Танцы в лабиринте

— Все, — вскинул вверх руки Анатолий. — Одна нога здесь, другая там. Быстрым соколом. Я прямо так, в одной рубашке, ничего?

Рим пожал плечами.

12

— К ответу перед Родиной готов! — отрапортовал кап-два. — По всей строгости закона.

Петр Волков достал сигарету, прикурил ее и, глядя на тлеющий кончик, неторопливо сказал:

— Вы присядьте пока.

— Есть! — Седов с готовностью опустился на стул.

— Не все так просто, — задумчиво произнес Петр.

— Согласен, — кивнул Седов.

«Вот ведь, етит твою мать… — размышлял про себя Волков. — И чего теперь делать? Расспрашивать его дальше, что, мол, за тачка в тебя въехала, кто как выглядел — это ж… идиотом себя полным выставить, если не хуже. Он же уверен, что я в курсе. Ну, обязан быть в курсе,. по крайней мере. Это у него сейчас, спьяну, в мозгах не все друг с другом стыкуется. Узелки не завязываются, потому что он ничего увязывать и не пытается даже. Увидел меня, отождествил с карой неминуемой и расслабился. Обрадовался даже. Это нам знакомо. Устал человек бояться, арест для него облегчение. Это бывает. Но брякни я чего-нибудь лишнее, он же мигом сообразит, что пассажир-то я какой-то левый. Я ж ему ни документов не предъявил, ни… ну вообще ничего. Просто он себя настолько уже накрутил, что тюрьмы как избавления ждет — все какая-то определенность. И не осознает вдобавок, что он пьяный. А значит… значит, не надо делать резких движений, суетиться не надо. Если он меня расколет, поймет… ну, что не перед тем раскрылся… тут уж… мало ли, как эта ручка работает, — Петр покосился на лежащую возле капитана шпионскую авторучку, — может, она стреляет говном каким-нибудь. Он меня спьяну и присовокупит, в качестве бездыханного тела агента вражеской спецслужбы, ко всем этим вещдокам, когда протрезвеет и решит в объятия нашей доблестной контрразведки сдаваться. У него же сейчас кто не „свой“, тот, значит, „чужой“. Однозначно. И не валить же его, на самом-то деле, в пределах разумной самообороны. Мужик вроде неплохой. Водки вот только ему, по жизни, жрать бы меньше надо, но уж это… А если просто скрутить, так что потом делать? Самому спецуру вызывать? Ну уж нет… Извиняйте, ребята. У вас свои расклады, у меня свои».

— Значит, так, — сказал наконец Волков, решительно раздавив окурок в пепельнице.

— Да? — вскинул на него взгляд кавторанг.

— Положение дел на сегодняшний день таково: мне, короче говоря, очень важно было выяснить вашу… так сказать, позицию на настоящий момент. Я потому и решил, поразмыслив, прийти к вам один, таким вот… частным, что ли, образом. И очень рад, что в вас не обманулся. Именно так я… э-э… всю эту ситуацию себе и представлял. Вот это вот все, — Петр обвел взглядом лежащие на столе предметы, — пусть пока остается у вас.

— А как же?..

— Так надо, — твердо сказал Волков. — Далее… Платок есть?

— Так точно. — Седов вынул из кармана носовой платок.

— Похвально. Сотрите отовсюду отпечатки своих пальцев. Предельно аккуратно. Так. Теперь сложите обратно в пакет. Ну что ж вы… платком, платком. Вы же опять наследили. Вот так. Заверните и уберите. Это раз. Теперь… Ничего не предпринимайте. Бросьте пить и психовать. В понедельник выходите на службу. Чтобы все было как всегда. Не нужно привлекать к себе лишнего внимания. Будут звонить эти… ну, вы понимаете?

— Так точно.

— Вот… Будут расспрашивать, ну мало ли, что со связником и прочее, — говорите все как есть. Ничего не врите и ничего не скрывайте. Не надо их считать идиотами. Ну, разумеется, о нашей с вами встрече…

— Это понятно.

— Никто! Повторяю — понимаете? — вообще никто не должен знать. Видите ли, у нас тоже… утечки возможны. На улице меня встретите — проходите мимо. Я вас не знаю, вы меня. Для вашего же блага. Ясно?

— Это понятно.

— Вот и хорошо.

— А что же со мной?

— Посмотрим. — Волков поднялся из-за стола и направился к выходу. — Подумаем. Не так все просто.

