впуталась в серьезную аферу, да еще не здесь, а в Копенгагене, поверил бы ты как частное лицо в невиновность Збышека?

– Как частное лицо – да, как официальное – решил бы перепроверить.

– Ну а без веских доказательств… вот этого самого… без них вы ведь не оставите Збышека в покое?

– Более того, – ответил он, помолчав. – Без доказательств «вот этого самого» Збышеку спасения нет.

– Ну что ж, душа моя. Скажу тебе правду.

Я отвернулась от окна – и осеклась. Раньше, раньше мне надо было на него посмотреть! Хотя лицо его сохраняло задумчивое и даже слегка скорбное выражение, зато глаза полыхали хищным огнем. Как же я, идиотка, до сих пор не догадалась! Они посадили Збышека, чтобы развязать мне язык!

Сообразив, я прямо содрогнулась от ужаса. Ведь он знаком со Збышеком, понимает, чем может обернуться для бедняги арест. Каким же надо быть бесчувственным извергом, чтобы пойти на такой шаг! С кем свела меня судьба, ему же чуждо все человеческое!

Ужас сменился яростью, и я отбросила всяческую дипломатию. Получай, подавись проклятой этой правдой, посмотрим, по зубам ли она тебе!

– Учитывая, что с законом я завсегда раньше ладила, – холодно отчеканила я, – наши с тобой отношения имеют сугубо личный характер. Можешь не сомневаться, в случае чего я отопрусь от всего, о чем сейчас сообщу тебе конфиденциально. А в остальном используй полученную информацию, как сочтешь нужным. Так вот, слушай: моя подруга Алиция занималась в последнее время шпионажем.

– Что?! Ты с ума сошла? – оторопел Дьявол.

– Пока еще не совсем, но скоро сойду. А теперь факты.

Дьявол сорвался с кресла.

– Иоанна, погоди, выпей воды. Может, дать тебе лекарство? Дорогая моя, что с тобой?

– Ты посадил за решетку невинного, больного человека только для того, чтобы я раскололась! И добился своего, больше я не буду молчать. Но ты немедленно отпустишь его. А обвинения предъявляй контрразведке, заодно донеси, кто тебе раскрыл глаза! Ты хотел правду, так получай ее!

– Какая контрразведка, о чем ты говоришь, дорогая, успокойся! Ты бредишь, при чем тут шпионаж, у тебя, видно, с головой не все в порядке! Надо же такое придумать – контрразведка ее убила!

– Я не говорю, что убила! – каким-то не своим голосом выкрикнула я, понимая, что перегнула палку. – Может, не убивала. Может, они просто пустили все на самотек, а теперь довольно потирают руки и ждут, когда же наступит мой черед! Так что беги, докладывай!

– Я еще в своем уме! – рассудительно заметил Дьявол, хотя и глядел на меня с некоторым испугом. – Сколько живу, такой галиматьи не слышал.

Может, он и прав, может, от расстроенных нервов мне уже черт-те что мерещится, у страха глаза велики.

Сколько себя помню, все, связанное со шпионажем, меня повергало в ужас, воображение рисовало картины изощренного коварства, правда, в насилие над мирными гражданами верилось с трудом. К родимой же контрразведке я даже питала симпатию, тем более что собственная безгрешность давала приятное ощущение защищенности. Но на этот раз моя безгрешность выглядела не столь уж очевидной, в том-то и беда. Впрочем, меня больше пугала не госбезопасность, а тот субъект со сломанным носом, точнее, моя непонятная с ним связь. Но уж об этом и заикаться нельзя, придется нажимать на другое – дескать, отмалчивалась, потому как смущала перспектива провести за решеткой остаток своих дней.

– Даже каких-нибудь пять лет изоляции никак не соответствуют моим жизненным планам, – надрывно развивала я перед Дьяволом свою мысль.

А с того уже слетел страх, сейчас он пребывал лишь в легком шоке. До моего слуха дошло наконец, что он говорит:

– …не имеет ничего общего со шпионажем, с чего ты взяла!

Выкричав свое, я немного успокоилась, и в голове слегка прояснилось. Елки зеленые, что же это получается? Неужели я могла так безнадежно заблуждаться?

Спокойствие, сейчас самое главное – найти с ним общий язык. Может, удастся что-нибудь выудить.

– Хорошо, порассуждаем здраво, – предложила я, выпустив пары. – Не буду скрывать – я кое-что знаю. Знаю, но молчу. Не только потому, что уважаю личные тайны Алиции, но и потому, что элементарно боюсь. Боюсь за себя. Алиция тоже боялась, и, как выяснилось, неспроста.

– Похоже, этот страх сказался на твоих умственных способностях, – брюзгливо фыркнул Дьявол. – Как иначе объяснить твой заскок насчет шпионажа?

– А кто иначе мог следить за нею, разъезжая на автомобиле западной марки? Збышек?

– Так за нею все-таки следили?!

– Кто ей установил в квартире микрофон? Тоже Збышек?

– Брось шутить! – оживился Дьявол. – Ты уверена?

– Собственными глазами видела.

– Вот зачем тебе маляр! Иоанна, майор тебя убьет!

– Как бы не так! Разве ты сам захочешь от меня избавиться. Позволь напомнить еще раз – все это я рассказываю тебе сугубо конфиденциально. За порогом этого дома я от своих слов открещусь, если только мне не гарантируют полную безопасность.

Дьявол на какое-то время задумался.

– Слушай, а тебе не приходило в голову, что, будь здесь замешана контрразведка, расследование вел бы не майор, а совсем другие инстанции?

– Приходило, и не раз. Но я в такие инстанции не вхожа – кто их знает, может, они втихую этим и занимаются.