— Я же ведь… ничего еще и не сделал, — Седов стоял на пороге квартиры и смотрел вслед спускающемуся по ступеням лестницы Волкову, — такого…

— Я с вами свяжусь, — обернулся Петр. — Разберемся.

13

— О, ба-рат, как, а?! — сказал вслух самому себе Волков, захлопнув дверь джипа и вставляя ключ в замок зажигания.

Воистину, город наш удивителен. Цирк, да и только. Или, скорее, театр. Будто бы на самом деле выстроил его кто-то на ладони, опустил затем уже в таком вот, готовом виде, целиком, со всеми его дворцами, проспектами, набережными, мостами и трущобами на зыбкую поверхность болот, которая отдельный камень держать не может — где и жить-то человеку вообще-то не надо бы, ибо дух нехороший, морок некий, от диких этих болот даже сквозь мостовые подымается, — и наблюдает теперь, как население в этих его декорациях пытается судьбу свою обустроить.

Пространство бытия в виде лабиринта каменного дано. В общих чертах даны инструкции, как в нем жить. А зачем — это пусть каждый сам догадывается, ну и… роль свою играет в соответствии.

Декорации, конечно, мощные. Но только морок-то болотный в воздухе висит, огоньки какие-то блуждающие пляшут. Вот крыша у людей и едет. Навевают декорации эти самые… мизансцены, ну… небанальные какие-то, что ли. И вот, напрягается человек, силится соответствовать и противиться этому своему стремлению вовсе не может, ибо не от него оно. Просто чувствует, что надо что-то такое… этакое сделать со своей жизнью. Что нельзя, дескать, просто так существовать в этом великолепном свете рампы — камни ему это диктуют. Но диктуют (на манер лукавого суфлера, которому конфуз на сцене — первая радость) невнятно и невпопад. Вот и швыряет героя из фарса в трагедию и обратно.

А народу-то во всем этом действе занято много. И ведь каждый себе пьесу по-своему видит. И громоздится нелепица на нелепицу. Входит, к примеру, гражданин в некую жизненную ситуацию (будучи совершенно уверенным в том, что это водевиль и что он — комик) и начинает вести себя в ней легкомысленно. А другие персонажи, которые в этой ситуации пребывают, драму разыгрывают. И что? Отпускает тот, вновь прибывший, реплику типа: «Явление второе! Те же и Никита с помоями!» И ждет, когда все вокруг смеяться станут. А ему, натурально — бац! — ногой по роже, и будь здоров. Очень даже просто.

А иногда наоборот бывает. По-всякому бывает.

В иных городах (автор был, видел) жизнь спокойная, размеренная. Все тихо-мирно. Живут себе люди в свое удовольствие, кушают да телевизор смотрят. Иные детишек тетешкают, а иные водочку потихоньку пьют. И все нормально.

А тут… То умного государя-императора бомбисты из всеобщего человеколюбия грохнут, приняв его за тирана, то на благо населения этому же населению кровя передовые люди пускать примутся посредством революций, а то вдруг из-за кулис выходит некто и говорит: «А давайте воду нашу, на манер голландцев, дамбой запрудим? Вот тут. Посмотрим, чо будет…» И начинают жители дамбу городить. Но ведь у нас не Голландия. Кто ж ее до конца-то достраивать станет, а? Смешно сказать… Это ж долго и скучно. Да и деньги, вроде бы на строительство отведенные, как-то странным образом вдруг заканчиваются. Ну и бросают, разумеется. А недостроенная дамба тем не менее воду загораживает. Лишенная же привычного свободного протока, вода застаивается и по своему естественному обыкновению загнивать начинает, отравляя и так не сильно здоровую природную атмосферу. А того, кто это дело предложил, уж и не сыскать. И нет всему этому ни конца, ни края. Я же говорю, цирк, да и только. Ну да ладно, чего уж тут.

Волков взглянул на часы, воткнул передачу и, отъехав от поребрика, развернулся.

"Что же это получается? — он выехал на Колокольную и повернул направо, к Владимирскому проспекту. — В «копейке», получается, Седов и связник. В тачке, которая в них въехала, двое непонятных. Может, «контора», а может, и правда, братва. Нам это неизвестно. Но… братва — это вроде как-то реальнее. Тому-то со страху везде измена катит. А они просто тупо впилились в какое-то корыто и пошли бабки снимать. Типа: «А кто виноват? Ну не мы же… Чо тут, в натуре, на каждом шагу всякий козлопастух свои „дрова“ расставляет?» Далее…